— Короче, друган, давай думать, в чём мы провинились, — засуетился Илья. — Из-за какой фигни нас депутатской неприкосновенности лишили…
— Ну, если не из-за баб, то из-за водки, точно. Ага, Ахтынкулук вчера догнаться хотел, да я решил, что хватит с них — нам ещё на Волгу пилить.
— Ясно… Зажал тестю водяры. Ну, раз дело в этом, то легко откупимся. Сейчас скажем: «Ушла беда — есть огненная вода!», до машины доберёмся и на газ! Подальше от этой проклятой деревни!
— Попробуем, — Костя поднялся и направился к изгороди, над которой виднелись лохматые макушки. — Кхе-кхе, товарищи! — прижался он к дыре и заговорил громче, стараясь перекричать шамана. — Друзья! Коллеги и собратья!
— Ещё скажи дамы и господа! — возмутился Илья, и получил от Кости в бок локтем.
— Случилось чудо! — уверенно продолжал Костя. — Огненная вода снова есть! Много огненной воды! Там! В нашей колеснице! Уги-уги хорошо!
— Хорошо! Хорошо! Уги-уги! — раздался хор восторженных голосов.
— Уги-уги топ-топ в колесницу, — Костя зашевелил двумя пальцами, объясняя особо одарённым, как уги будут топать к машине, — брать огненная вода. И ура!
Всем счастье!
— Уги-уги-и-и! — снова оживились дикари, швырнули друзьям под ноги копья и распахнули ворота.
— Вот бы сразу так, — перешагнув копья и отряхивая грязные штаны, Илья направился к выходу.
Да только выходом и не пахло. К воротам зачем-то примыкала плетёная из костей и прутьев клетка, в которой кто-то дико ревел и метался.
Илья сделал шаг назад, затем ещё один, наступая на ноги шедшему позади другу, и застыл на месте, как вкопанный. Из распахнутой клетки на арену вывалился пятнистый мохнатый бычок, совсем невысокого роста, едва достающий до груди взрослому человеку, но зато щедро украшенный аж двумя парами длиннющих рогов.
— Ё-моё! Воропаев, это что?! — поддавшись древнейшему инстинкту, Илья подхватил с земли оба копья.
— Это… не знаю… гладиаторские бои какие-то, — пробормотал Костя и попятился к изгороди, а затем развернулся и приподдал, стараясь запрыгнуть на неё.
Вооружённый двумя копьями Илья отступал за ним, стараясь не привлекать внимания невиданного животного.
Дикари вопили и улюлюкали, не оставляя друзьям никаких попыток перебраться через частокол и с завидным упорством сталкивая их вниз разукрашенными ручищами и копьями.
Повернув широкую голову на крики, бычок заметно занервничал: подпрыгнул на месте, задрав хвост, и принялся бить копытом о землю.
— Чё делать будем? — Костя в очередной раз был сброшен с частокола, на котором он совсем недавно, уже перевалившись почти наполовину, радостно болтал ногами, и вытолкан на поросшую редкой травой арену.
— Шашлык, — всучил ему одно из копий Илья, не сводя глаз с не на шутку обеспокоенного быка.
— А ещё варианты есть? — с надеждой шепнул Костя и выставил копьё вперёд, словно римский центурион.
Не успел Илья ответить, как будущий шашлык обиделся и пустился в атаку, яростно сверкая глазами и выставив вперёд все четыре рога. Забыв про своё оружие, друзья разбежались в разные стороны, едва успев увернуться от крутых рогов.
Сковырнув рогом бревно, бык развернулся и замотал головой. Оббежав по кругу и встретившись по другую сторону арены, друзья снова замерли на месте, как мыши под веником. Казалось бы, нет ничего сложного — взял да и метнул копьё в свирепое животное. Да, это было легко — для тех, кто с рождения обучался этому. Да что там про бычка говорить — никто из менеджеров даже ни разу не свернул голову курице или гусю, героическое отрубание головы щуке, линю и карасю в расчёт не бралось, и потому необходимым опытом не считалось.
Не придумав, как быть дальше, друзья снова ринулись в разные стороны, стоило только мохнатой зверюге взять на них курс. На этот раз бык взбрыкнул задними копытами и, круто свернув, понёсся за Ильёй.
Тот, оглядываясь и поднимая пыль, помчался ещё быстрее, не выпуская из рук древка копья. Бык стремительно сокращал расстояние, нагоняя бедолагу.
— Ильюха, копьё! — поняв, что ему пока нечего бояться, Костя осмелел.
Но Илья улепётывал из последних сил, боясь даже развернуться и встретиться взглядом со взбесившимся шашлыком. Преследователь и жертва пошли на второй круг под недовольное мычание толпы. Костя тоже дал дёру, стоило другу приблизиться к нему.
— Зуев, надо что-то делать! — теперь он нёсся по арене рядом с Ильёй, спасаясь бегством уже третий круг подряд, а силы тем временем начинали сдавать. Бык, казалось, сильно и не напрягался, играя в кошки-мышки.
Запыхавшийся Илья не успел ответить, как споткнулся и покатился по земле, на радость требующих зрелищ дикарей. Костя по инерции промчался на несколько метров дальше, замедлил ход и обернулся. Обрадованный таким поворотом событий, бычара пригнул голову к самой земле и пустился в галоп. Илья лежал на спине, беспомощно, как жук, шевеля всеми конечностями и пытаясь дотянуться до выпавшего из рук копья. Костя совершенно перестал думать — такой ступор в экстремальных ситуациях находил на него частенько, особенно когда дело касалось драки на ринге — в своё время ему пришлось в боях без правил поучаствовать, когда денег больше взять было неоткуда. Ступор не в конечностях, а именно в голове — когда мысли, страхи и тревоги мгновенно улетучиваются. Боец видит цель — боец идёт к ней. Костя мотнул головой и смело запустил копьё в мохнатый бок животного.
Нависая над Ильёй, бык взревел, и его пятнистая шкура обагрилась кровью. Подняв голову и тяжело дыша, он забыл про лежащего на земле Илью и помчался на обидчика. Теперь его движения стали более медлительными — торчащее в боку копьё мешало двигаться. Воспользовавшись ситуацией, Илье удалось дотянуться до обронённого копья и вскочить на ноги. Костя замер на месте и сжал кулаки, глядя, как мохнатое животное скачет на него. Боевая стойка противника ни капли не устрашила, разъярённый болью бык сильнее заревел, стуча копытом о землю и бешено вращая глазами. Не успел он сделать и шага в сторону Кости, как второе копьё вонзилось в его широкую крепкую шею — Илья опомнился и сориентировался довольно быстро. Всё ещё стараясь двигаться вперёд, бык упал на колени под рёв довольной толпы, дёрнулся несколько раз и сник, уронив тяжёлое тело на обагрённую тёмной кровью землю.
Толпа ликовала. Но друзьям абсолютно не хотелось раскланиваться и срывать овации. Скорее, им хотелось поступить так же и с затолкавшими их в изгородь дикарями. Ворота этой арены-ловушки распахнулись, и показалась украшенная перьями голова вождя. Он снова толкал речь, пока мужчины уволакивали поверженное животное, а улыбающиеся женщины вытирали широкими листьями их руки и лбы от густой липкой крови. И от этого кисловатого запаха Илья едва сдерживался, чтобы не выбросить из себя всё содержимое желудка. Костя тоже покачивался, отряхивая изорванные штаны и грязную майку.
Но на этом злоключения не закончились. Косматые взлохмаченные воины выходили на арену друг за другом, потрясая копьём и вызывая то одного, то другого менеджера на бой. К счастью, бои эти носили игровой характер — дикари почему-то поддавались, изображая дикий страх и ужас, и в панике убегали.
Затем измотанных и уморившихся друзей, радостно подталкивая в спину копьями, заставили лезть на дерево за диким мёдом и крупными голубоватыми яйцами страшно орущих полулысых птиц, похожих на огромных летучих мышей. Их крики напоминали кряканье, но на более высоких, режущих слух частотах. При этом обе птицы, которые находились у гнезда, яростно охраняли своё будущее потомство от наглых людишек, посмевших посягнуть на их древесное жилище. Илья поддерживал Костю снизу, успокаивая и обещая, что скоро весь этот кошмар закончится.
Пальцы хоть и пострадали, но остались целы, а яйца перекочевали из гнезда в карман Ильи под восторженные возгласы дикарей внизу и недовольное карканье удивительных птиц. Вскоре одна из них нагло уселась Косте на голову, уцепившись когтями в волосы и пытаясь выклевать глаза.
Смертельно устав от всех этих манипуляций, у друзей уже не было абсолютно никаких сил, чтобы тащиться к машине. Поэтому они совершенно не сопротивлялись и разрешили уложить себя в тенёчке, на расстеленные поверх мягкой сухой травы циновки.
— Уги-уги хорошо, — ласково гладила Костину голову сидящая рядом Амила. — Хорошо воин, хорошо охотник…
— Да уж, лучше не бывает, — простонал Костя и повернулся на другой бок, где лежащего в полузабытьи Илью холодной водой отпаивала сияющая, как медное блюдо, Шатха. — Зуев, ты там живой?
— Да лучше бы сдох маленьким… — промычал он в ответ, затем забрал из рук толстухи кривобокий кувшин. — Мало вода! Понимать? — помахал он кувшином перед её веснушчатым лицом. — Много вода давай! Уги-уги мыться! — Он принялся изображать, как трёт себя мочалкой, толстуха закивала головой и убежала. — Какие идиоты! — снова растянулся на циновке Илья. — То любить, то убить…
— Это они нас в главные уги-уги посвящали, — добавил Костя. — Мы теперь самые крутые воины и охотники.
— Так что, жить тут останешься?
— Типун тебе на язык. Отдохнём, пожрём и смоемся отсюда, пока эти придурки ещё чего не выдумали…
Сообразительная Шатха позаботилась о ванне, точнее, о наполненных водой бочках, через щели которых здорово хлестала вода, но мальчишки не уставая бегали к реке и возвращались с наполненными кувшинами, не давая бочкам опустошаться.
Костю пучком травы и сладко пахнущих цветов растирала Амила, Илье повезло меньше — сестра вождя не желала оставить в покое своего возлюбленного. Пару раз она пыталась забраться к нему в бочку, но к счастью, «широкая кость» и плохая растяжка не позволяли ей этого сделать.
Изольента старалась не показываться на глаза, прячась за спиной своего мохнатого ухажёра. Лишь иногда Илья замечал мелькающую в толпе её светло-русую голову.
После «ванны» обнаружилось, что их одежда уже выстирана и болтается на ближайшем дереве, колышась под порывами свежего ветра. Грязная обувь, зажигалка и смятая пачка сигарет лежали рядом.