– Говорят, тут водятся привидения, – сказала девчонка. В руке у нее появился ключ, щелкнул замок. – Ну что, не боишься?
Матвей отодвинул ее и шагнул в сени.
Застоявшийся воздух пах сыростью и пыльными тряпками. Висело по стенам барахло: брезентовый плащ, задубевший от старости, драные ватники. В углу громоздился ларь с открытой крышкой. Там кто-то прошуршал и затаился.
– Эй, домовой! – позвал Матвей. – Это ты?
Рита презрительно фыркнула:
– Это мышь! Лучше помоги мне!
Дверь, ведущая из сеней, разбухла и не желала открываться. Матвей потянул, хотел упереться ногой в косяк, но между ним и дверью вдруг оказалась Рита. Она тоже цеплялась за ручку, старательно прикусив губу. Дверь поддалась неожиданно – девчонка откачнулась, прижавшись на мгновение всем телом, но тут же выгнулась кошечкой и скакнула за порог.
В комнате было светлее, солнце проникало сквозь щели в ставнях. Белела у дальней стены печь.
– Проходи сюда! – позвала Рита из глубины дома.
Мебель вывезли не всю: сохранился буфет с трещиной на застекленной дверце, круглый стол, мутное зеркало в облупившейся раме и диван с изогнутой спинкой. Рита устроилась на диване, скрестив ноги. Обувь она успела сбросить.
– Садись, чего встал?
Матвей опустился рядом. От Риты пахло духами – тяжелыми, женскими – и приторной клубничной жвачкой.
– У вас все городские такие робкие? – спросила девчонка.
– Через одного.
Рита придвинулась ближе, тронула за локоть и скользнула пальцами ниже, к запястью. Нащупала кожаный напульсник.
– А это тебе зачем? Покажи!
– Так, ерунда, – убрал руку Матвей.
– А зачем тебе ерунда? – дурачилась Рита, подбираясь к застежке.
– Не тронь, я сказал!
Девчонка, прижав руки к груди, отшатнулась.
– Да ладно, – старательно улыбаясь, произнес Матвей. – Просто у нас мода такая, а дед все время цепляется. Достало уже.
– Знаешь, – удивленно сказала Рита, – я тебя даже испугалась.
Матвей промолчал.
– Думаешь, я трусишка? – сощурилась девчонка. Решительно обхватила его за шею и притянула к себе. Губы у нее оказались горячие и липкие, с привкусом жевательной резинки.
Поцелуй Матвея разочаровал: девчонка слишком суетливо пыталась пропихнуть язык ему в рот. Рита отстранилась, шумно выдохнула. Ей-то, кажется, понравилось: глаза помутнели, и на щеках проступили красные пятна.
– Вот досюда можно, – рубанула себя по животу ладонью. Она сказала это так, точно дарила Матвею полцарства и принцессу в придачу. – Ниже полезешь – уйду, ясно?
– В смысле?
Девчонка сердито дернула плечом и повторила жест:
– Сверху трогай, а в шорты не смей.
– Понятно.
Матвей коснулся пуговки на ее рубашке. Рита скосила глаза, следя за пальцами. Дышала она часто и неровно. Матвей повел ладонью вверх. Да, он угадал: под тонкой тканью на девчонке нет белья. Добрался до шеи, аккуратно поправил воротничок – и опустил руку.
– Извини, эти детские игры мне неинтересны. Трахаться так трахаться, а чего попусту обжиматься?
Рита вспыхнула – разом, даже кончики ушей стали малиновыми.
– Ах ты!..
Вскочила – диван жалобно взвизгнул пружинами, – топнула босой ногой.
– Ты!..
Матвей нарочито удивленно поднял брови.
– А что я? Ты же меня сюда привела.
Разъяренная девчонка подхватила кроссовки, толкнув Матвея в колено, и бросилась из дома. Слышно было, как она пробежала по крыльцу и выскочила в огород.
Матвей со смехом повалился на диван – очень уж пафосно Рита предлагала пощупать свои тощие грудки.
…Зоя жила в соседнем номере. Приехала, кажется, в командировку, Матвей этим особо не интересовался. Юджин в тот день куда-то ушел, толком не сказавшись. Была осень, нудная, монотонная, с серым дождем, и Псов, что появились под вечер на заднем дворе, мало кто заметил. Когда Матвей возвращался после разговора с ними, то поднял голову – и увидел женщину, стоящую у окна второго этажа. Она толкнула створку.
– Привет! Значит, это ты л-рей? – с веселым любопытством спросила женщина.
Матвей остановился, глядя вверх. Лицо сразу стало мокрым от дождя.
– А хорошенький!
Прозвучало это совсем не обидно. Непрошеная свидетельница тряхнула головой, рассыпав по плечам рыжеватые волосы.
– Чего мокнешь? Поднимайся!
В номере у нее пахло шоколадом и коньяком. Женщина подошла к Матвею вплотную – оказалось, она невысокая, ему до плеча.
– Ох и взгляд у тебя, парень. Аж коленки подгибаются.
Прикосновение ладони к холодной от дождя щеке обожгло.
– Люблю, когда мужики так смотрят.
Голос у нее был жаркий, как руки и губы.
– Раздевайся, что в мокром стоять.
Матвей послушно стянул футболку…
– Ох какой, – повторяла Зоя. – Ну, девок у тебя будет – не пересчитать.
Шелковистые волосы щекотали живот, до мурашек, до судорог в ногах.
– Они будут от меня шарахаться, – выдохнул Матвей, комкая простыню. – Я же… – воздуха не хватало, – я л-рей.
Говорить, говорить – что угодно. Отвлечься, иначе сейчас…
– Вот именно, глупый! Как мотылечки полетят, лишь бы крылышки обжечь-попробовать. А ты к тому же парень красивый.
Затылком вдавился в подушку, еще чуть-чуть и… но Зоя скользнула выше, обхватила за плечи и ловко заставила перевернуться. Теперь она оказалась под ним.
– Давай, ну!..
…Матвей зашипел сквозь зубы.
– Дурак! – подумал он вслух.
Зачем прогнал Риту? Может, девчонка просто форс держала, и до дела бы у них дошло.
Глава 14
Днем наконец-то встретились с Таней. Она, правда, выглядела уставшей: осунулась, под глазами залегли тени. Ник, когда целовал ее, бережно поддерживал затылок ладонью. Таня опускала ресницы и отвечала ему тихо-тихо, но так нежно, что заходилось сердце. Потом шли через парк, держась за руки. Больше молчали, но Нику и этого сегодня было достаточно.
Простились странно: Таня долго смотрела ему в лицо, а потом коснулась виска кончиками пальцев. Шевельнулись губы. Нику показалось: то ли «прощай», то ли «прости». Но Таня громко сказала:
– До свидания! Вон мой автобус, я побежала!
А потом наступил вечер…
Сад за окном казался черно-белым, с вкраплениями алого от заходящего солнца. Тени с острыми краями пересекали тропинки. Кусты шевелились, перебирая ветками. Смотреть на них было неприятно. Ник встал – от резкого движения повело, пришлось ухватиться за подлокотник, – и задернул портьеру. Проскрежетали по гардине кольца. Очень громко, даже заломило зубы.
Ник вернулся в кресло. Прикрыл глаза, но тут же испуганно поднял веки. Почему-то страшно было сидеть вот так, не зная, что происходит вокруг.
Приступы, которые мучали на блокпосту, начинались иначе. Что с ним?
Алая темнота за портьерами шуршала и постукивала. От этих звуков продирало морозом. Чтобы отвлечься, Ник прислушался к происходящему в доме. В столовой ходила Александрина, цокали каблуки. Значит, ужин готов. При мысли о еде затошнило. Ник медленно процедил воздух сквозь зубы. И еще раз: вдох, выдох…
Стукнула входная дверь. Дед приехал. Ник услышал голоса и подумал с досадой, что Георг привел гостей. Пригладил ладонью волосы, сел ровнее. На столе – открытый учебник по истории и шахматная доска. Все нормально.
– Вечер добрый. – Дед заглянул в библиотеку. – Ты, конечно же, тут.
Ник улыбнулся через силу.
В холле продолжали разговаривать. Ник понадеялся, что люди приехали по делу и дед не будет знакомить их с внуком.
– Глаза испортишь. – Георг зажег еще одну лампу. – Как дела в гимназии?
– Как обычно.
Гости, кажется, ссорились. Странно, что Георг не спешил к ним. Наоборот, сел в кресло и ослабил узел галстука.
– Не читал бы в сумерках, а то будешь к старости, как я, мучиться. – Он потер переносицу. – Сегодня прислали интересный материал из Комиссии по защите детей, но так мелко напечатанный! Знаешь, оказывается, в тех интернатах, где ребятишек специально готовили ко встрече с л-реевскими Псами, страх оказаться про́клятым был сильнее во много раз. И, что самое важное, среди выпускников этих заведений на двенадцать процентов больше людей с синдромом стихийной мутации.
– Почему? – спросил Ник, прислушиваясь к происходящему в холле. Там вроде упомянули Дёмина. – Разве это не предопределено заранее?
– Не все, что предопределено, – случается! Ты же не стал л-реем. Так и с другими: бывает, инициация не происходит. Но чем больше подросток, ну, или молодой человек, подвержен стрессам, тем выше вероятность, что его проклятие сработает.
– Точно, – вспомнил Ник. – Алейстернов говорил про Ареф. Волна инициации.
Портьера колыхнулась. От ветра? Или не показалось и действительно стукнула оконная ручка? Ник напряженно вслушался. Что ж эти, в холле, не заткнутся! Металлический щелчок. На звук от шпингалета не похоже. А похоже… взвели курок?
– Мик? – удивленно позвал дед.
– Вы слышите?
– Что?
Скрипнул гравий под ногами. Или нет, под лапами – слишком вкрадчиво, и вот сейчас звякнет железное кольцо… Ник прикусил изнутри щеку. Какое кольцо? Это было там, в доме посреди мокрого леса! И какой курок? Тут не блокпост!
– Ерунда, показалось. – Он поторопился перевести разговор: – А что ваши гости? Вы их пригласили к ужину?
– Какие гости, Мик?
Вот сейчас он отчетливо разобрал, как в холле произнесли: «Это – не убийство! Дёмин…»
Дед смотрел на него с тревогой.
– Ты нормально себя чувствуешь?
– Да.
Громко стукнуло окно. Портьера вздулась парусом – и прыгнула в комнату мосластая тень. Пахнуло мокрой шерстью. Ник вскочил, опрокинув кресло.
Неподвижно висла штора. Окно было закрыто.
– Микаэль! Ты что?
Или ткань все-таки шевелилась?
– Там кто-то есть.
– Где? – Дед шагнул к окну.
– Стойте! – рванулся Ник, но Георг уже отодвинул портьеру.
С той стороны, из темноты, к стеклу придвинулось белое лицо, испачканное красным. Кровь медленно вытекала из дыры над бровью.