— Как далеко тебе приходилось летать?
— Мой дом был в соседнем районе города. Большую часть каникул я проводил в школьных лагерях.
Ox.
— Вообще не бывал дома?
— Пару дней на праздники.
— Когда же ты видел свою семью? — Она стеснялась даже спросить.
— Все мои сестры ходили в дневную школу для девочек по соседству, так что мы встречались во время обеда и перед тем, как они шли домой. Разговаривали через забор. Маму я видел в основном во время праздников. Отец тоже иногда бывал дома. Изредка кто-нибудь из них приходил в школу, чтобы проведать меня.
Из соседнего района. Господи…
— Подожди. Твои сестры возвращались вечером домой, а ты нет?
— Отец думал, что это сформирует характер.
— Наверное, было тяжело. — Иззи была в этом уверена. Потому что Поппи рассказывала о своем детстве в подобном интернате и о ночах, проведенных в слезах под одеялом.
— Мы все справились. — Он пожал плечами. — Это была хорошая школа. И они уделяли большое внимание безопасности.
Какое странное замечание.
— Такой опыт сделал тебя очень независимым. — Достаточно самостоятельным, чтобы колесить по миру.
— Уверен, что в этом и был весь смысл. Я подозреваю, мой отец боялся, что из меня выйдет еще одна девчонка, если я останусь дома.
— Сколько, ты сказал, у тебя сестер?
На мгновение он отвел взгляд:
— Я не говорил. Несколько.
— Так много, что ты точно не помнишь? — с сарказмом спросила Иззи.
— Какая разница?
— Разницы никакой, Гарри. Это просто разговор.
Симпатичная официантка подошла к ним и с застенчивой улыбкой начала убирать пустую посуду.
— Послушай, Гарри, извини, если я тебя обидела. Я говорила о людях с деньгами в общем.
Напряжение не исчезло.
— Почему я должен обижаться?
— Дорогая школа-интернат. Работа в Лондоне. Я предполагаю, что ты не из семьи какого-нибудь мелкого лавочника.
На напряженном лице Гарри появилась натянутая улыбка.
— Это Австралия, Из. Страна тяжелого труда и возможностей. Лавочник может быть таким же богатым, как земельный магнат.
Она вздохнула:
— Значит, вот кто твой отец? Магнат?
Что-то неопределенное вспыхнуло в его глазах. Какое-то желание, которое Иззи не смогла распознать.
— А тебя, кажется, очень интересует моя чистая стоимость, — непринужденно сказал Гарри. — Сначала допрос в квартире, теперь это. В чем дело?
Допрос?
— Я не…
— Для человека, который якобы недолюбливает богатых, ты из кожи вон лезешь, чтобы подражать им.
Она сжала губы.
— Шикарная одежда, шампанское, престижный адрес…
— По нашему престижному адресу живут три человека без постоянной работы, а я сплю в кладовке, — напомнила она ему.
— Только с недавнего времени. Ты говорила, раньше это была башня?
Иззи увидела перед глазами осуждающие лица своих родителей. Но отмахнулась от этого образа.
— Разве правильно отказываться от хороших вещей, если я могу себе их позволить?
И потом продавать их в Интернете, если деньги закончились.
— Вовсе нет. Но, я думаю, тебе нужно занять какую-то одну позицию в вопросе сравнительных достоинствах богатства и придерживаться ее.
Она подняла бровь:
— Хочешь сказать, я лицемерю?
— Я хочу сказать, что для человека, которого так устраивает его воспитание и который так ругает богатство, ты потратила немало времени на то, чтобы окружить себя атрибутами роскоши.
Иззи сделала глубокий вдох:
— Послушай… Я понимаю, что немного сорвалась с катушек с покупками. Но о богатстве я знаю только из телевизионных передач. Я решила, что все эти люди, которые говорят, что деньги не сделают меня счастливой, просто хотят, чтобы им досталось больше. У каждого человека свои тараканы в голове, свои страхи и недостатки…
Где-то в глубине души она это знала.
Ее серьезное выражение подействовало на Гарри каким-то чудесным образом, и его тело расслабилось.
— Наверно, трудно устоять перед всеми этими вещами, которых у тебя никогда не было.
— Эти несколько лет были просто замечательными.
Его низкий смех отозвался где-то глубоко у нее внутри.
— А теперь?
— Теперь я начинаю видеть смысл в том что делаю, а не в том, сколько зарабатываю.
Примерно то же самое пытался внушить ей и отец. Только он говорил: «Важно, что ты за человек, а не чем ты зарабатываешь на жизнь». Потому что… ну, потому что сам он не мог особо зарабатывать.
Авария с участием его грузовика и девять штифтов в позвоночнике решили это раз и навсегда.
Гарри внимательно посмотрел на нее:
— И это важно для тебя?
— Уважать свою ежедневную работу так же важно, как и уважать свой образ жизни. Или свой выбор. Или свои отношения.
Он кивнул, как бы соглашаясь, но потом заметил:
— Самоуважение не вернет тебе башню.
Иззи вздохнула:
— Она все равно уже занята.
— В самом деле?
— Там живет Айзек. Друг Алекса, с которым ты знаком. Но только на время, пока в его доме ремонт.
Мужчина. В ее комнате.
— Ты ведь знаешь, что можешь вернуться в «Бродмор» в любой момент? Мы найдем для тебя другое место. Другой отдел. Что-нибудь, что будет доставлять тебе удовольствие. И с повышением.
Она повернулась и посмотрела ему в глаза:
— Мое увольнение было связано больше со мной, чем с работой, Гарри. — Что бы она ни написала на стекле его кабинета. — Ты не можешь тут ничего исправить.
Правда, время, проведенное с ним, каким-то невероятным образом меняло ее. Слабые оборванные нити, свободно болтающиеся внутри ее, постепенно скручивались в крепкий надежный канат.
Гарри наполнил свой стакан из кувшина:
— Тогда за твоих новых клиентов. И независимость, которую они олицетворяют.
Иззи подняла свой стакан:
— И за самоуважение.
Глядя друг другу в глаза, они чокнулись.
— За самоуважение.
Самоуважение.
Да, он знал все об этом. Или о желании его добиться. Разве не для того он приехал в Лондон? Чтобы заслужить, заработать свое будущее, а не получить его на блюдечке с золотой каемочкой.
Квартира в «Воксхолле» была ценой, которую он заплатил за это. Как «хаммер» в свое время. Наследнику империи «Бродмор» был необходим надлежащий уровень безопасности, и эти шикарные апартаменты должны были оградить его от возможных мошенников. Его раздражало, что он не мог объяснить все это Иззи. Ей придется довольствоваться только частью правды.
Персональное водное такси к Кэнэри-Уорф и обратно стоило немалых денег, которых нормальный человек тратить бы не стал. Но ежедневные утомительные поездки в метро с пересадкой до работы и обратно… вот это была для него трата. Трата времени. Очень нерационально.
А эффективность и рациональность он ставил превыше всего.
Или он просто заблуждался? Может, это было такое же презрение, какое он испытывал к деньгам, занимавшим в его детстве место, предназначенное для любви? Они были бессмысленными, быстро расходуемыми.
В буквальном смысле.
Дома, в Австралии, деньги делали его популярным у женщин. Здесь привлекали клиентов.
Они придавали ему ценность.
Разве не так?
Жизнь в Лондоне это подтвердила. Без своей фамилии и финансовой поддержки отца он не сильно отличался от всех остальных сотрудников офиса. Оказалось, что без денег он был довольно заурядный. Не плохой, но ничего особенного. Основательный, но не выдающийся в работе, уверенный, но не впечатляющий в игре. Женщин, которые, как мотыльки, когда-то порхали вокруг Гаррисона Бродмора, почему-то не привлекал мир Гарри Митчелла. Профессиональная лесть тоже таинственным образом исчезла.
— Гарри.
Голос Иззи вернул его в реальность.
— Мне любопытно, почему мы ужинаем здесь, а не в шикарном ресторане в твоем доме.
— Вид там, может, и лучше, но еда здесь гораздо вкуснее. Ты разочарована?
— Нет. Я могу бесплатно насладиться видом и из твоей квартиры.
— Транжиры так не рассуждают.
— Ну, одно дело тратить, — она улыбнулась, — а другое — пускать деньги на ветер.
— Вращающийся ресторан, тоже деньги на ветер?
— Да, если там не готовят такой изумительный квай теов[2].
— Мне нравится, что ты с таким аппетитом уплетаешь его.
— Ну… утренние пробежки придется увеличить, но я не собираюсь упускать возможность вкусно поесть.
— Я редко слышу такое от женщин за ужином.
Две морщинки, как скрещенные палочки для еды, появились у нее между бровями.
Она подцепила побольше лапши и сказала:
— Кристина обещала мне, что, когда я вырасту, у меня появятся формы. То же самое говорила школьная медсестра. И все мои подруги.
— Мы говорим о груди?
— Грудь, бедра, нормальный зад. Все детство я мучилась из-за своей костлявости, и соблазнительные женские формы должны были стать наградой.
— Я бы не назвал тебя костлявой. Как насчет «грациозная»?
Иззи наклонила голову, словно пробуя это слово на вкус:
— Это меня устраивает.
— Многие просто мечтают о твоем теле.
— Это потому, что многие не знают, что мне приходится ушивать все вещи, чтобы они не висели на мне как на вешалке.
— Я уверен, что в ту ночь мне удалось найти бедра.
Иззи мило покраснела:
— Тсс! С ума сошел? Мы не одни в ресторане.
Это заводило Гарри — ему даже не нужно было прикасаться к ней, а его тело уже реагировало на ее присутствие.
— К сожалению.
— Большое спасибо, но я не собиралась напрашиваться на комплименты. Так что побереги силы. Я вижу, ты уже закончил. Тогда тебе придется набраться терпения и ждать, пока я доем свою порцию.
— Хорошо. Я буду просто смотреть.
Он сцепил пальцы под подбородком и с улыбкой уставился на Иззи.
— Это грубо.
Он действует ей на нервы? Отлично. Какая сладкая месть.
— Это вежливо. Я не хочу тебя торопить.
Какое-то время она жевала овощи и плоскую лапшу, не обращая на Гарри никакого внимания, но потом заметила его пристальный взгляд, прикованный к ее губам, и поднесла ко рту салфетку, лишая Гарри удовольствия.