Лулу между тем успела дойти до стола и увидеть сверкавшие вокруг осколки битого стекла.
– Вы разбивали хрустальный шар! – завопила она, тыча в Бодлеров длинным грязным ногтем. – Вы должны стыдить себя, уродов! Хрустальный шар очень ценная вещь, пожалуйста, у него магическая сила!
– Обман! – крикнула Солнышко.
– Этот хрустальный шар не был магическим! – сердито перевела Вайолет. – Он из простого стекла! И вы никакая не гадалка! Мы осмотрели ваше устройство для молнии и нашли ваш газетный архив!
– Тут все сплошное надувательство. – Клаус обвел рукой палатку. – Это вам должно быть стыдно!
– Пожа… – начала Мадам Лулу, но тут же закрыла рот. Она посмотрела на Бодлеров, глаза ее широко раскрылись, она хлопнулась в кресло, положила голову на стол и заплакала.
– Да, я стыжусь самой себя! – запричитала она без всякого акцента. Она подняла руку, быстрым движением размотала тюрбан, так что длинные светлые волосы упали по сторонам ее заплаканного лица. – Я безмерно стыжусь себя, – выговорила она между всхлипами, и плечи ее затряслись от рыданий.
Бодлеры переглянулись, а потом опять уставились на сидящую перед ними плачущую женщину. Порядочным людям бывает трудно сердиться на плачущего человека, вот почему бывает полезно расплакаться, когда на вас кричит порядочный человек. Трое детей наблюдали, как Мадам Лулу продолжает плакать, изредка вытирая глаза рукавом, и им самим невольно взгрустнулось, хотя гнев их и не остыл.
– Мадам Лулу, – начала Вайолет твердым тоном, хотя и не таким твердым, каким бы ей хотелось, – почему вы…
– О нет! – взвыла Мадам Лулу, услышав свое имя. – Не называйте меня так! – Она поднесла руку к горлу и дернула шнурок, на котором висел глаз. Шнурок лопнул, и она бросила его на пол в кучу осколков, продолжая рыдать. – Меня зовут Оливия, – выговорила она наконец и прерывисто вздохнула. – Я не Мадам Лулу и не гадалка.
– Тогда зачем вы притворяетесь? – спросил Клаус. – Почему вы в таком наряде? Почему помогаете Графу Олафу?
– Я стараюсь помогать всем, – печально ответила Оливия. – Мой девиз: «Давайте людям то, что они хотят». Потому-то я здесь, на карнавале. Я притворяюсь гадалкой и говорю людям то, что они хотят услышать. Если сюда приходит Граф Олаф или кто-то из его соучастников и спрашивает, где находятся Бодлеры, я говорю им. Если заходит Жак Сникет или кто-то другой из волонтеров и спрашивает, жив ли его брат, я говорю им.
У Бодлеров в голове толпилось столько вопросов, что они не знали, с которого начать.
– А где вы берете ответы? – Вайолет показала на горы газет под столом. – Откуда все эти материалы?
– В основном из библиотек. – Оливия вытерла глаза. – Если хочешь, чтобы люди считали тебя гадалкой, ты должна отвечать на их вопросы, а ответы почти на все вопросы где-нибудь да записаны. Просто для этого требуется какое-то время. Мне пришлось долго собирать свою библиотеку, но у меня пока еще нет ответов на все вопросы. Поэтому изредка, если я не знаю ответа на чей-то вопрос, приходится его придумывать.
– А когда вы сказали Графу Олафу, что один из наших родителей жив, – спросил Клаус, – вы это придумали или знали ответ?
Оливия нахмурилась:
– Граф Олаф не спрашивал меня про родителей карнавальных уро… Постойте. Голоса у вас звучат по-другому. Беверли, у тебя лента в волосах, а у второй головы очки. Что происходит?
Трое детей удивленно взглянули друг на друга. Они были так увлечены разговором с Оливией, что совершенно забыли про свой маскарад. Но теперь маскарад был, пожалуй, уже ни к чему. Детям требовалось, чтобы на их вопрос ответили честно и правдиво, и, как им казалось, Оливия скорее даст честные ответы, если они сами будут честны и правдивы. Поэтому, ничего не ответив, Бодлеры встали и сняли маскарадные одеяния. Вайолет и Клаус расстегнули свою общую рубаху, освободили спрятанные внутри ее руки, вышли из брюк с меховыми отворотами, а Солнышко выпуталась из окутывавшей ее бороды. Не прошло и двух минут, как Бодлеры оказались в своей обычной одежде – все, кроме Вайолет, на которой оставался больничный халат с тех пор, как она находилась в Хирургическом отделении. А рядом с ними на полу лежала кучка маскарадной одежды. Старшие Бодлеры даже энергично потрясли головами (в смысле, стряхнули с волос пудру) и потерли лица, так что исчезли шрамы, изменявшие их наружность.
– Я не Беверли, – проговорила Вайолет, – и это не вторая голова, а мой брат. И это не волчонок Чабо. Это…
– Я знаю, кто она, – прервала ее Оливия, с изумлением их разглядывая. – Я знаю, кто вы такие. Вы – Бодлеры!
– Да, – подтвердил Клаус и улыбнулся, и сестры тоже улыбнулись. Казалось, прошло лет сто с тех пор, как их называли Бодлерами, и теперь, когда Оливия догадалась, кто они такие, они словно наконец стали самими собой, а не карнавальными уродами или еще какими-нибудь поддельными личностями. – Да, – повторил Клаус, – мы Бодлеры, и нас пока трое. Возможно, хотя мы не уверены, существует еще и четвертый. Мы предполагаем, что кто-то из наших родителей жив.
– Не уверены? – переспросила Оливия. – Разве об этом не сказано в сникетовском досье?
Клаус опять вытащил из кармана тринадцатую страницу.
– Мы стараемся отыскать остальные страницы раньше, чем их найдет Олаф. На последней говорится, что предположительно во время пожара уцелел один человек. Известно ли вам, правда это или нет?
– Понятия не имею, – призналась Оливия. – Я сама ищу сникетовское досье. Гоняюсь за каждым листком, который проносит мимо ветер.
– Но Графу Олафу вы сказали, что один из наших родителей жив, – запротестовала Вайолет, – и прячется в Мертвых горах.
– Это только моя догадка. Но если и вправду кто-то из ваших родителей жив, то, скорее всего, прячется именно там. Где-то в Мертвых горах находится последний уцелевший штаб Г. П. В. Впрочем, вы это и сами знаете.
– Нет, не знаем, – ответил Клаус. – Мы даже не знаем, что означают буквы Г. П. В.
– Тогда как вы догадались замаскироваться именно так? – удивилась Оливия. – Вы использовали все три приема маскировки, которым обучают членов Г. П. В.: вуалирующую – у вас на лицах поддельные шрамы, костюмную – различные виды маскарадной одежды и поддельную голосовую – вы говорите не своим голосом. Я вижу на вас даже маскарадные вещи вроде тех, что хранятся у меня в маскировочном сундуке.
Оливия встала и перешла в угол, где стоял сундучок. Она достала из кармана ключ, отперла сундук и начала в нем рыться. Дети следили за тем, как она вынимает одну вещь за другой, и все вещи казались детям знакомыми. Сперва она достала парик, похожий на тот, который носил Граф Олаф, когда притворялся женщиной по имени Ширли. За ним последовала деревянная нога, которую Олаф носил, когда изображал морского капитана. Потом Оливия вынула две кастрюли, которыми громыхал его лысый помощник, когда Бодлеры жили в Полтривилле. Дети узнали мотоциклетный шлем – точь-в-точь такой, как у Эсме Скволор, переодетой капитаном полиции. И, наконец, Оливия подняла кверху мужскую рубашку с нарядными оборочками – точно такую, какая лежала на полу у ног Бодлеров.
– Вот видите, – сказала Оливия, – та же самая, что была на вас двоих.
– Но мы ее взяли из багажника Графа Олафа, – сказала Вайолет.
– Это объясняется просто, – ответила Оливия. – У всех волонтеров одинаковый комплект маскарадных принадлежностей. По всему свету люди в такой одежде пытаются найти Графа Олафа и отдать его под суд.
– Как? – выпалила Солнышко.
– Да, и я тоже совсем запутался, – проговорил Клаус. – Мы все ничего не понимаем, Оливия. Что значат буквы Г. П. В.? Иногда члены Г. П. В. кажутся хорошими людьми, а иногда плохими.
– Не все так просто, – с грустью ответила Оливия. Она достала из сундука хирургическую маску и показала детям. – То, что лежит в этом маскировочном сундучке, Бодлеры, просто вещи, и больше ничего. Можно пользоваться ими, чтобы помочь людям, а можно – чтобы принести вред, и многие используют их и для того и для другого. Иногда трудно решить, какой маскарадный костюм выбрать, а уж если надел его, то как применить.
– Не понимаю, – отозвалась Вайолет.
– Есть люди, похожие на тех львов, которых привез Олаф. Поначалу они хорошие, но скоро незаметно для себя они изменяются. Эти львы были благородными существами. Один мой приятель научил их распознавать запах дыма, что в нашей работе очень полезно. Но сейчас Граф Олаф перестал их кормить, и завтра они, возможно, сожрут кого-то из уродов. Мир – такое сумбурное место.
– Сумбур? – переспросила Солнышко.
– Сложный и беспорядочный, – объяснила Оливия. – Рассказывают, когда-то давно мир был простым и тихим, хотя, наверное, это только легенда. Но однажды в рядах Г. П. В. возник раскол – великая схватка между многими членами Г. П. В., и с тех пор я в растерянности – как себя вести. Никогда я раньше не думала, что стану помогать злодеям, а теперь помогаю. А вам разве не приходилось делать что-то такое, на что вы раньше не считали себя способными?
– Пожалуй, приходилось, – ответил Клаус и обернулся к сестрам. – Помните, мы выкрали ключи у Хэла в хранилище документов? Я никогда не думал, что стану вором.
– Флинн, – подтвердила Солнышко, желая сказать «А я никогда не думала, что стану агрессивной, но дралась же я на шпагах с доктором Оруэлл».
– Да, мы делали то, чего раньше не предполагали делать, – заключила Вайолет. – Но у нас всегда была достаточно веская причина.
– Все считают, что у них есть достаточно веская причина поступать так, а не иначе, – возразила Оливия. – Граф Олаф считает, что присвоить ваше наследство – веская причина, чтобы убить вас. Эсме Скволор считает, что быть подружкой Графа Олафа – веская причина для того, чтобы вступить в его труппу. А когда я сообщила Олафу, где найти вас, у меня тоже была достаточно веская причина, поскольку мой девиз – «давайте людям то, что они хотят».
– Сомнение, – высказалась Солнышко.
– Солнышко не уверена, что это достаточная причина, – перевела Вайолет, – и, признаюсь, я с ней согласна. Вы причинили много горя, Оливия, многим людям, и все для того, чтобы дать Графу Олафу то, чего он хочет.