– «Среди этих слов – напрягите внимательный глаз…» – опять забормотал Клаус, закрыв глаза, чтобы не видеть, как все вокруг качается.
– Тук! – взвизгнула Солнышко, но никто ее не расслышал из-за крика, который издала Вайолет, потому что ноги у нее подломились, она хлопнулась на землю, ободрала коленку и уронила Клауса. Очки у него свалились с носа, падая, он ударился о мостовую локтями, а ушибать локти – очень больно, особенно когда на локтях сразу образовались ссадины. Но гораздо больше Клауса беспокоили кисти рук, которые больше не сжимали ног младшей сестры.
– Солнышко! – позвал он и прищурился, потому что плохо видел без очков. – Солнышко? Где ты?
– Хени! – крикнула Солнышко, на этот раз было еще труднее обычного понять, что она хочет сказать. Младшая из Бодлеров сумела уцепиться за клюв вороны, но, поскольку из Фонтана не переставая струилась вода, зубы у Солнышка заскользили по гладкой металлической поверхности.
– Хени! – взвизгнула она опять, когда с металла соскользнул один из ее передних зубов. Она начала съезжать ниже, ниже, отчаянно хватаясь за все подряд, чтобы задержаться. Но единственным, кроме клюва, выступом на голове у металлической вороны был ее выпученный глаз, однако и он был гладкий и не давал возможности зацепиться зубами. Солнышко катилась вниз и даже закрыла глаза, чтобы не видеть своего падения.
– Хени! – взвизгнула она в последний раз, в панике грызнув зубами вороний глаз. И вдруг глаз поддался под ее зубами и ушел в себя. «Ушел в себя» – выражение, которое обычно употребляют, желая описать того, кто впал в депрессию, выглядит хмурым и неразговорчивым. Но в данном случае речь идет о потайной кнопке, спрятанной в статуе птицы, и кнопка эта, должен сообщить, пребывает в отличном состоянии духа, лучше некуда. С громким скрипом она ушла в себя, металлический клюв раскрылся во всю ширину, обе половины медленно разошлись и благополучно опустили Солнышко вниз. Клаус нашел очки и успел увидеть, как его младшая сестра упала прямо в протянутые руки Вайолет. Трое Бодлеров с облегчением посмотрели друг на друга, а потом на раскрывшийся клюв вороны. В потоке воды они разглядели две пары рук, схватившихся за клюв, а потом двух людей, вылезающих из Птичьего Фонтана. Их толстые вязаные свитеры настолько пропитались водой, стали темными и тяжелыми, что эти двое выглядели большими бесформенными чудищами. Они осторожно выбрались из клюва и спустились на мостовую, и Бодлеры бросились их обнимать.
Мне не надо рассказывать вам, как счастливы были Бодлеры видеть перед собой Дункана и Айседору Квегмайр, дрожавших в мокрых свитерах. Не надо рассказывать, как благодарны были Квегмайры за то, что кончилось их заточение в Птичьем Фонтане. Мне не надо рассказывать, какую радость и облегчение испытывали пятеро юных друзей, воссоединившихся наконец после столь долгой разлуки, и мне не надо рассказывать, сколько восторженных слов наговорили тройняшки, пока стаскивали с себя тяжелые намокшие свитеры и пытались их отжать. Но мне кое-что придется вам сказать, и это кое-что был показавшийся вдали детектив Дюпен, который с факелом в руках направлялся прямо в сторону бодлеровских сирот.
Глава двенадцатая
Если вы дочитали до этого места, сейчас самое время остановиться. Если вы отступите на шаг и окинете взглядом книгу, которую читаете, то увидите, как мало уже осталось этой злополучной истории. Но если бы вы знали, сколько горя и невзгод вмещают оставшиеся страницы, вы сделали бы еще шаг назад, а потом еще и еще и продолжали бы отступать, пока гадкий городишко не сделается таким же маленьким и далеким, какой была приближающаяся фигура детектива Дюпена в тот момент, когда бодлеровские сироты обнимали своих друзей, испытывая облегчение и радость. К сожалению, бодлеровские сироты не могли остановиться на этом месте, да и я не имею возможности вернуться назад во времени и предупредить Бодлеров, что облегчение и радость, испытываемые ими возле Птичьего Фонтана, надолго останутся последними в их жизни. Но вас я могу предупредить. Вы, в отличие от бодлеровских сирот, от тройняшек Квегмайр и меня с моей дорогой покойной Беатрис, можете тут же бросить эту злосчастную историю и вместо нее посмотреть, что происходит в конце «Крошки эльфа».
– Нам нельзя тут оставаться, – сказала Вайолет. – Мне не хочется портить нашу встречу, но сейчас уже вторая половина дня и вон там идет детектив Дюпен.
Все пятеро поглядели в ту сторону, куда показывала Вайолет, и увидели лазурное пятно пиджака и яркую точку горящего факела, которые приближались вместе с Дюпеном.
– Как ты думаешь, он нас видит? – спросил Клаус.
– Не знаю, – ответила Вайолет, – но торчать здесь и выяснять это не будем. Здешняя толпа еще больше разъярится, когда горожане поймут, что мы удрали из тюрьмы.
– Детектив Дюпен – это теперешнее обличье Графа Олафа, – объяснил Клаус, – и он…
– Мы все знаем про детектива Дюпена, – прервал его Дункан. – И мы знаем, что произошло с вами.
– Вчера мы все слышали из Фонтана, – добавила Айседора. – Когда вы чистили Фонтан, мы шумели изо всех сил, но нас заглушал шум льющейся воды.
Дункан отжал целую лужу из левого рукава толстой вязки, затем сунул руку под рубашку и извлек оттуда темно-зеленую записную книжку.
– Мы старались не дать промокнуть нашим записям, – объяснил он. – Все-таки там содержится решающая информация.
– У нас тут все сведения о Г. П. В., – сказала Айседора, доставая свою черную как смоль книжку. – В смысле о настоящем Г. П. В., а не о Городе Почитателей Ворон.
Дункан раскрыл книжку и подул на слипшиеся страницы.
– Нам известна вся история бедного Жа…
Дункана прервал пронзительный крик где-то сзади. Дети обернулись и увидели двух членов Совета, которые таращились на дыру в стене тюрьмы. Бодлеры и Квегмайры быстро юркнули за Птичий Фонтан, пока их не успели заметить.
Один из старейшин вскрикнул еще раз и, сняв шляпу, вытер лоб матерчатой стороной.
– Они сбежали! – крикнул он. – Правило номер тысяча семьсот сорок два категорически запрещает сбегать из тюрьмы! Как они посмели нарушить правило!
– Чего еще ожидать от убийцы и двух пособников, – добавил второй старейшина. – Глядите – они повредили Птичий Фонтан. Клюв развалился. Наш прекрасный Фонтан погиб!
– Эти трое сирот – худшие преступники на свете, – продолжал первый. – Смотри – вон идет детектив Дюпен. Пойдем расскажем ему, что случилось. Может, он догадается, куда они делись.
– Ты иди рассказывай Дюпену, – отозвался второй, – а я схожу в «Дейли пунктилио». Может, мое имя попадет в газету.
Члены Совета поспешили прочь делиться новостью, и дети вздохнули с облегчением.
– Лизко, – проговорила Солнышко.
– Да, слишком близко, – сказал Клаус. – Скоро весь район заполнится горожанами, охотящимися за нами.
– Ну а за нами никто не охотится, – проговорил Дункан. – Мы с Айседорой пойдем перед вами и заслоним вас, и вас никто не заметит.
– Но куда мы пойдем? – спросила Айседора. – Этот гадкий городишко находится невесть где.
– Я помогла Гектору доработать автономный летучий дом, – сказала Вайолет, – и он обещал держать его для нас наготове. Нам нужно только добраться до окраины – и тогда мы спасены.
– И что же, мы навсегда останемся жить в небе? – Клаус нахмурился.
– Ну, может, и не навсегда, – ответила Вайолет.
– Сцилла! – выпалила Солнышко, имея в виду «либо автономный летучий дом, либо костер!».
– Ну если представить дело так, – отозвался Клаус, – тогда вы меня убедили.
Все с этим согласились, и Вайолет оглядела площадь – не появился ли кто-нибудь еще.
– В такой плоской местности, – сказала она, – людей видно издалека, и мы воспользуемся этим преимуществом. Мы пойдем по любой пустой улице и, если кого-нибудь увидим вдали, свернем за угол. Добраться до дома Гектора вороньим курсом мы не сможем, но рано или поздно мы все равно доберемся до Дерева Невермор.
– Кстати, о воронах, – обратился Клаус к двоим тройняшкам. – Каким образом вы ухитрялись передавать стихи с помощью ворон? И почему вы были уверены, что записки до нас дойдут?
– Тронулись, – сказала Айседора. – Мы расскажем все по дороге.
И друзья тронулись в путь. Но сперва Квегмайры встали впереди, потом все пятеро огляделись вокруг, проверили все улицы и, обнаружив наконец одну, где не было ни души, покинули площадь.
– Олаф выкрал нас на Модном аукционе при содействии Эсме Скволор. – Дункан начал с того момента, когда Бодлеры видели их последний раз. – Какое-то время он держал нас в башенной комнате своего мерзкого дома.
Вайолет содрогнулась.
– Я так давно уже не вспоминала о той комнате, – сказала она. – Трудно поверить, что когда-то мы жили с таким гнусным человеком.
Клаус показал на фигуру, которая двигалась в их направлении, и дети поскорее свернули в соседнюю пустынную улицу.
– Эта улица не ведет к дому Гектора, – заметил Клаус, – но мы попробуем потом вернуться назад по своим следам. Продолжай, Дункан.
– Олаф разнюхал, что вас троих поселят у Гектора на окраине города, и велел своим сообщникам построить этот жуткий фонтан.
– Затем он засунул нас внутрь, – подхватила Айседора, – и мы оказались тут на площади, где он мог следить за нами, пока охотился на вас. Мы знали, что вы – наш единственный шанс на спасение.
Дети дошли до угла, остановились, и Дункан выглянул на следующую улицу – удостовериться, что там пусто. Потом он сделал знак, что все спокойно, опасности нет, и продолжал рассказывать:
– Необходимо было дать вам знать о себе, но мы боялись, что сообщение попадет в чужие руки. Айседоре пришло в голову передавать сообщения стихами и спрятать наше местопребывание в первых буквах каждой строки.
– А Дункан придумал, как доставлять записки к дому Гектора, – добавила Айседора. – Когда-то он изучал миграционные маршруты больших черных птиц, поэтому знал, что здешние вороны будут проводить каждую ночь на Дереве Невермор, как раз около гекторовского дома. Каждое утро я писала двустишие, и мы оба карабкались наверх внутри клюва.