Тридцать дней — страница 118 из 119

— Скай…

— Довольно, — отмахнулся Созидающий и накрыл ее губы своими губами, запутался пальцами в черных волосах, не позволяя отстраниться. Руки Ирис уперлись в плечи водника, но уже через мгновение обвили его шею, и лейда Аквей ответила на поцелуй…

Амфии бесшумно отошли от кустов, переглянулись и, прикрыв смешки ладонями, вернулись в океан. Венн накрыл глаза кончиком хвоста, что-то булькнул себе под нос, но уже через пару секунд пополз прочь. У него неожиданно разыгрался аппетит, и змей решил, что подкрепиться самое время.

Только Скай и Ирис остались стоять на поляне, покрытой нежными белыми цветами. Время текло где-то за зеленой порослью, шумели океанские волны, набегавшие на белый песок, шелестел листвой деревьев ветер, солнце, окрасив небо в алый цвет, спешило укрыться за горизонтом и отдохнуть от дневных забот. Мир дышал, мир жил, благословляя приближение нового дня, и лишь мужчине и женщине сейчас не было до мира никакого дела. Они насыщались вновь обретенной близостью, друг другом и своей любовью…

Эпилог

Капельки дождя рисовали на поверхности озера свой затейливый рисунок. Кружок, еще кружок, словно звенья бесконечной цепи, переплетались друг с другом, таяли и вновь собирались, стоило новым каплям достичь водной глади. Я оперлась ладонями на мокрую траву, откинула голову, подставляя лицо под теплый летний дождь, и блаженно улыбнулась. Мне было хорошо. На душе царило умиротворение и тихое бесконечное счастье. А еще покой…

— Ирис!

Жаль, недолгий. Гневный вскрик, слившийся с громким плеском воды, когда посреди озеро вынырнул суровый, порой противный, еще чаще вредный, но любимый настолько, что иногда мне казалось, что мое дыхание, прервавшись при взгляде в глаза-озера, уже никогда не возобновится. Я таяла и таяла от щемящей нежности, стоило его ладонями сжать мои плечи, или бесилась и злилась на него также неистово, как любила, но никогда, ни на единый краткий миг не оставалась равнодушной.

— За какой Тьмой, я тебя спрашиваю, женщина? — водяное чудище, сверкая взором, выбралось на берег, окончательно испортив полотно, которое рисовали дождевые капли.

— Что вас так прогневило, леор Аквей? — полюбопытствовала я, приоткрыв один глаз.

— И ты еще спрашиваешь! — он с пафосом вскинул руки к небу.

— Иначе мне не узнать причины, по которой ты нарушаешь умиротворение этого места.

— Лейда Аквей, — надменно начал Скай, но махнул рукой и уселся рядом. Он тряхнул волосами, обдав меня брызгами, но я лишь улыбнулась и прижалась головой к плечу супруга. Созидающий устало вздохнул: — Ирис, лекари велят…

— Да что они понимают, твои лекари?! — вдруг взорвалась я, но ладонь водника скользнула мне на спину, и я успокоилась. — Жизнь моя, его стихия — вода. Мы у озера, под дождем, слушаем мелодию капель, и нам хорошо. Наконец, я могу посидеть без всех этих успокаивающих зелий. — Я огладила рукой объемный живот и улыбнулась: — Ему замок, как тюрьма. Порой мне кажется, твой сын мстит мне за то время, пока я держала тебя в темнице. И характер у него твой, такой же непоседа.

— Еще бы, — фыркнул Аквей. — Его отец все-таки я. Но ты не переживай, он первые лет двадцать восемь только непоседой будет, потом немного утихнет.

— Хвала Мирозданию! — воскликнула я. — Хвала Мирозданию, что столько детей не носят, так что все его шалости будешь обуздывать ты, а я останусь доброй и милой. Буду баловать его, портить и любить изо всех сил.

Водник снова мотнул головой и заявил тоном, не терпевшим возражений:

— Ну уж нет. Баловать и портить его буду я. А ты поучай, наставляй, надоедай — это у тебя выходит лучше всего. — Я возмущенно округлила глаза, и творец передразнил:

— Скай, ты суешь нос в развитие мира. Скай, мы следим, а не мешаем. Скай, ты сотворишь чудовище. Скай…

— Но ведь ты и вправду разошелся! — воскликнула я. — Новый мир и его развитие — это не игрушки, а ты, как маленький мальчик…

— Во-от, — удовлетворенно протянул водник. — Зануда — ты. Я балую, ты поучаешь и не даешь нам жизни. А мы любим тебя изо всех сил. Согласна?

— За мальчишками нужен глаз да глаз, — усмехнулась я и щелкнула мужа по носу.

Он смешно поморщился, клацнул зубами, «пугая» меня, и вытянулся на мокрой траве, уместив голову на моих коленях.

— Да, и вправду хорошо, — блаженно вздохнул Скай.

Хорошо… Всё действительно было хорошо. После стольких веков, наполненных болью, ложью и борьбы за освобождение из-под власти Вайториса я, наконец, могла наслаждаться каждой новой секундой и просто ЖИТЬ рядом с любимым мной мужчиной. Без людской ненависти, без изматывающего чувства вины, без боли, выжигавшей душу. Просто жить и быть счастливой.

По началу, после того, как Скай воссоздал меня из ничего, вдохнул жизнь и вернул дар, полученный им в мгновение моей последней смерти, я еще какое-то время просыпалась по ночам с ощущением тревоги. Мне всё казалось, что мой мучитель вернется, чтобы вновь всё отнять. И пусть Вайторис исчез в энергетических токах Мироздания даже раньше, чем миновали проклятые тридцать дней, но въевшийся в кровь страх и вера в его могущество отступили не сразу. Однако наступило утро, когда я проснулась на плече супруга и поняла, что свободна.

Моя память, полностью восстановившаяся, больше не тревожила меня. Ушла боль, утихла горечь, оставив по близким мне людям лишь добрую грусть, и в этом мне помог Скайрен Аквей и его окружение. После сражения у Черного замка они больше не видели во мне врага. Наше возвращение встретили недоверием, вскоре сменившимся радостным изумлением, а после и вовсе криками ликования. Их господин вновь жил, а я… я просто заслужила их доверие и прощение. Говорят, смерть может искупить грехи прошлого, и я свои грехи перед людьми этого мира искупила, когда помогла освободиться от тирании Разрушающего ценой своей жизни.

А потом по дорогам, по трактирам, площадям, бедным и богатым домам магов и обычных смертных разнеслась песнь-легенда о двух сестрах: Игнис и Ирис. В той балладе говорилось, что злая сестра с черной душой, служившей Темному властелину — Игнис, позавидовала красоте и доброму сердцу Ирис и заточила ее в подземелье Черного замка. Но благородный леор Скайрен Аквей, когда был пленником Темного, услышал как-то печальную песню, которую пел нежный женский голос. Песня проникла леору в самое сердце, и он, желая освободить пленницу, сломал двери своей темницы, спас деву и полюбил, как только увидел ее. После они, рука об руку, победили Темного властелина и злую сестру Игнис, как две капли воды похожую на свою сестру.

Услышав эту песнь, я усмехнулась. Пусть так, пусть близнецы… Впрочем, в чем-то тут имелась истина. Ирис и Игнис — две половины одной сущности. Скай, выкрав меня, спас из темницы — Черного замка, полюбил, разглядев истинную суть, хоть и пытался сопротивляться самому себе. И пусть подтолкнули нас друг к другу стихии, но они всего лишь помогли создать наиболее выгодный союз, который преумножил наши силы, но полюбило все-таки сердце. С тех пор темную Игнис проклинали, благословенной же Ирис возносили хвалу.

Мир продолжал жить, больше не сдерживаемый в оковах лже-Вечного, развивался, мчался вперед, и вскоре появились новые легенды, новые герои, новые красавицы, чудовища и благородные спасители. И это оказалось самой лучшей благодарностью двум Созидающим, отступившим в тень, как только их роль освободителей была исполнена.

Скай покинул клан, избрав его новой главой моего доброго поклонника и верного друга — Войтера, сироту, воспитанного отцом моего водника. И чтобы сгладить разногласия, Скайрен Аквей стал названным отцом Войта. Войтер Аквей принял власть в свои руки и вот уже тридцать два года крепко держал ее бразды. Он обзавелся очаровательной супругой, двумя детьми и уже одним внуком, со временем забыв безнадежную, но искреннюю влюбленность в жену своего господина.

Войтер позволил воссоединившейся чете Мунн вернуться в клан. Не сразу. Наш пасынок долгое время не мог простить Флиму покушения на меня. Он отпустил узника, как велел Скай, и встреча супругов была даже трогательной, когда терзавшаяся виной за смерть мужа, Эйволин бросилась ему на шею. Совесть ли, или все-таки водница сумела переоценить свое отношение к верному ей мужчине, но больше она не роптала и не сожалела о потерянном. Они зажили тихо, удалившись от всех, довольствуясь тем, что у них осталось. Но однажды я, забывшая обиды и прежнюю ревность, попросила Войта за супружескую чету, уже имевшую на руках младенца. Глава клана упрямо поджал губы, но согласился, что младшему Мунну нужна поддержка не только родителей, но и сородичей, и изгнанникам было позволено вернуться. Отказываться они не стали. Жить в клане было намного проще, чем отшельниками.

Тетушка Тей осталась помогать новому главе клана водников. Она еще жива, и грозится перебраться к нам, как только маленький Созидающий огласит свет первым криком, но такой угрозой нас не испугать, мы всегда ей рады, и покои провидицы готовы принять свою постоялицу. Ее источник уже мало теплится, но от предложения племянника пополнить его и продлить жизнь Тей отказалась.

— Я прожила хорошую жизнь, мой мальчик, — сказала она в один из своих визитов. — Мои года у меня никто не отнимет, а лишних мне не надо. У меня осталось лишь одно желание — взять на руки твое дитя.

Это желание казалось почти несбыточным. Несмотря на воссоздание и обновленное тело, для меня ничего не изменилось. Энергетическая основа осталась прежней, и именно в нее я когда-то внесла изменения в угоду Вайторису. Нам понадобился ни один год и помощь моего отца, чтобы развязать проклятый узел, казалось, навсегда уничтоживший надежды на материнство. Впрочем, забот у нас хватало, и помимо личных желаний оставались нужды мира, которому мы были обязаны за ошибку, совершенную четырьмя самоуверенными юношами — творцами.

Отражения плодились теперь с невиданной скоростью, и приходилось встречать откат за откатом, это сильно усложняло жизнь. Устав от того, что не можем надолго оставлять Кристалл Реальностей без присмотра, мы приступили к самому важному своему Сотворению. И вновь нам помогал мой отец. У него было достаточно времени всё обдумать, рассчитать, переосмыслить. Сознание, не загруженное повседневными заботами, страстями, горестями и радостями, имеет ценную возможность — анализировать без спешки. Его советы оказались бесценны, и наш собственный мир, сотворенный из начальной энергии Истинной Реальности, остался самостоятельным, не получив привязки к Граням. Он не стал Отражением, и не уничтожил первые ростки жизни, как тот, в котором окончил свои дни Вайторис. Наш мир был тем самым белым листом, на котором мой отец, когда-то рисовал цветок, а мы со Скаем стали грифелем, заполнившем чистое пространство.