— Тебя пощадить? — уточнил Аквей.
— Меня… И Флима тоже. Он не виноват! Я извела его, измучила… Флим, я всего лишь хотела, чтобы мне не было так больно…
— Дура, — холодно ответил мой муж. — Он и был твоим утешением, а теперь умрет, потому что ты не пожелала мириться со своей участью. Я не прощу покушения на свою жену.
— Пощади!
— Тебя пощажу, с женщинами не воюю. Ты жалела об этом браке? Что ж, я освобождаю тебя, отныне ты вдова. Но и жить здесь не позволю, мне не нужны предатели и лживые твари. Услышь и запомни меня, Эйволин Аллиерт, старшая в своем роду. Отныне род Аллиерт изгнан с земель моего клана, и любого вернувшегося без дозволения, будет ожидать смерть.
— Но куда же я пойду?!
— К своему покровителю и благодетелю. Коли Мендак теперь тебе господин, то пусть он и позаботится о твоем благе.
— А Флим?
— Флимен Мунн признан виновным в покушении на лейду Аквей и умрет. И что же ты не стала счастливей, Эйви? Ты больше не жена, радуйся! У тебя был дурной муж, я избавил вас от него, лейда Мунн, урожденная Аллиерт. А теперь ступай прочь.
— Пощади! — завыла Эйволин, упав в ноги бывшего жениха и господина.
— Тебя пощадил. А теперь ступай и помни, что на твоей душе смерть того, кто любил тебя больше жизни. Убирайся!
И Эйволин смыло в Водные врата.
— Ты казнил? — тихо спросила я.
— Нет, конечно, — ответил Скай, поглаживая мои бедра. — Посадил дурака под замок. Наговорил кучу всего, чтобы было, о чем подумать. А заодно, может, в пустой голове Эйволин уляжется, кого и ради чего она потеряла. Пусть помыкается, Мендаку она не нужна. Хлебнув лиха, легче понять ценность такой малости, как любящее сердце рядом. Придет время, отправлю к ней Мунна. А Мендак… — Аквей скрипнул зубами, — он умрет. Довольно с него каверз. Жаль, что успел сбежать, его бы щадить не стал, и обоснование для кары у меня отличное. Но я найду его. И довольно о них. Я исполнил уговор, — и я полетела на кровать. Больше разговоров не было.
В последующие дни Скай часто отлучался, занимаясь подготовкой к известному событию. Я отправлялась с ним только тогда, когда дело касалось тригов и айров. И пусть моей жизни уже не угрожали пресловутые тридцать дней, но откат был совсем близко. То там, то здесь появлялись разрозненные выплески стихийной энергии. Теперь невозможно было просчитать, где в следующий раз произойдет прорыв. Леоры, решившие нам довериться, передавали Скаю послания от тех, кто покинул Совет, некоторые спешили присоединиться к нам.
Однако оставались те, кто уверял, что всё это «проделки Темного и его шавки, а Аквей продался за бабьи ласки». Супруг не говорил мне этого, но я слышала порой его беседы с леором Вером. Не знаю, что точно таил на душе наш хозяин, но поддержать своего господина старался по мере своих сил.
— Тьма, Лим, меня от тупости уже трясет! — приглушенно восклицал Скай. — У соседей безобидный лесной ручеек превратился в бурную реку. В Агро молнии били с ясного неба. Более двух часов, Лим! Города больше нет, жертв много, а они всё подвох в моей жене видят. Порой мне кажется, что для таких баранов откат стал бы благом, хотя бы перед концом прозрели. Но даже ради науки мы не можем допустить его проникновения в наш мир.
— Лейда Аквей действительно может спасти нас?
— Будь моя воля, я бы близко ее не подпустил к логову рыжего поганца, но без нее и вправду не обойтись. Она имела дело с возвратной волной, я же пока как слепой котенок.
— Если Темный нуждается в ней, то ей вряд ли…
— Или ты глух, Лим, или с возрастом твой сметливый разум потерял остроту. Я всё рассказал тебе, а ты думаешь, что Ирис ничего не грозит?
— Прости меня, Скайрен, но мне всё еще сложно до конца уверовать, что в этой женщине нет зла.
— Могу понять, — ответил Аквей. — Но не могу принять. Я своими глазами видел, через что она прошла. Для меня нет чище души, чем у моей ягодки. И оттого еще сильней ненавижу Вайториса. Превратить Созидающую, дарующую и охраняющую жизнь, в проклинаемую всеми убийцу…
— Скай, твои глаза, они сияют…
— Это приток энергии. Я в бешенстве. Доброй ночи, Лим.
— Д-доброй ночи, мой господин.
В тот вечер я нашла Ская у реки. Воды ее вздыбились, образовав большой круг, и вода неслась по этому кругу, всё ускоряя свой бег. Я накрыла плечи мужа руками, прижалась к спине, и водоворот начал утихать. Вскоре вода с грохотом упала в реку, и ее течение восстановилось.
— Дольше медлить нельзя, — сказал Аквей.
— Нельзя, — согласилась я.
— Завтра я оповещу тех, кто идет с нами.
— Маги знают, что будет на самом деле?
— Те, кому я доверяю.
— Что они сделают, когда поймут, что были обмануты? — я обошла водника и заглянула ему в глаза.
Скай устроил ладонь на моей талии, заправил за ухо выбившуюся из прически прядку:
— У них уже не будет выбора, но иначе нельзя. Мы не можем повторять прежних ошибок. Если нам удастся задуманное, им будет не до обвинений в вероломстве.
— Нам будет непросто.
— В жизни вообще просто не бывает, — он улыбнулся и поддел пальцем кончик моего носа.
— И не поспоришь, — усмехнулась я.
— Еще бы ты спорила, — надменно ответил водник, получил тычок кулаком под ребра, растерял всю спесь, но только хмыкнул, покрепче обнял меня за плечи, и мы направились обратно к селению.
Это было в конце двадцать третьего дня. Весь двадцать четвертый день прошел в суете последней подготовки. В поселении ненадолго объявились айры и триги, чем привели в немалое смятение жителей. Кто-то с испугом смотрел на мощного великана Рварна, кто-то с любопытством на крылья Оэна. Особое впечатление произвело то, что зверь и летун по своей привычке не упустили возможности склониться передо мной. Для них я по-прежнему оставалась древним всемогущим божеством. И, как всегда, я приняла их поклонение без смущения, одарив обоих приветливой улыбкой. Вот она, прелесть дикарей, для них ничего не изменилось после того, как узнали, что божественности во мне столько же, сколько в дереве, на которое я опиралась плечом. Им было достаточно того, что я такая же, как их создатели, и никаких доказательств больше не требовалось.
Впрочем, не могу не рассказать о том, что успела заметить совсем необычного при встрече людей с представителями этих двух рас. Младшая дочь Лима Вера рассматривала Оэна Быстрокрылого не просто с восхищением, в ее глазах был восторг, и мой слух уловил, как она шепнула подруге:
— До чего же хорош этот айр.
— Утренняя заря уступает прелести юной девы, — не глядя на девушку, произнес Оэн. И вроде бы случайно брошенные слова, не имевшие оснований, достигли цели. Юная лейда Вер зарделась, потупила взор, на устах ее расцвета улыбка. И летун вновь сказал, ни к кому не обращаясь: — Солнце сегодня особенно ярко сияет.
— Ты ослеп, крылатый? — хмыкнул Рварн. — Небо затянуло облаками.
— Это твой взор затянут мутью, животное, — ответствовал Оэн. — Тому, кто высоко летает, видно больше, чем тому, кто бегает, уткнувшись в землю носом.
Триг демонстративно повел носом:
— Но приближение весны я чую отлично.
После снова усмехнулся, подмигнул лейде и ее подруге и прошел дальше. Невозмутимый Оэн покачал головой и последовал за ним, но вдруг обернулся и скользнул задумчивым взглядом по дочери Вера:
— Весна… — покачал головой и уже не останавливался.
А мне подумалось, а почему бы и нет? Было бы любопытно посмотреть, к чему приведет зародившееся влечение заносчивого айра и благородной лейды. Если они смогут превратить это в любовь и преодолеть непонимание и возмущение айров и магов, то, при желании и помощи творцов, такая связь может привести к рождению новой сущности. В любом случае, я им в своей помощи и поддержке не откажу, думаю, Скай будет со мной согласен. Этот мир заслужил больших перемен. Но всё это после… А пока нас ждала важнейшая битва, которую проиграть мы не имели права.
Остаток дня мы провели в поселениях айров и тригов, заканчивая то, что начали еще после Совета. Ощущение предстоящего уже витало в воздухе. Тревога, напряжение, но вместе с тем нечто торжественное, важное и неизбежное, от чего было невозможно убежать, нельзя было отвернуться, отмахнуться или отложить. Душа трепетала в ожидании, но не от страха. Это было предвкушение.
Чем бы ни руководствовался Скай, но для меня это было еще и возможностью поквитаться с Вайторисом за родных, за любимых, за загубленную жизнь, за долгое рабство, за жизни, которые я отнимала в своем ослеплении и почитании проклятого убийцы. Да, я желала помочь этому миру выбраться из ловушки Граней еще раз, хотела дать ему шанс на развитие и собственную жизнь, но еще я жаждала мести.
— Не позволяй чувствам захлестнуть себя, — повторял мне супруг. — Потеряешь над собой контроль ты, потеряю его и я. Ярость хороша лишь тогда, когда она придает силы. В ослеплении же толку не будет. И он знает об этом.
И это было так. Вайтор давно научился управлять мной, это было слабое место. Но теперь и я знала, куда стоит ударить, чтобы вывести Разрушающего из равновесия. Благодаря Скаю, я научилась отличать настоящие угрозы от пустых. А после того, как ко мне вернулась память, я осознала, что мой бывший «господин» вовсе не всемогущ. И пусть сила его велика, благодаря Граням, но это не делает его менее уязвимым, чем любое живое существо.
Однако не стоило забывать и того, что слияние, сделавшее нас с водником почти равными по могуществу Вайторису, оно же и ослабляло нас.
— Он не тронет тебя, пока жива я, — сказала я в один из дней после размышлений. — Ему нужно, чтобы я вернулась.
— Да, — согласно кивнул Скай. — Я тоже об этом думал. Регинис отказался от слияния, опасаясь, что его смерть уничтожит и тебя. Стало быть, для возрождения ты должна умереть, зная, что я жив. Скорей всего, рыжий захочет оставить меня до твоего возвращения. С этим он затягивать не станет, тебе нужно успеть рассеять откат. И лишь после твоего возрождения, пока ты без памяти, убьет. Но это в случае, е