— Не ворчи, — отмахнулась я. — Ты самый мощный ручеёчек из всех ручеёчков. А теперь давай убираться отсюда, пока по нашему следу не помчалась лава.
— Только это спасает тебя от возмездия, — нацелил на меня палец Скай. — Но знай, память у меня хорошая и очень долгая.
— Уже трясусь от страха, — фыркнула я. — Где наши кони? С отрядом?
— Отряд ушел вперед, я отправил их к месту встречи, — уже серьезно ответил Аквей.
— Мы их догоним. Коней они должны были оставить на постоялом дворе. Он у подножия гор, так что нам придется немного пройтись. Не пугает?
— Ну что вы, леор Аквей, — не глядя на него, ответила я. — После злого ручейка я уже ничего не боюсь.
— Какая же ты… разговорчивая, — хмыкнул водник. Он уже полностью оделся, вытащил из мешка сухарь и кусок вяленого мяса, передал мне, добыл завтрак для себя, и закинул мешок на спину. — Идем?
Я кивнула, потому что рот был уже занят, и мы направились в сторону еще неизвестного мне постоялого двора, громко похрустывая сухарями, Искра завтракала у меня на плече.
— Надо срочно раздобыть тебе обувь, — заметил Аквей. — Босиком ты далеко не уйдешь.
— От Вечного? Уйду, — усмехнулась я. — Теперь я к нему возвращаться точно не хочу. Не знаю, сколько раз я умирала, но еще раз как-то не хочется. А то, что он меня снова убьет, я не сомневаюсь.
— Не убьет, — немного глухо ответил Аквей и откашлялся. — Теперь не убьет.
Я улыбнулась, но отвечать не стала. Кто кроме меня знал истинную мощь и возможности Вайториса? Никто. И насколько бы водник не был уверен в себе, но я надеялась пока только на свою просыпающуюся память и знания, уже имеющиеся. А имелось их не так уж и мало. И главным было то, что ухватив наш след, Вайтор догонит нас очень скоро, и тогда… «Я буду уничтожать Аквеев одного за другим, от старика до младенца, женщин, мужчин, подростков. Всех, в ком есть хоть капля проклятой крови. Я вырву с корнем его род, и выродок будет следить за его падением».
— Скай! — воскликнула я, останавливаясь. — Я должна тебе кое-что сказать.
Он успел сделать несколько шагов вперед, но, остановленный моими словами, остановился и обернулся, вопросительно глядя на меня. Я представила, сколько неприязни появится в глазах-озерах, когда я закончу свой рассказ, и с какой гадливостью водник будет вспоминать о нашей ночи, и отрицательно мотнула головой, вдруг ощутив прилив малодушия.
— Ирис, — позвал Аквей, когда, я, опустив взгляд себе под ноги, быстро прошагала мимо. — Что ты хотела сказать?
— Ничего, — буркнула я.
— Ничего так ничего, — беззаботно пожал плечами водник, догнав меня.
Я шла, по-прежнему глядя себе под ноги, кусала губы и отчаянно ругала себя. Нельзя молчать о том, что задумал Вайторис. Если скрою, это не отменит намерений Вечного, он всё равно сделает то, что задумал. Значит, нужно предупредить, и чтобы Скай не отнесся легкомысленно к угрозе, надо рассказать про Айеров. То, что вспомнила. Только как рассказать, если убийцей стала я? Как озвучить воспоминание, которое обретет плотность и реальность, как только я озвучу его вслух? Сейчас оно больше похоже на дымку страшного сна, словно случилось в ночном кошмаре, а не наяву. Но как только я скажу о нем Скаю, я признаю, что это случилось со мной, и именно я смотрела на девушку, мявшую свои оборки, собираясь всадить ей нож в сердце.
Я схватилась за голову, сжала в пальцах собственные волосы, вдруг вспоминая другие смерти. Они вставали перед моим глазами яркими вспышками, вонзаясь в душу острыми иглами: бургомистр Темнограда, леор, имя которого я даже не вспомню, деревня, погруженная в ревущее пламя… Крики, крики, крики, мольбы, проклятья, плачь, стоны и смерть. Бесконечная, безжалостная, всепоглощающая смерть во имя… Кого?!
— Ирис! — Голос Ская пробился сквозь пелену людских криков и черную завесу дыма моей памяти и вновь растаял, скрытый новой волной воспоминаний…
«Первый закон, дочь: «Чтобы погасить искру жизни, нужно непременное обоснование. Это условие для любого Созидающего, запомни это Ирис, иначе дар покинет тебя. Это важно, малышка. Мы помогаем жизни зародиться, но не отнимаем ее. Повтори».
«Убивать нельзя, я поняла, пап, потому что мы Созидающие».
«Верно, малышка, верно».
«А как же еда?»
«Голод — обоснование, защита — обоснование, но убить от злости, ради забавы, или чтобы доказать свою силу — нельзя. Главная ценность для Созидающего — искра, теплящаяся в каждом теле, в каждой травинке, в каждом дереве. Она должна угаснуть сама, когда придет ее срок, и никак иначе».
«А если я побью Кая за то, что он дразнится? Это нарушит Первый закон?»
«Кая?.. Брата бить нельзя, но если дразнится, и тебе очень-очень обидно, то ущипни его разок, так и быть. А лучше пощекочи, он жутко боится щекотки».
«Ладно. Я его защекочу… и ущипну, если опять будет обзываться».
«Договорились. А теперь повтори Первый закон…»…
«Ты исполняешь мои приказания, Игнис. Это моя воля, и она неоспорима. Я твой Господин, и я решаю за тебя, как тебе стоит поступить».
«Да, Господин. Ты один знаешь, как стоит поступить. Я лишь клинок в твоей руке».
«Верно, мое пламя. Я приказываю, ты исполняешь. Мой приказ — обоснование для тебя. И так будет всегда».
«Да, Господин»…
Я откинула голову назад и расхохоталась. Громко, истерично.
— Он всё знал, — сдавленно произнесла я, заходясь в приступе хохота. — Всё продумал, учел Первый закон. Он… он… он дал мне обо… обоснование!
И я вновь затряслась в истеричном смехе, утирая слезы, без устали бежавшие по щекам.
— Коварный, ха-ха…
— Прости, — едва услышала я за собственной истерикой, и щеку обожгла увесистая пощечина.
Смех мгновенно оборвался, и я уставилась в глаза-озера, напряженно следившие за мной. С плеча Ская на меня смотрела Искра. Когда она успела перебраться к воднику? Огляделась. Я лежала на краю рощу, недалеко блестело всё то же озеро. Недалеко ушли, однако…
— А что мне было делать? — хмуро спросил Аквей, словно я обвиняла его в том, что он ударил меня. — То кричишь, то рыдаешь, то хохочешь, то снова орешь…
Я кивнула, показывая, что всё понимаю. После ожесточенно потерла лицо и, усевшись, привалилась спиной к шершавому древесному стволу. Истерика сменилась равнодушием. Мне вдруг стало всё равно, что обо мне подумает водник. Злом больше, злом меньше, какая ему разница? Это случилось, когда даже его прабабки еще в помине не было, так смеет ли он судить меня, когда я боролась за жизнь возлюбленного? Разве он не берег бы свою Эйви, выбирая между ее безопасностью и, например, моей жизнью безопасность невесты?
Мотнула головой, отгоняя нарастающую злость, выдохнула и произнесла:
— Он сделает с твоим родом то же самое, что сделал с родом Айеров. Это не предположение, это его обещание.
Скай присел передо мной на корточки. Я ожидала легкомыслия и самоуверенности, но водник остался серьезен.
— Рассказывай, — велел Аквей. — Даже то, что рассказывать не хочется.
Я криво усмехнулась и исполнила его желание. Скай слушала, не перебивая. Он не кривился, как я боялась, не вскакивал, возмущенно глядя на меня, и даже укоризны не было в его глазах, и, в конце концов, я даже почувствовала некоторое облегчение, разделив свой груз на двоих.
— Я даже не знаю точно, сколько у меня родни, — задумчиво произнес водник, когда я закончила. — Как он их находил? Изучал родовое древо?
Пожала плечами. Если я и знала об этом, то сейчас не помнила. Поджала губы, раздумывая, а после неуверенно произнесла:
— Возможно, через Грани…
— Да что это за Грани? — слегка повысил голос Скай, я вздрогнула, и он, нагнувшись, взял меня за руку. — Прости, меня немного напрягает то, что в нашем мире есть что-то, о чем я не имею представления.
Я испытующе вгляделась ему в глаза, отыскивая фальшь и скрытую неприязнь. Мне подумалось, что всё дружелюбие водника показное и призвано лишь для того, чтобы узнать у меня как можно больше о Вайторисе. Но глаза Ская были всё также чисты, и смотрел он спокойно. Я не выдержала:
— Неужели тебя нисколько не задел мой рассказ? Неужели тебе не мерзко слышать о том, что я убивала Айеров только ради того, чтобы сохранить жизнь одному из них, хоть и понимала, что он обречен и уже ненавидит меня?
— Мне мерзко от сознания того, что рыжий заставлял тебя делать это, и твой страх потерять единственную родную душу я могу понять, — ответил водник. — Нет, Ирис, мне не мерзко, мне бесконечно жаль тебя. И не вздумай оскорбиться, в моей жалости нет ничего обидного для тебя.
— Тебе жаль твоего мучителя? Ты жалеешь меня, хоть и видел смерть своего приятеля от моей руки? После всего, что я с тобой сделала?! — изумилась я, подаваясь ближе.
Аквей усмехнулся, опустил взгляд на наши сомкнутые ладони, повернул свою и сплел пальцы с моими. Я ждала ответа, страшась и желая услышать его. Но Скай молчал, и я начала нервничать.
— Этот вопрос и для меня сложный, и ответ на него требует времени, — наконец, заговорил водник. — Наше знакомство с тобой началось с того, чем закончились ваши отношения с Торном Айером. Да, я ненавидел тебя, как ненавидят любое зло, уничтожающее жизнь. Твое имя стало нарицательным, и каждое появление означало смерть одного человека или нескольких десятков разом. Правда, я так и не сумел найти закономерности твоих визитов в разные уголки мира. К примеру, мирный городок, где ничего не происходило уже много лет, и вдруг появляется Игнис Сиел и убивает почтенного мага-ученого вместе с его лабораторией, домом, домочадцами и учениками. Столько жизней, а причины нет. Или же лет пятьдесят назад ты уничтожила целое поселение рудокопов. И вновь непонятно. Беспричинное убийство. Пришла одна, привела с собой огненных тварей, они вырезали и спалили поселение, после ушла, и те, кому удалось выжить, уверяли, что вслух тобой не было произнесено ни слова, чтобы указать на причину расправы. В этих поступках не было смысла, и от того они казались еще более дикими. Твое имя стало синонимом Красной немочи, которая беспощадно пожирает больного всего за два дня после того, как он заразился. Непонимание порождает страх, страх оттачивает ненависть, и она передается, как мор, стремительно пожирая умы и души. Да, Ирис, я ненавидел тебя так же, как ненавидели все остальные. — Скай говорил это, глядя мне в глаза. Он был честен, ни единым словом не приукрасив и не смягчив действительности. Я не отвела взгляда, принимая всю тяжесть обвинений. — А потом я увидел тебя. Нет, не в том зале, куда нас притащили после бесславного сражения под стенами Черного замка. Это случилось в Цветочном городе. Ты стояла на помосте. За твоей спиной сидел бледный градосмотритель со своей семьей и служащими. Их страх ощущался даже с того расстояния, на котором стоял я. У позорного столба пороли какого-то бедолагу, сочинявшего забавные стишки на рыжего. Должно быть, Вечный расценил преступление уличного поэта достаточно безобидным, раз его всего лишь пороли, правда, засекли до смерти, но обычный палач. Впрочем, палач остановился раньше, бедолага еще дышал, но твой едва уловимый жест, и плеть засвистела снова. Пожалуй, теперь я могу признаться, что смотрел не на казнь, а на тебя, и думал вовсе не о том, что с удовольствием удавил бы тебя. Я любовался тобой. Любовался и представлял, каково это обладать самой ужасающей женщиной в мире? Прекрасной, как сама жизнь, и пугающей, как неотвратимая с