Гориславский бывал в Сент-Невее часто и задерживался на месяц-два, правда, в последнее время не появлялся. Адрес регистрации значился один и тот же: «Офицерское общежитие № 2 Северо-Западного округа УРКа». Шестнадцать лет назад, во времена проекта «Идентификация», Гориславский прожил четыре года на частной квартире: Остроженская линия, строение пять, квартира двадцать восемь. А после трижды ненадолго останавливался на Платановой, восемь.
Басовито прогудела машина. Приехал Леон.
Ник сел в машину. Щелкнул замок ремня безопасности, мягко притянуло к креслу. «Лендер» выплыл со стоянки, сразу перестроился в левый ряд. Ник смотрел, как переключается светофор – с красного на зеленый. Можно ехать домой. На Платановую, восемь.
Глава 10
Туман лип к окнам, и солнце сквозь него просвечивало бледно-желтое, как тусклая лампочка. Плыли тени – мимо аптеки проехала машина, кто-то прошел по тротуару вдоль кованой ограды. Ник сидел за партой, поставив локти на столешницу. Он почти не спал ночью и встал с тяжелой головой. Нужно было доставать учебник, тетради, но не хотелось даже думать об уроках. Гудели в классе голоса. Дальшевский хвастался, что за все «отлично» в табеле родители обещали подарить ему «Янгер».
Еще две недели, потом экзамены – и пошло все к черту! Надоели загадки. Что за шпионские игры, в самом деле?
Дед говорил, попытается выкроить недельку-другую отпуска. Поедут на озеро Сельгери, там он снимает домик в безлюдных местах, до ближайшей деревни – пара часов на машине. Рыбалка должна быть хорошая. Дед, правда, собирается везти с собой арсенал: «Постреляем».
Со звонком пришлось все-таки пошевелиться. Ник бросил на парту тетради и только тогда вспомнил, что домашнюю работу сделать не удосужился. Поморщился: еще и Циркуль прицепится! Сунул одну из тетрадей обратно. Лучше соврет, что забыл, в крайнем случае решит «с листа» у доски.
Промчался по проходу Грошик, бухнулся на стул и шумно выдохнул.
– Эй, Немой!
Ник глянул через плечо:
– Чего тебе?
Грошик ответить не успел: Карась – он сидел в одиночестве, с угрюмым лицом, – пихнул кулаком ему в спину.
Вошел Циркуль.
– Добрый день, господа. Сегодня мы повторяем квадратичные функции. Прошу убрать со столов учебники и тетради, оставить только листы для контрольной.
Циркуль повернулся к доске.
– Необходимо построить графики, найти промежутки возрастания и убывания, наибольшие и наименьшие значения. Кто первым закончит, работу мне на стол.
Писал математик неторопливо, выводя каждую литеру. Ник обернулся, показал взглядом на пустое место Гвоздя и спросил у Карася беззвучно, отчетливо шевеля губами: «Где?» Тот сердито раздул ноздри и постучал себя по голове кулаком. «Не понял», – изобразил Ник.
Грошика явно распирало. Он упал грудью на парту и зашипел:
– Сдурел Гвоздь! Вчера…
Карась снова ткнул его между лопаток.
– Пасть свою поганую закрой.
– Что за разговоры?! – взвился Циркуль. – От кого услышу хоть звук – оценка на балл ниже. Начинаем! На всю работу полчаса.
Ник взял карандаш, и тот хрустнул в пальцах. Кажется, доигрались. «Прекрати!» – одернул сам себя. Гвоздь просто не успел отметиться. «Королевской квоте» частенько спускают опоздания, но персонально на Глеймирова могли взъесться и посадить под домашний арест.
– Э-э-э… Яров! Вы так и будете мечтать? – проскрипел над ухом Циркуль.
– Я обдумывал решение, господин учитель.
– Ну-ну.
Ник наклонился к листку. Карандаш скользнул вдоль линейки, отмечая оси координат.
Работу он сдал одним из последних.
После звонка Циркуль задержал класс. Ник переплел и стиснул пальцы, слушая, как математик отчитывает за невнимательность всех и лично его в первую очередь. Прежде чем произнести «Яров», Циркуль делал крохотную паузу, точно сомневаясь, достоин ли Ник новой фамилии.
Наконец дверь за преподавателем закрылась.
– Что с Денисом? – метнулся Ник к Карасю.
– Дурак он!
Грошик пристроился рядом и развесил губы.
– Пошел вон! – отпихнул его Карась. – Вали, крыса!
– Да чего, все знают!
– Вали!
Грошик зло сощурился, но отошел.
– Напился он, – угрюмо сказал Карась. – Подрался. Вся рожа разбита, кулаки в кровь. Самого в хлам отметелили.
– Кто?
– Хрен его знает! В больничке лежит. Вечером не отметился, на ужине не был. Капа в ночную шла, а он возле крыльца валяется.
– Не понимаю. Не стал бы Денис пить – вот так!
Карась оглянулся. Грошик маячил в отдалении, вытягивая от любопытства шею.
– Утром дядя Лещ заходил, орал, какие мы козлы. Говорит, директор на комиссию подавать хочет.
– С «квоты» снимать?
– Ну.
– Черт. – Ник сел на парту, сгорбившись. – Его уже предупреждали.
– Угу. А Жучара теперь на говно исходит, радуется. – Карась со свистом втянул воздух сквозь дырку на месте выбитого зуба.
– Если что, я попробую поговорить с дедом. Все-таки член Городского совета.
Карась уныло кивнул.
Белый потолок. Денис закрывал глаза, но тот просвечивал сквозь веки. Хотелось закинуть руки за голову, вцепиться в спинку кровати и заорать на одной ноте: «Суки! Суки! Суки!» Как тогда, в госпитале, когда поверил, что не сможет больше ходить.
Повернул голову – стрельнуло от плеча до уха, даже оглох на мгновение. Полежал, глотая слюну и матерясь шепотом. Теперь перед глазами было окно. За стеклом висел туман, и в белесом мареве шевелились черные щупальца кустов. От их колыхания замутило.
…Вчера все произошло очень быстро. Перебегал улицу, торопясь отметиться, но его окликнули:
– Эй, парень!
Денис оглянулся: на углу стоял фургон с распахнутыми дверцами. Мужчина махнул изнутри рукой:
– На минутку!
– Че надо?
И в этот момент кто-то хлопнул по плечу. Кольнуло – Денис дернулся от неожиданности, сделал шаг, но асфальт прогнулся под ногами. Колыхнулась решетка забора. В наступившей темноте жесткие руки подхватили под мышки и пихнули в железное нутро. Пахло мазутом и бензином, взрыкивало густым механическим голосом. Денис попытался приподнять голову, но не удержал и ударился затылком о дребезжащий пол.
Очнулся от яркого света. Было больно – руки выкрутили за спину и перекинули через спинку стула. Запястья примотали к перекладине, щиколотки привязали к ножкам.
– Слышь, очухался?
Пихнули пальцем в висок, поворачивая голову. Денис зажмурился. Под веками плавали огненные круги, тошнило и очень хотелось пить.
– Оставь. Рано еще.
Сколько прошло времени, он не понял. Слышал шаги, смутно доносились голоса. Кто-то подходил со спины и трогал за шею, проверяя пульс. Потом к губам поднесли кружку, Денис напился. Снова раздались голоса, но уже громче. Лязгнула дверь.
– Начнем.
Денис открыл глаза, загораживаясь ресницами от света. Кажется, он был в подвале: окон нет, пол цементный.
Из тени вышел амбал с широкими плечами.
– Что тебе сказал Алейстернов?
Голос раздался со стороны, и Денис повернул голову.
– Кто?..
Амбал коротко, без замаха, ударил под дых. Точно железной чушкой долбануло. Денис скорчился на стуле, выворачивая себе руки. Его ухватили за волосы и вздернули лицом к свету.
– Что сказал?
Кулаком по зубам – во рту кровь. Суки!
Отпустили, чтобы смог прокашляться и сплюнуть.
– Рассказывай подробно.
У амбала в руках появилась резиновая дубинка.
Денис с тоской огляделся. Да, тут ори, не ори – не услышат.
– Про камеру хранения он говорил. Код назвал и номер. Чтобы Зареченский туда съездил.
– В понедельник вы были на вокзале вдвоем.
– Ну и че?
– Давай.
Дубинка сначала ударила в плечо, и Денис вскрикнул. Следующий удар пришелся по локтю.
Отходил долго. Звенело в ушах, в белом слепящем свете кружились черные мушки.
– Дословно, что сказал Алейстернов.
– Камера хранения на Северном вокзале. Номер… – Денис поморщился, сглатывая скопившуюся во рту кровь. – День рождения Зареченского, месяц и число. А код ему Алейстернов раньше на папке написал.
– Какой папке?
– Не знаю. Он сказал: код на папке, взять вторую букву и четыре последние цифры.
Тишина. Денис осторожно повернул голову.
– Алейстернов передавал что-нибудь еще?
Зуб слева качался, Денис тронул его языком.
– Нет.
– Ты уверен?
Дубинка обрушилась раньше, чем успел ответить. Удары – один за другим. От боли какое-то время не слышал, потом разобрал:
– Что еще говорил Алейстернов?
– Ничего! Это правда!
Из-под сомкнутых век текли слезы. Щипало разбитые губы.
– А что сказал Зареченский?
– Что свалял дурака. Не нужно было никуда ездить.
– Хорошо. Заканчивайте.
Подошел еще один. Дернули веревки, развязывая узлы. Денис привстал, но его тычком свалили на пол. Били ногами, умело, сосредоточенно. От боли не получалось даже кричать, из горла рвался полухрип-полумычание.
– Руки не забудьте, – приплыл издалека голос.
Стиснули правую в запястье и хлестнули об камень, разбивая костяшки.
– Хватит.
Дениса приподняли за плечи. Он моргал, перед глазами плыли алые пятна, сплетаясь раскаленными протуберанцами.
– Ярову ничего не рассказывать, – донеслось глухо. В голове гудело и бухало. – Вообще не стоит с ним общаться.
– А если он со мной захочет? – прокашлял Денис. Дышать получалось с трудом.
– Не беспокойся. У него не будет такой возможности.
В лицо ткнулось горлышко бутылки. Обожгло губы. Денис забился, пытаясь отвернуться. Придавили руки коленями, вздернули голову.
– Хавай, не переводи продукт.
Пальцы нажали на щеки, заставляя открыть рот.
– Пей, приютская крыса, когда еще на халяву нажрешься.
Денис захлебывался, но в него продолжали вливать водку.
– Готово.
Отпустили. Кулем повалился на пол и закашлялся, выхаркивая водку вперемешку с кровью.
– Эй, он так все вернет!
– Ничего, ему хватит.