Тридевятое. Книга первая — страница 40 из 50

— Что это такое, Глеб? — шёпотом спросил царевич, стараясь не отвлекать чародея от работы.

— У меня есть предположение, но сначала я хочу, чтобы ты ответил на несколько моих вопросов.

Иван утвердительно кивнул, показывая, что расскажет всё, что ему известно.

— Что ты знаешь о последних часах жизни своего отца? Мучили ли его боли? — Глеб оторвался от созерцания трупа, переведя взгляд на Ивана.

— Прохор, который сейчас как раз находится при смерти от той же хвори, рассказал о том, что царя мучили сильные боли в животе, что он постоянно испражнялся и бредил. Его сознание было сильно замутнено.

— Как проявлялась хворь до последней недели?

— В основном была дрожь, больше в руках, но иногда и во всем теле. — начал перечислять Иван то, что помнил. — Его походка изменилась, лицо часто застывало в одном выражении, терялась концентрация внимания…

— Лекари предпринимали что-то для излечения?

— В основном разные отвары, так же я знаю, что он часто ходил в баню.

— Чем царь питался в последние дни в жизни?

Иван покачал головой:

— Прости, Глеб, этого я не знаю.

— Можешь предположить.

Царевич задумался, на ум пришла всплывшая тогда картинка, когда он впервые заглянул в блюдо с яблоком в тереме Кощея Бессмертного, и увидел там Прошку, бегущего с краюшкой хлеба и крынкой молока:

— Возможно, он ничего не мог есть кроме размоченного хлеба.

— Я понял.

Коротко закончил разговор Глеб, возвращаясь обратно к покойному. Он положил ладонь прямо ему на сердце, закрыв глаза. Зелёные искорки пробежали по мёртвому телу. И в один момент оно словно содрогнулось в судороге, а затем закорчилось от боли, будто до сих пор было живым. Иван от неожиданности отшатнулся, глядя на трясущийся стол, беснующего покойного отца и при этом непроницаемо спокойного Глеба, ощущая сильную жалость к покойному и непонятный страх перед увиденным.

Лицо Глеба, обычно не блистающее разнообразием эмоций, внезапно искривилось, и он оторвал ладонь от трупа. В один момент всё прекратилось, тело на столе обмякло, а юноша обернулся к притихшему царевичу.

— Ты думал, я у Кощея травки заваривать учусь? — насмешливо спросил он, заметив промелькнувший в глазах друга суеверный ужас.

— Нет, но мог бы предупредить. — Иван глубоко вздохнул, сбрасывая с себя пелену страха.

— Я хочу взглянуть на слугу твоего отца. Мне нужно проверить его состояние перед тем, как дать тебе ответ.

Покрываясь искрами, Глеб подошёл к Ивану, на этот раз не удивившемуся процессу превращения. И вновь змейка смотрела на него внимательным взглядом, ожидая, пока царевич склонится к ней, чтобы чёрной лентой скользнуть по его запястью, притаившись и терпеливо дожидаясь, пока её доставят прямиком в нужное место.

Как и ожидалось, лекарь не счёл нужным сидеть всю ночь у кровати бедолаги и ушёл на покой, так что царевич без лишних вопросов прошёл в махонькую комнатёнку, где от жара метался на постели бедный Прошка.

Глеб без лишних слов скользнул к мальчику, принимая человеческий облик. Он задержался рукой на его лбу, от чего тот внезапно затих, наконец успокаиваясь. После, чародей продолжил внимательный осмотр хворого, изучив его от макушки головы до кончиков пальцев, проверив пульс на тонком запястье, и наклонившись послушал тяжёлое дыхание.

Иван терпеливо ждал, молча наблюдая из угла за происходящим. Он ужасно устал, голова с появлением Глеба перестала болеть, но тяжесть временами напоминала о себе, от чего хотелось только сесть на лавку и закрыть глаза от бессилия. Но царевич держал себя в руках, понимая, что мальчику сейчас в сто крат тяжелее, чем ему, да и Глеб не оценит, если он упадёт от усталости.

Глеб, словно догадавшись об его состоянии, поднял на царевича внимательный взгляд, отрываясь от созерцания хворого:

— Тебе стоит поспать, иначе рискуешь помереть от усталости.

Иван вымученно улыбнулся:

— Не переживай, со мной всё будет в порядке.

— Я не переживаю, просто говорю, что думаю. — скривился Глеб, а затем подошёл к царевичу и строго заметил. — У мальчика очень мало времени. И хоть ты едва держишься на ногах, но ему жизненно необходима твоя помощь. — получив утвердительный кивок, добавил. — Если мы не выведем яд в течение этих суток, он умрёт.

— Подожди, о чём ты? Ты сейчас сказал «яд»? — непонятливо спросил Иван.

— Ты сказал, что он находился с твоим отцом очень долгое время.

Царевич снова согласно кивнул.

— Если бы хворь была заразна, мальчик уже бы её подхватил. Сейчас с ним происходит то же самое, что и с царём накануне его смерти.

— Как ты это понял?

— Стало ясно после разговора с тобой и твоим отцом.

— Подожди, ты что…

— Разговаривал с покойником, да. Я уже говорил тебе, что не васильки у Кощея собираю.

Глеб пробежался взглядом по комнате и остановился на уже подсохшей краюшке хлеба.

— Хлеб был отравлен. Я думаю, что мальчик съел несколько раз то, что принёс для царёвой трапезы.

— Ты в этом уверен? — Иван взял хлеб в руки, повертел его, понюхал и отложил в сторону. — Выглядит как обычный хлеб, даже цвет тот же, что туда можно подмешать?

— Слышал о маточных рожках?

Царевич покачал головой.

— Это гриб, который растёт на пшенице, яд в нём в определённых количествах способен убить человека. Именно он и был добавлен в муку. Царь скончался в муках из-за большого количества съеденного с пищей яда, я могу с точностью сказать, что хлеб отравили намерено. Хоть и маточные рожки часто попадают в муку по ошибке, но этого недостаточно, чтобы убить человека за пару недель. Обычно всё заканчивается просто слабостью и болями в животе, иногда доходит до галлюцинаций и бреда, но то, что было с царём указывает на очень большое количество яда, съеденное за один или скорее несколько раз за короткое время. Особенно это заметно по черноте на пальцах, это характерный признак отравления. Скорее всего последняя трапеза царя была смертельной.

— Это значит, что убийца всё ещё в тереме.

Глеб пожал плечами:

— Не обязательно, он мог выполнить наказ и удалиться.

— Мы обязательно займёмся этим позже, а пока я отдам приказ заменить муку на царской кухне. Кто знает, сколько яда ещё осталось.

— Я обязан предупредить, что в тереме для тебя не безопасно. Ты должен быть крайне осторожен.

— Я понимаю, но ты знаешь, что я не могу оставить свой дом, семью, жену! Это невозможно, Глеб… — тяжело вздохнул Иван. — Мы обязательно найдём того, кто это сделал это с моим отцом и Прохором, и тогда в тереме вновь воцарится мир.

Глеб тихо выругался про себя, такого ответа он и ожидал.

— Я тебя предупредил. Твоё благородство когда-нибудь выйдет тебе боком.

— Я таков, какой есть. А ежели могу спасти чью-то жизнь, то стоит рискнуть.

— Как скажешь — спокойно отозвался чародей, а затем подошёл к больному, который сейчас мирно спал. — Накажи лекарям следующее: дабы яд вышел из тела больного, пусть они спровоцируют рвоту. Так же мальчику нужно как можно больше воды, пусть пьёт даже через силу. Времени у нас нет, поэтому я дам кое-что из своих запасов. — он взмахнул рукой, а затем протянул юноше горшочек с черными гранулами внутри.

— Что это такое? — спросил царевич, рассматривая странное снадобье.

— Не смотри с таким подозрением, это всего лишь обычный уголь. Я немного поработал над ним, избавился от ненужного и скатал шарики с картофельным крахмалом для удобства. Это средство поможет вывести яд из организма мальчика. Пусть съест все это в три приёма за завтрашний день, а также разбуди его после моего ухода и накорми шариками прямо сейчас. Ежели будет рвота, то лучше накормить после того, как всё выйдет из мальчика, иначе не поможет. Позови какого-нибудь служку и накажи менять холодные тряпки на лбу да следить за тем, чтобы он ничего не ел, особенно хлеб.

— Глеб, я искренне благодарен за твою помощь! Что бы я без тебя делал?

Тот только отмахнулся.

— Хватит болтать! У мальчика каждая секунда на счету. Лучше займись делом, Иван!

Он скользнул по царевичу непроницаемым взглядом.

— И я уже говорил, что ты выглядишь паршиво, постарайся поспать.

С этими словами он растворился в воздухе, а Иван поставил заветный горшочек к изголовью и начал будить Прошку, чтобы исполнить всё наказанное чародеем ранее. Он так же разбудил лекаря и передал ему указания Глеба, тот только хмуро кивал, не став задавать лишних вопросов, и пообещал всенепременно всё исполнить.

Уснул Иван только под утро на первой попавшейся лавке, убедившись в том, что передал мальчика в надежные руки, а все наказы Глеба тщательно исполняются.

Проспав от силы пару часов, он проснулся от суеты, наполнившей царский терем.

Во дворе собиралась многочисленная похоронная процессия, состоящая не только из обитателей царского терема, но и простого люда. Многие уже с самого утра стояли за воротами, желая проводить любимого царя-батюшку в последний путь. На глазах собравшихся блестели горькие слёзы, бабы теребили края платочков, стараясь успокоиться, а мужики сурово наблюдали за происходящим, пытаясь скрыть скорбь.

Облачённого в лучшие одежды покойного царя, вынесли на украшенных цветами и золотистыми колосками ржи деревянных носилках крепкие воеводы. Под скорбную песнь, льющуюся из уст каждого, кто пришёл проводить государя в последний путь, толпа образовала живой коридор, идущий в аккурат вплоть до скошенного поля, где был установлен помост для погребального костра. Многие из пришедших плакали, Берендей был добрым царём, всегда готовым постоять за свой народ, и теперь, когда его не стало люди ощущали отчаяние, но одновременно с этим с надеждой смотрели на царевичей, что шли следом за отцом, надеясь, что они переймут мудрость правления у родителя. Жёны старших братьев так же присоединились к процессии, что вызвало некоторый недовольный ропот у горожан, так как Василиса Прекрасная отсутствовала. Иван знал, что она будет наблюдать за происходящим из окна, и это придавало ему сил.