– Мы стараемся усилить напряжение! – в отчаянии крикнул Клаус.
– Напряжения и так хватает, – с нетерпением в голосе ответил мужчина с прыщавым подбородком. – Надоела мне вся эта тягомотина!
– И мне тоже! – закричала женщина с пестрыми волосами.
– И мне! – крикнул кто-то, стоящий поблизости. – Олаф, хлестни-ка Лулу! Живо перестанет тянуть!
– Одну минуту, пожалуйста. – Мадам Лулу сделала шаг к Вайолет и Клаусу. Доска снова закачалась, львы зарычали, надеясь наконец заполучить свой ланч. Мадам Лулу взглянула на старших Бодлеров безумным взглядом, и дети заметили, что она еле заметно пожала плечами под мерцающей тканью.
– Хватит! – крюкастый в нетерпении шагнул вперед. – Похоже, у одного меня хватит храбрости это сделать!
– Ну нет, – проговорил Хьюго, – у меня тоже хватит, да и у Колетт и Кевина тоже.
– Чтоб уроды были такими храбрыми? – фыркнул крюкастый. – Не смеши меня.
– Мы в самом деле храбрые, – настаивал Хьюго. – Граф Олаф, дайте нам это доказать, и тогда вы наймете нас на работу!
– Найму вас? – Граф Олаф нахмурился.
– Чудесная идея! – воскликнула Эсме, как будто не она сама это придумала.
– Да, – подтвердила Колетт, – нам бы так хотелось заняться чем-то другим, а этот случай дает нам чудесную возможность.
Кевин выступил вперед и вытянул обе руки.
– Я знаю, что я урод, – сказал он Олафу, – но думаю, что смог бы приносить вам такую же пользу, как человек с крюками вместо рук или ваш лысый помощник.
– Что-о-о? – вскинулся лысый. – Чтобы такой урод, как ты, приносил пользу, как я? Не мели чепухи!
– Я могу быть полезным, – настаивал Кевин. – Сейчас увидите!
– Хватит пререкаться! – раздраженно перебил их прыщавый. – Не для того я пришел на карнавал, чтоб слушать, как обсуждают свои рабочие дела.
– Вы отвлекаете меня и мою вторую голову, – своим низким, измененным голосом вмешалась Вайолет. – Давайте мы сойдем с доски и все спокойно обсудим.
– Не хочу я ничего спокойно обсуждать! – возмутилась женщина с разноцветными волосами. – Я это у себя дома могу делать.
– Вот именно, – поддакнула репортерша из «Дейли пунктилио». – «Люди спокойно обсуждают проблемы» – какой скучный заголовок! Кто-нибудь, столкните наконец кого-нибудь в яму, и мы все получим то, что хотим!
– Мадам Лулу это сделает, пожалуйста, – объявила Мадам Лулу звучным голосом и схватила Вайолет с Клаусом за рубаху.
Бодлеры подняли лица кверху и увидели слезинку, катившуюся у нее по щеке. Она нагнулась и тихо, без малейшего акцента пробормотала: «Простите меня, Бодлеры», после чего протянула руку и отобрала у Вайолет приводной ремень.
Солнышко так разволновалась, что забыла ворчать.
– Тренчет! – крикнула она, желая сказать нечто вроде «Как вам не стыдно!» Но если поддельная гадалка и испытывала в душе стыд, то никак этого не обнаружила.
– Мадам Лулу всегда говорит: всегда надо давать людям, что они хотят, – величественно произнесла она с деланым акцентом. – Она будет бросать прямо сейчас, пожалуйста.
– Не говорите глупостей! – Хьюго с энтузиазмом рванулся вперед. – Это сделаю я!
– Это ты говоришь глупости! – Колетт изогнула тело в сторону Лулу. – Это сделаю я!
– Нет, я! – закричал Кевин. – Моими обеими руками!
– Это сделаю я! – крикнул лысый, загораживая дорогу Кевину. – Не хочу я работать с уродом в одной компании!
– Это сделаю я! – крикнул крюкастый.
– Я сделаю! – закричала одна из женщин с напудренным лицом.
– Нет я! – крикнула вторая.
– У меня найдется кому это сделать! – крикнула Эсме Скволор.
Граф Олаф развернул хлыст и громко щелкнул у всех над головой. Оглушительный свист заставил толпу съежиться, что в данном случае означает «присесть и нагнуть голову, чтобы увернуться от удара».
– Тихо! – рявкнул страшным голосом Олаф. – Стыдитесь, вы все! Ведете себя как скопище детей! Я сию же минуту желаю видеть, как львы кого-то пожирают! У кого хватит смелости выполнить мой приказ, тот получит особую награду!
Речь эта, само собой разумеется, являлась очередным образцом однообразной философии Графа Олафа насчет упрямого мула, который идет в нужном направлении, если перед мордой у него держат морковку. Обещание особой награды окончательно раззадорило толпу. В мгновение ока карнавальная публика превратилась в орду добровольцев, рвущихся к яме, чтобы наконец сбросить хоть кого-то на съедение львам. Хьюго прыгнул вперед, намереваясь спихнуть Мадам Лулу, но налетел на ящик, который держали две женщины с напудренными лицами, и все трое попадали друг на друга на самом краю ямы. Крюкастый бросился вперед, чтобы схватить Вайолет и Клауса, но зацепился крюком за шнур от микрофона репортерши и безнадежно запутался. Колетт изогнула руки так, чтобы схватить Лулу за щиколотки, но вместо того нечаянно ухватила за щиколотку Эсме, и руки ее обвились вокруг высоченного каблука одного из модных туфель. Женщина с пестрыми волосами тоже решила попытать счастья и нагнулась, чтобы столкнуть старших Бодлеров, но они отступили в сторону, и женщина повалилась на своего мужа, а тот от толчка нечаянно ударил по лицу прыщавого, после чего эти трое затеяли громкую перебранку. Стоявшие вокруг (а их было немало) решили тоже принять в ней участие и, подойдя поближе, начали выкрикивать оскорбления прямо в лицо друг другу. За какие-то секунды после последнего заявления Графа Олафа Бодлеры оказались в гуще разъяренной массы людей, которые, не обращая на них внимания, орали, толкались и нападали друг на друга, подобно морским чудищам, между тем как в яме рычали в бешенстве львы.
Но тут вдруг дети услышали какие-то новые звуки, доносившиеся снизу, – жуткий треск и хруст, и звуки эти были гораздо хуже рычания зверей. Зрители перестали ссориться и стали смотреть, откуда взялись эти звуки, но Бодлеры не желали ничего видеть, они попятились подальше от жутких звуков, прижались друг к другу и крепко зажмурились. Но даже и так до них снизу доносились жуткие, страшные звуки сквозь смех и радостные крики карнавальной публики, столпившейся на краю ямы, чтобы не пропустить долгожданного зрелища. Поэтому дети отвернулись от столпотворения и так, не открывая глаз, покинули, пользуясь сумятицей, это место. С трудом пробравшись через ликующую толпу, они наконец оказались вне опасности, что в данном случае означает «подальше от „американских горок“, чтобы больше не слышать и не видеть происходящего».
Но они, конечно, все равно могли представить себе, как все там происходит, и даже я могу это себе представить, хотя и не находился рядом в то время и только читал описания происходившего. В «Дейли пунктилио» сообщалось, что первой упала Мадам Лулу, но газеты всегда полны неточностей, поэтому неизвестно, так ли было в действительности. Быть может, первой упала она, а вслед за ней лысый, а возможно, Лулу ухитрилась спихнуть лысого, когда вырывалась от него, но пошатнулась и тоже оказалась в яме. А быть может, они как раз боролись друг с другом, когда доска сильно качнулась и до обоих допрыгнули львы. Возможно, я так никогда и не узнаю этого, как, вероятно, не узнаю, куда делся приводной ремень, сколько бы я ни возвращался на Карнавал Калигари. Сперва я думал, что Мадам Лулу выронила резиновую полосу неподалеку от ямы. Однако я обыскал весь этот участок с фонариком и лопатой и никаких следов его не нашел, да и никто из посетителей карнавала, чьи дома я обыскал, явно не унесли ремень с собой в качестве сувенира. Потом я подумал, не подбросили ли его в воздух во время всей кутерьмы, а он упал, скажем, на рельсы «американских горок». Но я облазал там каждый дюйм без малейшего результата. Существует, конечно, возможность, что приводной ремень сгорел, но поскольку устройства, производящие молнию, обычно делаются из особой, несгораемой резины, то такая возможность маловероятна. В общем, должен сознаться, что не знаю наверняка, где приводной ремень, и узнать это мне, скорее всего, никогда не удастся, равно как и то, кто упал первым – лысый или Мадам Лулу. Но я склонен предполагать, что резиновая полоса сгинула там же, где и женщина, которая сняла ее с устройства для молнии и отдала бодлеровским сиротам, а потом, в последний момент, забрала обратно, – там же, где и приспешник Олафа, которому не терпелось получить особую награду. Если я зажмурю глаза, как зажмурили их Бодлеры, пока брели спотыкаясь прочь, подальше от трагических событий, то мне представляется, что приводной ремень вместе с лысым и с моей бывшей коллегой Оливией упал в яму, которую выкопал Олаф с сообщниками, и очутился в чреве зверя.
Глава двенадцатая
КОГДА бодлеровские сироты открыли наконец глаза, то увидели, что стоят у входа в Гадальный шатер Мадам Лулу и на них уставились буквы «Г. П. В.». Все посетители давно отправились смотреть львиное шоу, так что дети остались одни. День уже начинал клониться к вечеру, и вокруг снова не было свидетелей того, как они стояли перед входом и при этом дрожали и тихонько плакали. В прошлый раз, когда они вот так же долго не решались войти, они успели понять, что орнамент на палатке не изображение глаза, а эмблема организации, которая, возможно, могла бы оказать им помощь. Сейчас они опять стояли и смотрели, надеясь, что прямо у них на глазах опять что-то переменится и подскажет им, что делать. Но сколько они ни смотрели, ничего не менялось. На территории карнавала стояла тишина, день все так же клонился к вечеру, а эмблема на палатке все так же пялилась на плачущих Бодлеров.
– Где же, интересно, приводной ремень? – проговорила наконец Вайолет. Голос был слабый и даже хриплый, но слезы прекратились. – Интересно, упал он на землю, или залетел на рельсы «американских горок», или же очутился в чре…
– Как ты можешь сейчас думать о приводном ремне? – упрекнул ее Клаус, впрочем нисколько не сердито. Как и сестру, его все еще била дрожь внутри их общей рубахи, и он вдруг почувствовал сильную усталость, что часто бывает после того, как долго плакал.
– Это потому, что я не хочу ни о чем другом думать, – ответила Вайолет. – Не хочу думать о Мадам Лулу и львах, не хочу думать о Графе Олафе и о толпе, и я не хочу думать, правильно ли мы поступили.