Ник пожал плечами. Он не задумывался над этим вопросом.
– Но ведь еще как посмотреть: почему они будут оправданы? – настойчиво продолжал майор. – По незнанию? Или осознанно, по необходимости? Когда ответственность больше?
Ник не ответил, машинально разрисовывая тригонометрическое равенство рожками и хвостами. Почему-то вспомнилось, как стрелял возле разбитого «ТАНа» и кровь плеснула из-под бороды. Все-таки убил бы его тогда ареф или нет?
Алейстернов кивнул на тетрадь с экзаменационными билетами.
– Хорошая вещь – алгебра. Формулы. Доказательства. Удобно принимать решения, да. И ответ проверить можно, сойдется или нет. А как решать, когда данных недостаточно, вот вопрос.
Майор встал и прошелся вдоль книжных полок, щелкнул по корешку справочника – того самого, что подпирал разбухшую от документов папку.
– Как думаешь, у тебя достаточно данных?
– Что вы имеете в виду?
– Видишь ли, я давно работаю с твоим дедом. Я помогал искать тебя. Георг тесно сотрудничает с УРКом.
Ник аккуратно перечеркнул разрисованные формулы.
– А при чем тут УРК?
– Не понимаешь?
– Нет.
– У Георга в кабинете есть интересная фотография. Не обращал внимания? Он и двое мужчин рядом с казенной машиной.
– Это на которой мой отец?
Майор посмотрел на него в упор.
– Да. Твой отец. Но ты спроси у деда про второго. Незаурядный был человек. Георг его хорошо знал. Запомнил? Очень хорошо знал. Карточка, кстати, подписана с обратной стороны. Тебе будет интересно.
Алейстернов потрогал уголок папки и пододвинул справочник. Ник молча следил за ним. Ну глупо же думать, что дед отдал настолько секретные документы. Майор глянул на обложку и резко задвинул папку обратно. «МБД236.78», – вспомнил Ник.
– А знаешь, что еще интересно? – спросил, не поворачиваясь, Алейстернов. – Когда данных недостаточно, то принимаешь решение, основываясь на чужом авторитете. Но отвечать-то придется самому, вот в чем парадокс.
Он мельком глянул через плечо.
– Поэтому вот так придешь в кино, полюбуешься, как девица неидентифицируемая вены перегрызает, а главный герой ее из автомата – шарах! И никаких проблем. Веришь, очень успокаивает.
– Альберт? – Дед стоял на пороге. – Я ждал тебя на Бастионной.
– Извините, уехал на другой конец города, пока бы обернулся, не успел. Сюда было ближе.
– Давно ты у нас? – смотрел Георг тяжело, точно спрашивал с провинившегося подчиненного.
– Минут десять, – майор, напротив, улыбался. – Наверное, милейшая Александрина помнит, когда меня впустила.
– Продуктивно провели время?
– Беседовали про киноиндустрию. Вы знаете, что ваш внук не интересуется ужастиками?
– Догадываюсь.
– Очень серьезный мальчик, да.
Ник переводил взгляд с одного на другого. Точно смотрел спектакль.
– Ну, мне пора. Вот, я привез. – Алейстернов вытащил из заднего кармана конверт и отдал деду.
– Не останешься на ужин?
– С радостью бы, но время поджимает.
– Я провожу.
До порога они шли в молчании – Ник прислушивался. Хлопнула дверь. Обратных шагов не слышно. Очевидно, Георг решил проводить гостя до машины.
Ник закрыл тетрадь и выровнял учебники в аккуратную стопку.
Дед вернулся спустя четверть часа, сел на освобожденное майором кресло.
– Микаэль, о чем вы говорили с Алейстерновым?
– Он же вам сказал, об ужастиках. Альберт уговаривал меня сходить на новый фильм.
– И все?
– Нет. Еще о том, что в Арефе произошла спонтанная инициация.
– Это далеко от кино.
– Я просто объяснил майору, почему не хочу смотреть на про́клятых.
– Хорошо. Занимаешься?
Дед взял из стопки учебник, полистал.
– Что это? «Сумма углов всякого треугольника меньше ста восьмидесяти градусов и может быть сколь угодно близкой к нулю». Не знал, что у вас в гимназии изучают геометрию Лойбачевски.
– Я факультативно.
– Тебе так нравится математика?
– В ней есть гармония. Четкая система. А Лойбачевски к тому же позволяет представить иную реальность, отличную от нашей.
– Ну вот, я-то надеялся, внук продолжит семейное дело, а он собирается в науку. Документы хоть читал? – Георг кивнул на папки.
– Да. И хотел спросить…
Дед встал.
– Извини, но, надеюсь, твой вопрос можно обсудить за ужином. Я не успел сегодня пообедать.
Они перешли в столовую.
Пока Александрина наливала суп, дед восхищался погодой, предлагал, если тепло постоит еще несколько дней, съездить на залив и пострелять.
– Давно не охотился. Все дела, дела, так замотаешься, что и с внуком побеседовать некогда.
Александрина вышла.
– Так что ты хотел узнать?
– В досье на л-рея после каждого города есть строчка: «Отказ». Его возможности ограничены?
– В определенной степени. Видишь ли, чтобы снять проклятие, л-рею дается ночь. Одна ночь, независимо от того, скольких отметили своей печатью Псы. Это чисто технический момент: без печати л-рей не может, а печать активируется и держится не долее полнолуния. Не снял – опоздал. Свое время л-рей рассчитывает сам: сколько работать, сколько отдыхать. В принципе ему достаточно брать одно проклятие в месяц. Ты ведь понимаешь, что для л-рея необходимость выполнять свой долг обеспечена физиологией?
Помедлив, Ник кивнул.
– Так вот, все, что он сделает больше, – его добрая воля.
– В некоторых случаях, особенно если это касается государственной системы, формулировка «добрая воля» мне кажется… – Ник задумался, подбирая слово, – наивной.
Дед хмыкнул.
– Циничное рассуждение. Особенно для столь юного возраста. Проблема, однако, в том, что л-рея нельзя заставить. То есть заставить, конечно, можно – если позволят Псы. Шантажом, например. Но результата – увы! – скорее всего, не получишь. Это входит в его комплекс защиты.
Очень удобно, подумал Ник. На мгновение ему представился управляемый л-рей. Власть и деньги для тех, кто стоял бы за его спиной.
– А как он выбирает? Ну, с кем из меченых работать.
– Неизвестно. Хотелось бы думать, что по степени опасности, но статистические данные это не подтверждают. Да и нет у нас ее, статистики: л-рей не обязан отчитываться, какие проклятия снял. Так что… Может, вообще считалкой. Как там? «Говорят в лесу все звери, великан сидит в пещере. Великан голодный ищет, кто ему сгодится в пищу».
Ник осторожно положил вилку – показалось, столешница мягко прогнулась, принимая ее вес. В ушах шумело.
– Как вы сказали?
– Не слышал раньше? Она старая. Меня еще бабушка научила. «Звери спрятались в кусты – значит, во́дой будешь ты!» Микаэль, что?..
Ник пригнулся к столу, зажимая ладонями уши. Мальчишеский голос, отчаянно картавя, выкрикивал: «…звели сплятались в кусты… Опять я!»
– Мик!
…Пахнет тополиными почками…
Дед оказался рядом.
…Ладони клейкие от смолы. Солнце пробивается сквозь листву и слепит глаза. Пух кружится мягким теплым снегом. Выше! Еще! Зацепиться за сук, упереться кроссовками в широкий ствол.
«Я иду искать!»
Качается под ногами зеленое море, и ветер пахнет летом – самым его началом, когда все еще впереди.
«Слышите?! Иду!..»
– Я вспомнил.
Георг резко выпрямился, и Ник посмотрел на него снизу вверх. У деда подрагивала рука, точно хотел дотронуться до плеча, но боялся.
– Голос Денека. Мы играли в прятки, наверное.
– И только?
На мгновение Нику стало обидно – он-то рад и этому. А у деда исказилось от разочарования лицо.
– Он картавил, правда? Мой брат.
– Да. Посиди тут, пожалуйста. – Георг стремительно вышел.
Ник откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Вот сейчас… Лето… Тополиный снег… Он все вспомнит. Слышит же картавую скороговорку про «звелей». И еще: «Фу, с пенками! Мик, съешь!» А его тошнит от пенок на молоке. Соглашался ради братишки? Получается, он его любил?
Того малыша, который сгорел в автобусе на привокзальной площади Фергуслана.
Ногти впились в ладонь. Ник и раньше знал это, из поискового дела. Но до конца понял только сейчас.
– Микаэль, я договорился. – Дед вернулся в столовую. – Завтра с утра едем в медцентр.
– А гимназия?
– Я уже позвонил директору. Александрина! Подай кофе мне в кабинет. Извини, Микаэль, нужно заново спланировать завтрашний день.
Дед ушел.
Ник поковырял вилкой в цветной капусте и отодвинул тарелку.
Значит, он может вспомнить и мамин голос? И голос отца?
Серая «Тейка» долго кружила, ныряя в проходные дворы и узкие переулки. Несколько раз пугливо прижималась вправо, пропуская основной поток. Наконец пристроилась за туристическим автобусом и медленно поехала вдоль реки, а потом вдруг резко свернула на Гостиную улицу.
Здесь было многолюдно. Прогуливались барышни, с вожделением поглядывая на витрины. Целеустремленно пробегали клерки с портфелями. Усталые командировочные пытались купить подарки. Ухоженные дамы скрывались за стеклянными дверьми, чтобы там, в кондиционированной прохладе, прицениться к мехам.
«Тейка» с трудом нашла парковочное место. Замолчал мотор. Водитель посидел с минуту, разглядывая улицу через лобовое стекло и зеркало заднего вида. Прежде чем выйти из машины, вытер ладонью мокрые от пота виски.
Телефон-автомат прятался в будке между афишной тумбой и колонной. Диск поскрипывал, застревая. «Тройка» и «пятерка» стерлись начисто, да и остальные цифры едва читались.
Монетка провалилась в щель – на том конце провода подняли трубку.
– Да, я. Разговаривал. Как смог! – в голосе прорвалось раздражение.
Дверца будки норовила открыться, придержал ее.
– Продолжаю модель-два. Для модели-один слишком недоверчив. Нет, третью не стоит. Он достаточно умен, начнем подкидывать готовые ответы – получится, что давим. Этого не примет. Нет, форсировать пока не стоит. Я уверен. Старик? Идет по программе прим-четыре. Мне кажется, он торопится. Нет, не знаю. Может, ему просто надоело ждать. Или боится, что не успеет. Если… Да. Пусть ваши психологи посчитают. Что? Протоколы допроса лейтенанта Корабельникова старик получил. Копию сделаю. И вот еще…