– Так же, как и любой другой член Городского совета. У тебя проблемы в гимназии?
– Не у меня. У Дениса Глеймирова. Вы не помните его?
– Если честно, нет. Меня интересовал только ты. А что случилось?
– Говорят, напился и подрался. Денис, конечно, с закидонами, но он нормальный парень.
– И ни разу до этого не пускал в ход кулаки, – с иронией заметил дед.
– Да нет, конечно. Но он если дерется, то по делу. А напиться сейчас… на него непохоже. Теперь пугают, что снимут «квоту». Вы не могли бы узнать, будет комиссия или нет?
– Это так важно? – Деду как победителю достались белые фигуры, и он сделал первый ход.
Ник машинально ответил пешкой.
– Очень. Вы же понимаете разницу между аттестатом Невейской гимназии и школы номер шестнадцать.
– А твой Глеймиров планирует поступить в университет? – Дед усмехнулся.
– Если сейчас снимут «квоту», Денис отправится в ПТУ. Получит по окончании распределение на гнилой заводик, мизерную зарплату и койку в общежитии. Думаете, приютских берут на нормальную работу?
– Это, конечно, не лучший вариант, но и не конец жизни. Захочет, выкарабкается.
Ник прикусил губу. В тишине шахматные фигуры переходили с клетки на клетку.
– Денис пойдет в то же ПТУ, что и остальные.
Дед удивленно приподнял брови:
– И в чем проблема?
– Вы не понимаете.
Ник встал и отошел к окну. Скомкал в кулаке штору. Ну вот как рассказать про те дни? Противно, стыдно.
Глядя на темный сад с редкими проблесками фонарей, он заговорил:
– Мы, когда пришли в приют… Мальчики, у которых раньше все было: дом, семья, мамы и папы. А там своя стая, свои законы. И тут на тебе: «Королевская квота». Всем в школу, где учителя их в глаза придурками и козлами зовут, а нам мундирчики и «господа гимназисты». Остальные гроши считают, а у нас денежное довольствие. Как думаете, сильно нас там любили? А мы же никто сдачи толком дать не могли, чего уж, если несколько месяцев по госпиталям валялись. Если бы не Денис… Его убить могли. Не специально, с ножами-кастетами ходить опасались. Все-таки хороший детдом, никому не хотелось загреметь в режимный. Но Дениса разок бы хорошенько избили – и готово. Не труп, так калека. Это сейчас по нему не скажешь, а тогда в чем душа держалась. Взял бы Жучара верх – нас бы за людей не считали. Нас бы…
Ник, морщась, сглотнул кислую слюну. А уж ему самому точно была бы одна дорога: в психушку. Не выдержал бы, сорвался.
– В ПТУ всех загонят в одну общагу. Жучару с его кодлой и Дениса. Нельзя ему туда, никак нельзя, понимаете? – Ник обернулся.
Дед стоял рядом.
– Микаэль, я посмотрю, что можно сделать. Обещаю. Слышишь? – тронул за плечо.
– Спасибо. – Ник шмыгнул носом. – Извините, нервы.
– Знаешь, а ведь у меня для тебя подарок! – бодро сказал дед. – Совсем забыл. На бюро коробка, глянь.
На потрепанной картонной крышке смешались аляповатые цветы и птицы с пышными хвостами. Ник посмотрел удивленно: конфеты?
– Открой.
Под крышкой прятались игрушечные солдатики.
– Твои с Денеком, забыли в последний приезд. Ну, я и прибрал, сунул в кладовую. А сегодня вдруг стукнуло в голову.
Ник доставал пластмассовые фигурки и выстраивал в шеренги. Рядовые и офицеры, конные и пешие, с винтовками наперевес и полулежа за пулеметами. Одна фигурка оказалась неожиданно тяжелой. Присмотрелся: литая, тщательно раскрашенная, даже ремни портупеи видны и крохотная застежка на кобуре.
– Знаете, я их совсем не помню. А эта кажется знакомой… на ощупь.
Переложил из ладони в ладонь. Сжал в кулаке.
– Кто угадает, тот выбирает, – пробормотал Ник.
– Что? – переспросил дед. Он следил за ним с тревогой.
– Мы играли так. Это жребий. Можно, я возьму его себе?
– Микаэль! Это же твои игрушки.
Ник обвел взглядом пластмассовую армию.
– И Денека.
– Да, – согласился дед. Отошел и тяжело опустился в кресло. – Конечно. И Денека.
Он прерывисто вздохнул, потер грудь с левой стороны.
– Тебя, наверное, обижает, что я мало рассказываю. Тем более ничего не говорю о твоем брате. Но мне нелегко. Прости.
Ник торопливо кивнул.
– Я понимаю.
– Поди сюда.
Дед взял его за локоть и повернул к свету. Несколько мгновений вглядывался в лицо.
– Похож. Да, ты очень похож.
Коснулся щеки. Ладонь у деда была сухая и холодная.
– Иди, Микаэль. Кажется, на сегодня шахматная партия закончена.
Ник обернулся на пороге.
– Вам… Может, аптечку принести?
Дед слабо улыбнулся.
– Не стоит. Спокойной ночи, Мик.
Поднимаясь по лестнице, Ник прислушивался, но из библиотеки не доносилось ни звука. На втором этаже разжал кулак. Оловянный офицер целеустремленно смотрел вперед, положив руку на кобуру. Наверное, приготовился к атаке. «Может, я чурбан? – подумал Ник. – Ничего не чувствую».
Глава 11
Озеро морщилось под ветром. Повторяя береговую линию, извивались улицы, они то ползли вверх по холмам, то скатывались под откос. Машина ухнула вниз, в багажнике загремело. Невнятно пробормотал под нос Матвей.
– Что? – не понял Юджин.
Мальчишка промолчал.
Юджин хотел повернуться к нему, но отвлекся, стараясь удержать машину на дороге – стягивало в канаву. Наконец автомобиль выровнялся, тряхнув напоследок. Тяжело урча, пополз в гору.
– Ты чего поскучнел? – спросил Юджин.
Матвей не ответил. Под глазами синева, не спит толком которую ночь. Плохой симптом, до полнолуния-то еще далеко.
– Ну, если хочешь, вернемся.
Матвей глянул на него с вызовом.
– Хочу!
Учитель Роман, конечно, огорчится.
Юджин круто заложил руль влево, вписываясь между канавами. Машина едва не клюнула носом.
– Ты что! Я пошутил! – крикнул Матвей и добавил насмешливо: – Что я, совсем нелюдь?
– Слово-то какое выкопал, – с досадой сказал Юджин, сдавая назад. Развернуться обратно оказалось сложнее.
В поселке долго петляли, разыскивая Задолинскую. Перед бампером носились всполошенные куры, пришлось сбавить скорость.
– Кажется, здесь.
Машина остановилась на обочине.
Дом загораживали цветущие яблони, и у Юджина сдавило в груди: «Лидочка». Это она их любила.
Ворота, видно, отворяли редко, лужайка перед ними густо поросла травой. К калитке вела тропинка, засыпанная кирпичной крошкой.
– «Осторожно, злая собака», – прочитал Матвей, кивнув на облупившуюся табличку.
– Если боишься, можешь вернуться в машину, – посоветовал Юджин и потянул за шнурок – по ту сторону брякнула щеколда. Калитка открылась.
Старый пес, лежащий в солнечном пятне, лениво приоткрыл глаза. На крыше его будки сидел кот и вылизывал лапу. Больше во дворе никого не было.
– Хозяин! – громко позвал Юджин. – Есть кто дома?
Роман появился из-за сарая. Аккуратно прислонил к стене лопату и пошел навстречу гостям. Юджин улыбался, разглядывая его сухопарую фигуру. Голову Роман держал точь-в-точь как в бытность молодым учителем: чуть вздернув и склонив к плечу.
– Ну, здравствуй!
Обнялись. Юджин почувствовал под ладонями острые лопатки.
– Эк тебя посеребрило, чисто патриарх. – Роман улыбнулся, брызнули от глаз к вискам глубокие морщины. – Солидный, при костюме. А все одно тощий.
– Уж кто бы говорил!
Роман еще подержал его за руку, сморгнул за толстыми стеклами очков. Юджин знал, о чем они оба подумали: «Не видит Лидочка».
– А ты, значит, Матвей. Здравствуй!
Матвей растерянно ответил на рукопожатие.
– Я ключи в машине оставил. Сейчас ворота откроем, и загоняй, – сказал ему Юджин.
Мальчишка убежал, оглянувшись через плечо на старого учителя.
– Что-то не так? – обеспокоенно спросил Роман.
– Все в порядке. Просто если знают, кто он, то обычно говорят: «А вы, значит, л-рей» или «Господин Дёмин».
На улице требовательно загудело.
– С той стороны берись, – велел Роман, подходя к воротам. – Полкан, дорогой, подвинься!
Пес зевнул и убрался с дороги.
Машину приткнули возле дровяника, достали из багажника сумки.
– Это на кухню, – Юджин протянул хозяину бумажный пакет.
Роман заглянул внутрь.
– Помнишь, значит, – сказал надтреснутым голосом. Сверху лежали карамельки. Красно-белый фантик, «Клубника со сливками». – Но тогда они попроще были. В жесткой такой обертке.
Юджин кивнул.
– Лидочка, когда мы уезжали, Вальке полный карман насыпала.
– Да… Ну, пойдемте, что на пороге стоять.
Дом был спроектирован странно: несколько комнат вокруг просторной кухни, в каждую свой вход.
– Семья тут до нас большая жила, вот и нагородили каждому, – говорил Роман, подтаскивая к себе корзину с картошкой. – Мы с Лидочкой почему взяли? Библиотеку держали в тех вон двух, а в третьей читальный зал. Ребятишки приходили и взрослые.
Юджину в дверные проемы было видно, как Матвей с любопытством бродит по дому. Разглядывает фотографии и рисунки на стенах, горку с поделками, этажерку со старым патефоном и стопкой пластинок. Потрогал фотоаппарат в громоздком корпусе и пошел дальше. Фотоаппарат висел над креслом, на спинку которого была наброшена шаль. На столе, рядом с книгой, лежали очки в тонкой оправе. На полочке у зеркала – расческа и флакон с духами.
Дом старательно делал вид, что Лида вышла ненадолго и обязательно вернется.
Юджин повернулся к Роману.
– Помочь?
У хозяина из-под ножа вилась лента картофельной кожуры.
– Воды в чайник налей. Матвей! – повысил он голос. – Ты на рыбалку пойдешь? На зорьке, завтра.
Мальчишка высунулся из комнаты.
– Пойду. Юджин, там ты на фотке.
Их сфотографировали перед тем, как вывезти на дачу, сразу после репетиции концерта ко Дню Победы. Посередине учителя и воспитатели, среди них Роман в белой рубашке с распахнутым воротом, рядом с ним Лидочка в строгом платье, с косынкой на плечах. Оба молодые, счастливые, полгода как поженились. Юджин стоял вторым справа в верхнем ряду. В другом углу, наискось, Валька обнимался с приятелем. У мальчишек на физиономиях виднелись не до конца оттертые усы – их рисовали жженой пробкой. У Вальки на бедре висела кобура.