Тридцать три несчастья — страница 9 из 42

Илья рванул в хижину вождя, а рыжая, не отставая ни на шаг, ринулась следом. Костя растерянно остался стоять на дорожке под пристальным взором Амилы, укутавшей обнажённые груди длинными локонами.

— Шатха — плохо. Амила — хорошо. Да?

— Да. Пошли, Милка, пока не передумал, будем делать хорошо. — Костя бросил на землю окурок, затушив его ногой, и по-хозяйски обнял Амилу, увлекая её к злополучным кустам, откуда только что чудом спасся его друг.

— Костя — хорошо, Амила — хорошо, — кивнула в ответ девушка, послушно следуя за своим возлюбленным.

Глава 5

Утро четвёртого дня или что за праздник без мордобоя

«Если бы печень могла диктовать мозгу, не нашлось бы ни одного повода для застолья»

Сабир Омуров

— Зуев! Вставай! — громкий голос Кости звенел над ухом, как колокол.

— Да пошёл ты… Ещё будильник не звонил, рано на работу, — пробормотал спросонья Илья, не открывая глаз и поворачиваясь на другой бок.

— Какую работу? Очнись! — дёрнул его за плечо Костя.

Илья, превозмогая себя, кое-как разлепил припухшие глаза, удивлённо рассматривая хижину, в которой, кроме Кости, никого не было. Бок, на котором пришлось спать, весь затёк от проведённой на плетёной циновке ночи. Илья с неясным мычанием заставил себя подняться и присел на импровизированном ложе, вытянув ноги в тяжёлых ботинках.

— Воропаев, — вздохнув, потёр он лицо обеими руками, — я думал, это кошмар приснился…

— Не знаю, у кого кошмар, а у кого всё пучком. Чё раскис? Похмелить? —

Костя поднял глиняную плошку, в которой плескалась водка с плавающими в ней дохлыми мухами и поморщился: — Не, новую принесу. — Он решительно направился к выходу.

— Постой! — окрикнул его Илья, которого едва не стошнило при виде спиртного. — Ты как хочешь, а я больше пить не буду. Я эти дни на всю жизнь запомню.

— Вчера ты так не говорил, — заметил Костя. Но плошку всё же отставил в сторону. — Да поднимайся уже! Ахтынкулук ждёт!

— Кость… тебе не кажется, что это ни фига не Новосёлки? — тихо, по-заговорщицки, прошептал Илья, косясь на дверную занавесь.

— Ясен финик, что не Новосёлки. Это мы уже вчера выяснили.

— Я не о том, Костян. Понимаешь, это вообще другая страна. Как тебе объяснить. Помнишь, как в кино «С лёгким паром», заснул в Москве — проснулся в Ленинграде? Так и мы. Заснули около Новосёлок, а проснулись, хрен знает где…

— Так мы ж не засыпали, — присел рядом Костя. — И нас без боя не возьмёшь. А как же машина?

— В том то и дело, что ни фига и не понятно. Слушай, Костян, может мы в прошлое попали? Ну, знаешь… гроза, разряд молнии и всё такое…

— Ты чего? Не допил? — Костя удивлённо уставился на друга. — Фильмов дешёвых насмотрелся? У нас машины времени нет.

— Тогда сам объясни, где мы? — Илья наконец-то превозмог себя и поднялся, озираясь в поисках воды. Но во всех сосудах, как на зло, попадалась лишь выдохшаяся водка. Наконец, он нашёл в углу остатки вчерашней пресной похлёбки, которую жадно выпил.

— Где? Ну как где… — Костя почесал затылок, думая, что ответить. Он и правда, не задумывался, где они могут находиться. Этот вопрос как-то больше не приходил в его голову со вчерашнего дня. — Не знаю я, Зуев, — наконец признался он.

— Вот и я о том. Значит, будем думать логически. Одно понятно, что мы не могли уехать далеко от Новосёлок, но их здесь нет. И магаза нет. И деда нет. И зачем мы тот навигатор проклятый спёрли?

— А это идея, Зуев! — обрадованно заёрзал Костя. — Как сюда попали, так и обратно доберёмся, не переживай. Наверняка навигатор выведет. Идём, там все собрались уже. Праздник продолжается! Ахтынкулук меня за тобой отправил, не парься, напьёмся — разберёмся, ты же знаешь!

— Именно этого я и боюсь, — недовольно пробормотал Илья и добавил: — Иди, догоню сейчас!

Минут через пятнадцать два работника «Техноопта» уже находились на «центральной площади» посёлка дикарей, где вчера устроили такой разгром.

Посреди усыпанной песком и камнями площадки возвышались шесты, сложенные домиком. А местные мальчишки старательно заталкивали между ними сухие ветки и хворост, хорошенько укрепляя конструкцию.

— Это что ещё за хрень? — часто заморгал Илья.

Ему сразу же представилась картина, как их связывают, а потом жарят на вертеле, над стеной огня, как людоеды в фильмах. Он перевёл взгляд на Костю. Тот стоял, зажав в зубах сигарету, и молча наблюдал, пуская дым из носа. Казалось, он был даже весьма доволен происходящим здесь действием.

— Слышь, Костян, а что происходит? — толкнул его локтем в бок Илья

— Что-что, сектанты с утра на охоту ходили, сейчас возвращаются. Хоть мяса пожрём, а то не могу больше на их похлёбку пресную смотреть. И на рыбу тоже.

— А кого есть-то будем? — испуганно прошептал Илья и вновь вздрогнул, вспоминая недавно виденный в 3-D ужастик, когда его жена закрывала глаза стаканом с попкорном.

— Понятия не имею. Скоро увидим. Да не дрейфь, всё нормально будет! —

Костя ободряюще хлопнул друга по плечу и направился в сторону сияющей Амилы, не отводящей от него восторженного взгляда.

Со стороны леса послышалось дружное пение и нарастающий с каждой минутой шум. С песней, в которой не было понятно ни одного слова, из-за кустов показался отряд полуголых охотников с копьями и луками. Следующие за ними несли нечто, связанное верёвками поверх копьгг и привязанное к длинному деревянному шесту.

Что это было за животное, рассмотреть было сложно, потому как все жители посёлка с радостными воплями ринулись навстречу охотникам, а вооружённые длинными кривыми ножами женщины — разделывать добычу.

Выглядывая из-за голов столпившихся дикарей, друзья увидели то, что стало объектом всеобщего внимания. Крутые рога венчали большую лохматую голову с маленькими глазками. Крупное горбатое тело, покрытое длинной спутанной шерстью чёрно-белого пятнистого окраса, из которой выглядывало полное вымя.

— Костян, это что за чупакабра? — осторожно приблизился Илья, вытягивая голову, чтобы лучше рассмотреть диковинное рогатое животное.

— Ильюха, так это же корова!

— А чего тогда на ней столько шерсти? — неуверенно произнёс Илья, вспоминая, как выглядят коровы. По его мнению, они были гладкошёрстными, а это нечто имело шерсть длиной сантиметров пятнадцать-двадцать.

— Сорт такой. Порода, в смысле, — заключил Костя. — Ну, или дикая. Холодно ей зимой. Вот и шерсть отрастила.

— Сам ты дикий, Воропаев! Коровы не отращивают шерсть. Это вообще мутант какой-то! Не припомню я, чтобы коровы такие когда-то водились. Пятнистость — признак одомашненности, чтоб ты знал! Я-то, в отличие от тебя, биологию не прогуливал.

— Поздравляю, Зуев, хоть в чём-то пригодилось. По-твоему, динозавры водились, а коровы нет? Какая разница, что это за зверь, главное, шашлык будет!

— И то верно, — кивнул Илья. — Надо их учить, как мариновать правильно, а то опять без соли и перца жрать будут.

— Вот ты этим и займись, знаток биологии, — ответил Костя, обнимая дочь Ахтынкулука. — Идём, Милка, в «фигвам» прогуляемся.

Милка что-то прошептала Косте на ухо, покраснев при этом, а потом залилась звонким смехом. А на шее Ильи вновь повисла грузная Шахра, не переставая съедать его страждущим взглядом.

— Красавчик… — томно вздыхала она, взъерошивая его светлые волосы.

Женщины мастерски, как заправские мясники, освежевали мохнатую корову,

отложив в сторону ценную шкуру и швырнув кишки своре похожих на гиен мелких собачонок, которые не переставали повизгивать и грызться между собой. Затем наступило всеобщее веселье. Мясо жарилось на вертеле, прямо над стеной огня, ни о каком маринаде не было и речи. Дикари громко спорили на своём тарабарском и горланили дурацкие заунывные песни. Один из охотников добился права смотреть за вертелом, периодически подкручивая дичь, и отрезая ещё жёсткие ломти мяса длинным кривым ножом. Куски тут же расходились по протянутым рукам племени, а голодные полуодетые детишки жадно подхватывали то, что оставалось от пиршества.

Ахтынкулук, как и подобает вождю, восседал на самом почётном месте, на возвышении, напоминающем заросший травой и мхом бетонный фундамент здания. Рядом сидела его вечно недовольная жена. Сегодня она была как никогда «хороша», даже воткнула в причёску цветные перья и повесила в нос рыболовную блесну, на которую могла бы клюнуть щука. Блесна являлась подарком Кости, поэтому стала лучшим украшением местной правительницы. Вождь всё выпрашивал наручные часы, но Костя упрямо сопротивлялся — уж слишком дороги они были, чтобы оставлять кому попало. Колумб вон, вообще ленточки дикарям дарил в обмен на золото — и прокатывало. Жену вождя звали Зарба. Она была длинная и худощавая, как жердь, на голову выше своего супруга, и очень крикливая, в отличие от добродушного толстого Ахтынкулука и их любвеобильной дочери.

Сама же Амила гордо восседала на коленях у Кости, бросая на подруг надменные взгляды. Подружки в свою очередь тяжко вздыхали, завидуя счастливице, которой удалось урвать такого красавчика, пусть и «чужого».

Костя вновь отличился, приправив мясо в плошке вождя из своих запасов, чем несказанно удивил дикаря. А ещё водка пришлась весьма кстати. Вместо хлеба ели печёные на горячих камнях лепёшки, почти безвкусные, но вполне съедобные. Вот только соусы в этом «ресторане» не предусматривались.

— Держи, Ахтынкулук! — Костя плеснул в глиняную посудину очередную порцию водки. — Да смотри, закусывай, а то свалишься, как вчера. Огненная вода!

— Огненная вода — хорошо! — согласился Ахтынкулук и, как болванчик, закивал головой. — Дети Амила — хорошо, дети Шахра — хорошо! Чужие — хорошо!

— Да ты здесь авторитет, друган! — заметил Илья, локоть которого не отпускала рыжая толстушка, заметно раздобревшая после выпитого спиртного.

— А то! — выпятил грудь Костя. — Наши везде прорвутся!

Вскоре честной народ побаловал своим посещением местный шаман. Вредного старикашку звали Ануканака, вождь открыто недолюбливал его, не желая делить власть. Но, как и полагается мудрому дипломатичному правителю, сладко улыбался, приветствуя его.