тельной школы. У нее были темные глаза, пронизывающий взгляд и выразительные брови, которые она вопрошающе приподняла, с подозрением оглядывая вошедших. За спиной у нее за небольшим круглым столом сидели Граф Олаф, Эсме Скволор и олафовские сотоварищи, и все они с любопытством взирали на детей. Мало того, кроме всех этих любопытствующих глаз, на Бодлеров смотрел еще один глаз – стеклянный, висевший на цепочке на шее у Мадам Лулу. Глаз как две капли воды походил на тот, что был нарисован на фургоне, и на тот, что был вытатуирован на щиколотке у Графа Олафа. Именно этот глаз словно преследовал Бодлеров повсюду, затягивая их все дальше в глубину зловещей тайны, которая окутывала их жизнь.
– Зайдете, пожалуйста, – проговорила Мадам Лулу на своем странном английском, и замаскированные дети повиновались.
Стараясь выглядеть как можно более уродскими, бодлеровские сироты вошли внутрь и оказались на несколько шагов ближе ко всем этим пристально глядящим на них глазам и на несколько шагов дальше от той своей жизни, которую оставляли позади.
Глава третья
ПОМИМО получения за один день нескольких газетных вырезок или устного известия о том, что кто-то из вашей семьи продался вашим личным врагам, одно из самых неприятных испытаний в жизни – это собеседование перед устройством на работу. Рассказывать, что ты умеешь делать, рассчитывая на оплату этого умения, – большая нервотрепка. Однажды у меня было очень трудное собеседование с работодателем: я рассказывал о том, как попадаю стрелой из лука в оливку, что способен выучить наизусть целых три страницы стихов, а также определить, не пробуя, положен ли в сырную массу для фондю[28] яд, и все это я должен был еще и демонстрировать. Лучшая стратегия при этом – быть предельно честным, так как худшее, чем может окончиться собеседование, это что вы не получите места и проведете остальную жизнь, добывая пищу в дикой местности и укрываясь под деревьями или под навесом бездействующего кегельбана[29]. Но собеседование бодлеровских сирот с Мадам Лулу перед устройством на работу было куда более тяжелым. Честными они ни в коем случае быть не могли – они притворялись совершенно другими людьми. Самым худшим исходом было бы то, что их разоблачат Граф Олаф и его труппа и оставшуюся часть жизни дети проведут в столь ужасных условиях, что и думать про это было невыносимо.
– Садитесь, пожалуйста, Лулу будет побеседовать с вами про карнавальную работу. – И Мадам Лулу махнула рукой в сторону круглого стола, где сидели Олаф с компанией. Вайолет и Клаус с трудом уместились на одном стуле, а Солнышко взобралась на другой, и все присутствующие молча следили за ними. Актеры сидели, опершись локтями на стол и хватая угощения прямо руками. Эсме Скволор тянула свое пахтанье, а Граф Олаф, откинувшись на спинку стула, очень-очень пристально глядел на Бодлеров.
– Что-то в вас есть знакомое, – заметил он.
– Наверно, ты и раньше встречал уродов, мой Олаф, – сказала Лулу. – Какие ваши имена?
– Меня зовут Беверли, – ответила Вайолет своим новым, низким голосом, придумав себе имя с такой же быстротой, с какой изобрела бы, к примеру, гладильную доску. – А вторую голову зовут Эллиот.
Олаф протянул через стол руку, чтобы поздороваться, и Вайолет с Клаусом пришлось очень быстро соображать, чья рука у них торчит из правого рукава.
– Очень приятно познакомиться, – сказал Олаф. – С двумя головами, надо думать, живется нелегко.
– Ох да, – пропищал Клаус самым высоким, каким только мог, голосом. – Вы себе не представляете, до чего хлопотно найти подходящую одежду.
– Я заметила, какая на тебе рубашка, – проговорила Эсме. – Очень модная.
– То, что мы уроды, не мешает нам следить за модой, – отозвалась Вайолет.
– А как вы принимаете пищу? – осведомился Граф Олаф. Глаза его горели ярким блеском. – Надо думать, это весьма затруднительно?
– Н-ну… я бы сказал… мы… – растерялся Клаус, но, прежде чем он нашелся что ответить, Олаф схватил с тарелки большой початок кукурузы и сунул его детям под нос.
– А ну-ка поглядим, как ты справишься! – прорычал он, и приспешники его захихикали. – Ешь кукурузу, двухголовый урод!
– Да, – поддержала его Мадам Лулу, – так лучше всего проверять, как работать на карнавале. Ешь кукурузу, ешь!
Вайолет и Клаус обменялись взглядами и протянули каждый одну руку, чтобы взять початок у Олафа. Они неуклюже держали перед собой кукурузу. Вайолет нагнулась, чтобы откусить кусок, но при этом нечаянно выдернула початок из Клаусовой руки, и кукуруза упала на стол. Зрители разразились бессердечным хохотом.
– Вы поглядите на них! – со смехом прокричала одна из напудренных женщин. – Даже кукурузу не могут есть! Вот уроды так уроды!
– А ну еще разок, – с гадкой усмешкой приказал Олаф. – Подбери со стола кукурузу, урод!
Дети повиновались и снова поднесли к губам кукурузу. Клаус скосил глаза и попытался откусить кусок, но, когда Вайолет попробовала продвинуть початок поближе к Клаусу, чтобы помочь ему, кукуруза ударила брата по лицу, отчего все вокруг (кроме, естественно, Солнышка) опять захохотали.
– Какой ты смешной, – проговорила Мадам Лулу. Она так смеялась, что у нее потекли слезы, и, когда она вытерла глаза, одна из ее выразительных бровей слегка размазалась и над глазом появилось что-то вроде синяка. – Попробуй еще раз, Беверли-Эллиот!
– Ничего смешнее не видывал, – проговорил крюкастый. – Я всегда думал, что люди с врожденными физическими недостатками чувствуют себя несчастными, а оказывается, они весельчаки.
Детям очень хотелось указать ему, что человеку с крюками вместо рук, вероятно, тоже пришлось бы туго, доведись ему есть кукурузный початок, но они понимали, что собеседование перед устройством на работу – не самое удачное время для дискуссий, поэтому они проглотили свои доводы и принялись поглощать кукурузу. Укусив початок несколько раз, дети приноровились, что в данном случае означает «начали постигать, каким образом двое людей, пользуясь каждый одной рукой, могут есть один и тот же початок кукурузы одновременно». Но все равно задача была очень трудная: початок был скользким от масла, масло оставляло влажные потеки на губах, стекало с подбородков. Иногда положение початка было идеальным для одного из детей, но при этом он утыкался в лицо другому. А время от времени початок и вовсе выскальзывал у них из рук, и окружающие опять принимались хохотать.
– Да это будет веселее, чем детей похищать! – заключил лысый помощник Олафа, весь сотрясавшийся от смеха. – Чтобы поглазеть на это, люди издалека валом повалят, а тебе, Лулу, вся затея обойдется в один початок кукурузы!
– Правда, пожалуйста, – согласилась Мадам Лулу и посмотрела на сидящих за столом Вайолет и Клауса. – Людям нравится, чтобы неряшливо ели. Вы наняты в Шатер уродов.
– А вон с тем что делать? – спросила Эсме, хихикая и стирая с губ пахтанье. – Он похож на меховой воротник.
– Чабо! – проворчала Солнышко, обращаясь к сестре с братом. Она хотела сказать что-то вроде «Конечно, все это унизительно, но зато наш маскарад, кажется, удался».
Вайолет поторопилась замаскировать смысл ее рычания.
– Это Чабо, девочка-волчонок, – произнесла она низким голосом. – Ее мать была охотницей и влюбилась в красивого волка – это их горемычный ребенок.
– Вот уж не думал, что такое бывает, – сказал крюкастый.
– Грр, – заворчала Солнышко.
– Забавно бы поглядеть, как она станет есть кукурузу, – сказал лысый и, схватив еще один початок, помахал перед самым носом у младшей из Бодлеров. – А ну, Чабо! На, хватай.
Солнышко широко разинула рот, и лысый, увидев кончики зубов, торчащие сквозь длинную шерсть, в страхе отдернул руку.
– Ух ты! Да она дикая!
– Да, пока еще немножко диковатая, – подтвердил Клаус своим высоким голосом. – По правде говоря, все наши страшные шрамы на лицах оттого, что мы ее дразнили.
– Грр, – еще раз проворчала Солнышко и куснула ложку, чтобы показать, какая она дикая.
– Из Чабо будет привлекательный номер на карнавале, – объявила Мадам Лулу. – Людям всегда нравится жестокость. Ты тоже взятая на работу, Чабо, пожалуйста.
– Только держите ее подальше от меня, – вставила Эсме, – а то, чего доброго, порвет мой наряд.
– Грр! – заворчала Солнышко.
– Теперь пошли, – распорядилась гадалка. – Мадам Лулу покажет ваш фургон, пожалуйста, там будете спать.
– А мы еще посидим и выпьем вина, – заявил Граф Олаф. – Поздравляю с приобретенными уродами, Лулу. Я знал, что тебе повезет, раз я рядом.
– Всем везет, – сказала Эсме и чмокнула Олафа в щеку.
Мадам Лулу нахмурилась и вывела детей наружу, в темноту.
– Уроды, пожалуйста, за мной, – сказала она. – Вы будете жить, пожалуйста, в фургоне с другими уродами. Хьюго, Колетт и Кевин – уроды все тоже. Каждый день будете показывать себя в Шатре уродов. Беверли-Эллиот ест кукурузу. Чабо пугает публику, пожалуйста. Хотите спрашивать вопросы, уроды?
– А нам будут платить? – спросил Клаус. Он решил, что деньги пригодятся, если они получат ответы на свои вопросы и после этого им удастся сбежать.
– Нет, нет, нет, – пролепетала Мадам Лулу. – Мадам Лулу не будет давать деньги уродам, пожалуйста. Если урод, то должен быть довольным получать работу. Посмотрите на человека с крюками вместо рук. Он благодарен делать работу для Графа Олафа, хотя Олаф не даст ему деньги из богатства Бодлеров.
– Граф Олаф? – переспросила Вайолет, делая вид, будто их злейший враг ей незнаком. – Это господин с одной бровью?
– Да, он, – ответила Лулу. – Блестящий мужчина. Но не думайте сказать ему что-то неправильное, пожалуйста. Мадам Лулу считает, всегда надо давать людям, что они ждут. Вы всегда говорите Олафу, что он блестящий.
– Мы будем помнить об этом, – отозвался Клаус.
– Хорошо, пожалуйста. Вот фургон уродов. Добро пожалуйте в новый дом.