– Э, да ты совсем спишь! – послышался голос тетки.
Качнулась лампа. Промелькнула бабочка и снова исчезла в темноте.
А утром выяснилось, что мама уже уехала…
…Матвей вертел в руках расстегнутый напульсник.
– Юджин, – спросил устало, – а вот сколько л-реев с тобой ездило, они все иногда ненавидели… тебя?
Старик подумал секунду.
– Наверное, да. Достань, пожалуйста, термос.
Матвей повернулся на сиденье.
– Нет, другой, с кофе. Глотну, если уж ехать всю ночь.
– Лучше пусти меня за руль.
Юджин усмехнулся.
– На такой дороге? Это ты у нас заговоренный, а я простой смертный.
Висела за окном луна. Как ни крутилась машина, она не отставала и только пару часов спустя поднялась так высоко, что ее стало не видно.
– Мне страшно, – сказал Матвей. – Все время кажется, что оно приближается. Вот выберу еще одного, и…
Он не договорил, потер запястье.
Юджин повернулся. Его лицо, подсвеченное тусклыми лампочками приборной панели, казалось совсем старым.
– Еще рано, Вейка.
Это был запрещенный прием. Матвей сердито уставился в окно.
Прозвенев на повороте, мигнул огоньками и скрылся трамвай.
В доме напротив светились окна. Смутно доносились голоса, музыка и бормотание телевизоров. Справа сквозь решетчатую ограду, разделявшую парк, виднелась глухая стена приюта. На беленых кирпичах отпечатались тени деревьев.
Денис пристроился на спинке лавочки, поставив грязные кроссовки на сиденье. От сигареты с дешевым табаком царапало в горле.
Прошли люди с конечной остановки. Карася среди них не было. Денис проводил взглядом девицу в короткой юбке. Тонкие каблучки-шпильки неуверенно цокали по булыжникам, грозя вот-вот подломиться. Девица упрямо вскидывала голову, потряхивая челкой, и аккуратно переставляла ноги. Как лошадка.
Денис резко затянулся сигаретой и закашлялся. Сука Немой! Как иногда тоже хочется – не помнить. Ту конеферму в предгорье, где отец учил ездить верхом. Его насмешку: «Эй, я не понял, кто у вас главный: ты или кобыла?» Одобрительные возгласы, когда удалось справиться и послать упрямицу в галоп. Не помнить маму, облокотившуюся на ограду и наблюдающую с улыбкой за своими мужчинами. Косынка у нее сбилась, и ветер трепал светлые волосы.
Узкие тропинки вдоль обрывистых склонов тоже не помнить. Поднимаешься – все ближе и ближе к небу, все дальше от города, от грохочущей стройки, от автомобилей, телефонов, железных дорог. К людям, так не похожим на тех, что остались внизу. К тем, кого считал друзьями. Пока один из них не вскинул винтовку и не выстрелил отцу в живот.
Сплюнув, Денис выкинул докуренную до фильтра сигарету и обхватил себя за голые локти. Днем жара, как летом, а к вечеру холодает, зябко в футболке.
Ветер донес с набережной бой часов. Восемь. Чертов Карась! Ну ладно, дежурит сегодня дядя Лещ, простит опоздание по случаю воскресенья, но наглеть-то все равно не стоит. А Карасину сгубит когда-нибудь жадность, столько времени тырит по одному и тому же маршруту.
Денис шаркнул кроссовкой, сдирая облупившуюся краску с лавочки. Возвращаться в детдом не хотелось.
Интересно, что делает сейчас Немой? Сидит с дедулей перед телевизором? Или, по обыкновению, уткнулся в книжку? Денис попытался представить особняк Леборовски, но память упорно подсовывала другое: комнату с низким потолком, пересеченным балкой, цветастые ковры на полу и стенах, подслеповатые окошки, выходящие на пыльную улицу. В Арефе родители снимали в поселке половину дома, мать не любила казенные бараки.
Снова прозвенел трамвай. Денис, привстав, посмотрел на дорогу. Прошла молодая пара, следом пожилой дядька с портфелем, его обогнал сухощавый мужчина в темной ветровке. Показалось, мелькнул Карась, но нет.
Мужчина в ветровке перепрыгнул низенькую ограду, отделяющую городскую часть парка от тротуара, и пошел напрямик через газон. Фонарь светил ему в спину, мешая рассмотреть лицо. Кажется, смуглое, с узким разрезом глаз.
– Вечер добрый. – Мужчина остановился напротив скамейки. – Денис Глеймиров?
– Дядя, вы обознались, – с наигранной ленцой сказал Денис. – Я Гоша Попадупело!
Мужчина вынул руку из кармана – так резко, что Денис отшатнулся. Мелькнули красные корочки.
– Майор Алейстернов, УРК.
Открытое удостоверение оказалось у Дениса перед глазами. В начинающихся сумерках можно было разглядеть фотографию и печать.
– Передашь Ярову сообщение.
– Кому?
– Микаэлю Ярову. Немому. Нику Зареченскому.
– Дядя, алё! Я вам что, телеграф? Вам надо, вы и передавайте.
– В автоматической камере хранения на Северном вокзале для него пакет. Номер ячейки – месяц и число его дня рождения. Код указан на папке с досье, нужно взять вторую букву и четыре последние цифры. Запомнил? Месяц-число, два-четыре.
– Не-а.
Мужчина терпеливо повторил и добавил:
– Если что-то сорвется, скажешь: у него недостаточно данных. Пусть узнает все о человеке на фотографии и попробует еще раз. Говори с Яровым с глазу на глаз.
– Слушайте, дядя, хоть вы и УРК, я в такие игры не играю.
– Передай. Это очень важно для Ника.
Мужчина повернулся и быстро пошел по тропинке в глубь парка.
– Не было печали! – сплюнул ему вслед Денис.
Интересно, во что вляпался Немой? УРК… Провокация против дедули? Тот шишка, а речь в детдоме толкнул неполиткорректную.
Подбежал Карась, мотнул головой:
– Че за мужик?
– Прохожий.
– А чего надо было?
– Дорогу спросил.
– Да ладно! Я его сегодня уже два раза видел, пока в трамвае терся.
Денис слез со скамейки.
– А он тебя сколько? Достукаешься, дубина, снимут «квоту».
Карась ухмыльнулся и позвенел в кармане мелочью.
Глава 9
Вечер шел на убыль. Давно вернулся дед, они поужинали. Убрала посуду Александрина и уехала. Зашел Леон предупредить, что работу на сегодня закончил. Дед отлучился в кабинет «на пять минут, сделать пару звонков». Ник сидел в библиотеке, размышляя, за что взяться: полистать экзаменационные билеты по физике, решить шахматную задачку или снова открыть папку с досье на Матвея Дёмина. Экзаменационные билеты надоели до зубовного скрежета. В шахматный этюд погрузиться не успеет – вернется дед и потащит в тир, кажется, он пытается сделать из внука снайпера. Значит, остается досье.
Ник потянул с книжной полки папку. Он не трогал ее с тех пор, как прочитал материалы по убийству подростков в Ковале. Мерзкая история. В маленьком городке оборотни за полгода загрызли семнадцать человек. УРК отлавливал их поодиночке, накрыть всю стаю не получалось. Долго готовили операцию, прошерстили всех мало-мальски подозрительных. Но тут прибыли Псы. Оборотни затаились, а Псы отметили семерых мальчишек. Каким-то образом в городе узнали, что один из тех, кого освободил л-рей, должен был стать оборотнем. Фаддея Раймирова растерзала толпа. А вместе с ним остальных, тоже отпущенных на свободу. В стенограмме – то ли интервью, то ли допроса кого-то из чиновников – практически открытым текстом говорилось, что информацию слил л-рей. Но зачем? По глупости? В то, что Дёмин дурак, Ник не верил. Как выражается дед, «профессиональная деформация»? Но разве можно спасти человека – пусть даже будущего оборотня! – а потом выдать его толпе? Личные счеты? Проще было отправить Раймирова в резервацию.
– Микаэль, я освободился. – Дед заглянул в библиотеку. – Что с тобой?
Ник закрыл папку.
– Так… Противно.
Георг смотрел вопросительно.
– Я читал про Раймирова.
– Напомни.
– Ну, как его и еще других убили в Ковале из-за оборотней.
– А… Ты прав, ситуация получилась неприятная. Тогда перетрясли весь состав УРКа, и местный, и областной, но откуда потекла информация, не нашли. А допросить л-рея, сам понимаешь…
Его прервал звонок – прокатился эхом по комнатам. Дед снял трубку телефона, стоящего на бюро.
– Леборовски слушает.
Ник встал, чтобы убрать папку на место.
– Когда?!
Обернулся, услышав изменившийся голос деда.
– Да. Сейчас буду.
Георг положил трубку и провел ладонью по лицу.
– Что-то случилось?
– Майор Алейстернов погиб. Попал под машину неподалеку от собственного дома. Извини, Микаэль, мне нужно уехать.
Дед вышел.
Ник опустился в кресло и зажал ладони между коленями. Его почему-то начало знобить.
– Микаэль, ты не боишься оставаться сейчас один? – донесся голос деда.
– Нет! – удивившись, громко ответил Ник.
– Я постараюсь вернуться побыстрее.
Хлопнула дверь. Через какое-то время прошуршали по гравию колеса.
Погиб? Майор УРКа с большим опытом оперативной работы попал под машину?
Ник посидел еще, а потом резко поднялся.
Пошел анфиладой в холл. Из комнаты в комнату, через серый полумрак. Маячили за стеклами тени деревьев. Сквозь ветки тускло светились молочно-белые шары – Леон зажег фонари перед уходом.
В холле горела люстра, отражаясь в натертом паркете. Блестели медные пруты на лестнице.
На всякий случай Ник запер входную дверь.
Отмычки лежали там, где спрятал, – за учебниками на полке. Не лучшее место, но не вскрывать же пол, чтобы устроить тайник.
«Я только посмотрю фотографию», – мысленно сказал Ник, пробуя первый ключ. Скрежетнуло в замке, но повернуть не получилось. Второй вошел наполовину и дальше не продвинулся. Третий застрял. Ник почувствовал, как стекает между лопаток капля пота. Осторожно попробовал шевельнуть ключ. Тот не двигался.
Часы у него в спальне отбили половину десятого, звук глухо донесся из-за стен.
«Спокойно!» Ник вытер о джинсы взмокшие ладони и снова потянул ключ, тихонько покачивая его из стороны в сторону. Есть! От облегчения даже голова закружилась.
Прижался лбом к филенке и так постоял, успокаивая дыхание.
«Я не вор. Я не лезу в секретные бумаги. Только фотография», – повторил Ник.
Шестой ключ подошел.
В кабинете было темно. Мутные блики лежали на полу, скользили по застекленным книжным полкам. Резко пахло дедовым одеколоном.