Когда шаги снаружи затихли, оба царевича бросились в ноги к младшему.
— Не гневайся, Иван-царевич! Не наша эта затея была! Разве стали бы мы думать об убийстве собственного брата?
— То жена твоя ведьминскими речами нас заговорила!
Повинились братья.
Иван нахмурился:
— Говорите, что это Василиса виновата? А сами вы меня убивать не хотели?
— Да, верно говоришь! Это всё её козни!
Младший царевич сел на корточки, а затем со всей дури треснул кулаками по головам братьев, в одно движение раскраивая им царские носы.
— Решили всё на девку свалить, значит?
Он был вне себя от злости. И кому теперь можно было доверять на этом свете?
— Но это она всё спланировала! — не унимался Василий, за что получил ещё раз.
— Даже если это правда, вы виноваты не меньше. — спокойно сказал Иван, поднимаясь на ноги. — Ладно, вставайте, хочу смотреть в ваши бесстыжие глаза, когда с вами разговариваю.
Братья поднялись, виновато потупив очи, приложив ладони к разбитым носам.
— Я сказал, в глаза мне смотрите!
Царевичи невольно подняли на него взгляд, в голосе младшего звучала доселе невиданная внутренняя сила.
— Я не стану никому рассказывать о вашем предательстве. И казнить тоже не собираюсь. Ваш подлый поступок будет преследовать вас до конца жизни. — спокойно проговорил Иван, глядя прямо в глаза старшим братьям, которые впервые смотрели на него со страхом и уважением. — Вы оба можете сослужить хорошую службу Тридевятому, если будете мне повиноваться, поэтому поклянитесь именем нашего отца в верности, и дайте слово, что оставите свои притязания на мой трон.
— Клянёмся именем царя-батюшки Берендея, что признаём Ивана, третьего царского сына полноправным правителем Тридевятого царства и клянёмся служить ему верой и правдой до конца наших дней. — одновременно проговорили старшие царевичи.
Иван знал, как нелегко дались эти слова братьям, но оба смолчали. Им было неизвестно, как младший смог вернуться с того света, и сейчас они испытывали суеверный ужас при одном только взгляде на него.
— За нарушение клятвы полагается смерть.
В глазах царевичей отразилось понимание, смешанное со страхом.
Иван больше не был тем добрым и невинным юношей, который стал бы терпеть упрёки, ему больше нельзя было выстрелить в спину. Теперь перед ними стоял истинный царь.
— Какие будут приказы? — серьёзно спросил Сергей.
— Привести в порядок царский терем, подготовить поминальный обед в честь покойного царя-батюшки, и проследить, чтобы никто из местных не покидал Царьград в моё отсутствие.
— Куда ты собираешься? Разве не останешься попрощаться с батюшкой? — удивлённо спросил Василий.
— Надо сказать вам спасибо, я на том свете с ним попрощался. — холодно ответил Иван.
Братья замолчали.
— Я должен встретиться с другом. Пока меня не будет, подготовьте всё для моего восхождения на престол.
— Будет сделано.
Иван прошёл мимо них, а затем отпер дверь и вышел вон из горницы. Ему нужно было встретиться с Глебом. Только он мог пролить свет на происходящее, поскольку Иван после разговора с Василисой окончательно запутался. Если Глеб бессмертен, то значит он каким-то образом перенял знания своего учителя. Зачем отдал ему кольцо Кощея? Вопросов было больше, чем ответов, посему царевич, не дожидаясь утра, выскочил за пределы терема и умчался вдаль на коне, провожаемый недоумёнными взглядами жителей Тридесятого царства.
Глава 9Глеб
Долго ли коротко ли добрался Иван-царевич до Зачарованного леса, простирающегося на многие вёрсты до самого горизонта. Спешившись, он оставил Сивого пастись на границе, зная, что тот никуда без него не забредёт, а сам поудобнее перехватив лук, направился вглубь.
С виду лес не отличался от самого обычного, берёзовая роща сменялась густым ельником, в иголках которого прятались шляпки грибов. Слышалось пение птиц, где-то рядом затрещали сучья из-за показавшихся среди ветвей любопытных белок. Олень с витыми рогами, едва завидев человека сразу скрылся в чаще. Солнце проникало внутрь через природный узор ветвей, листья которых уже тронула золотая и алая краски, напоминая о приближении осени и следующих за ней скорых холодах.
На первый взгляд ничего вокруг не выдавало колдовства, но внимательный путник мог бы заметить, что некоторые деревья имели необычную форму, иногда и вовсе повторяющую очертания человеческого тела, порой кто-то аукал со стороны непроходимого валежника, или слышались приглушённые женские голоса, будто молодые девушки собирали белые грибы в ближайшем ельнике.
Но Иван, который обычно разглядывал всё вокруг, сегодня не обращал на странные звуки никакого внимания, как и на ужасную усталость после долгой дороги. Он усиленно искал заветную тропинку, на которую смог выйти в прошлый раз у заброшенной хижины в деревне Вечорки. Солнце уже высоко стояло над деревьями, когда царевич понял, что заплутал в поисках той самой дороги. Возможно, в прошлый раз только чудо помогло ему выйти к Кощееву терему, поскольку сейчас он несколько раз наткнулся только на непроходимое болото, где поросшая мхом кикимора недвусмысленно улыбнулась ему, сверкнув рядом кривых, острых зубов, поманив к себе рукой.
Заветная тропинка будто исчезла, да и места попадались совершенно незнакомые. Не то, что бы царевич хорошо запомнил дорогу, но взять хотя бы вороний глаз, в прошлый раз постоянно попадающийся на тропинке. Уже не говоря о том, что тот самый камень на развилке трёх дорог тоже ему так и не попался. Он выбился из сил настолько, что присел, устало привалившись к дереву, и обнаружил, что не взял с собой даже воды, уверенный в том, что так же легко как в прошлый раз сможет добраться до обители Кощея Бессмертного. Во рту маковой росинки с момента отъезда не было. Сегодня судьба ему не благоволила, оставалось только плутать в надежде наткнуться на случайную лесную тропу, ведущую непонятно куда. Да хоть к той же кикиморе, с ней хотя бы можно было попробовать начать разговор.
Дав небольшую передышку уставшим ногам, царевич заключил, что рассиживаться долго бессмысленно и так он точно никогда не дойдёт до Глеба. Поэтому поднялся с мягкого мха и побрёл в неизвестном направлении среди деревьев, пока не вышел на едва различимую, поросшую лесной травой тропу. Она разительно отличалась от той, что он ходил в первый раз, но царевич был рад и этому подарку судьбы. Иван сразу же бросился по ней вперёд, стараясь не упускать из вида петляющую меж деревьев спасительную дорожку.
Остаток дня он шёл по ней без какого-либо представления о том, куда его может вывести загадочная тропинка. Впрочем, вновь на болото всё-таки не попал, это вселяло надежду на лучший исход. Под вечер деревья внезапно расступились, наконец открывая вздору что-то кроме бесконечной лесной чащи. Цепляясь полами стрелецкого кафтана, который так и не снял в царском тереме, за малиновые заросли, словно забором росшие вокруг, Иван вышел на лесную опушку и замер.
Перед ним высилась та самая избушка на курьих ножках, о которой ему столько раз рассказывали мамки-няньки в детстве. Двор был обнесён частоколом, нанизанные на пики человеческие черепа зловеще смотрели на царевича, в их пустых глазницах теплились красные угольки, в сумерках похожие на зловещие глаза. Сердце быстро забилось, поскольку человеческие останки, судя по всему, были настоящими. Всё вокруг словно кричало о том, чтобы он убирался подобру-поздорову и даже не думал совать свой нос за жуткие ворота. Но Иван, сглотнув подступивший ком в горле, всё-таки прошёл во двор. Сердце грела мысль, что здесь должна быть Яна, которая казалась ему добрым, хоть и несколько озорным человеком. Ведь она ходит в ученицах у самой Бабы-Яги, и где ей жить, ежели не в её владениях?
Сама избушка выглядела неприветливо, она стояла как полагается повернутой задней стенкой к пришедшему. Солома на крыше приобрела грязно-желтый оттенок и в некоторых местах свисала клочьями. Несколько ворон недобро закаркали, наблюдая за ним с ближайших деревьев, давая последнее предупреждение убираться подобру-поздорову.
Иван сжал кулаки, подавляя нарастающую дрожь. Хоть он уже умирал, второй раз отправляться на тот свет совсем не хотелось. Дав себе пару мгновений на то, чтобы собраться с мыслями, царевич громко произнёс заветные слова.
— Избушка-избушка, встань к лесу задом ко мне передом!
Вопреки его ожиданиям та даже не шелохнулась в его сторону, полностью пропуская команду мимо своих куриных ушей.
— Избушка-избушка, встань к лесу задом ко мне передом! — вновь повторил царевич.
И снова полное безразличие со стороны проклятого строения.
— Избушка-избушка! Будь так добра повернуться и впустить меня! — изменил тон просьбы юноша.
Но услышал только насмешливое карканье ворон, словно те ржали, потешаясь над его жалкими попытками сдвинуть с места вредную избушку.
Иван сбился со счёта от того, сколько раз произнёс эти слова, сначала он старался быть вежливым, потом его достало, и начал грозиться, что сейчас сам обойдёт и войдёт, раз злосчастный дом не хочет поворачиваться по-хорошему. Однако как ни пытался претворить свою угрозу в жизнь, не смог зайти к ней со стороны двери, неведомая сила вновь и вновь выталкивала его обратно к задней стенке. Вороны на дереве ржали уже откровенно, и на секунду царевичу показалось, что даже черепа начали издавать грохочущие звуки похожие на смех. А вот ему сейчас было не до веселья, в последнее время проводить ночи у дверей чьих-то домов стало своеобразной традицией, и он, искренне, не желал её продолжать.
Уже на автомате уставший Иван стоял напротив избушки, повторяя заветные слова в надежде, что та всё же сжалится и впустит его.
— Фу-фу! Русским духом пахнет! — внезапно услышал царевич скрипучий голос за спиной.
Высокая женщина, одетая в чёрное, стояла прямо перед ним, сверкая глубокими тёмными глазами. Вопреки ожиданиям, Баба-Яга, а это была именно она, не выглядела дряхлой старухой, коей её всегда описывали. Осунувшееся лицо, как и полагалось в её возрасте, тронули морщины, но они скорее придавали ей мудрости, чем делали уродливей. Вплетённая чёрная лента сильно выделялась на полностью седых волосах, а тёмное, длинное одеяние скрывало за подолом волочащуюся костяную ногу, которая показывалась лишь тогда, когда Баба-Яга передвигалась.