С самого высокого пика Мертвых гор спускалась широкая сверкающая полоса, похожая на огромный кусок сложенной складками сияющей бумаги или на крыло какой-то чудовищной птицы. Солнышко увидела, как последние лучи заходящего солнца отражаются от этой колоссальной поверхности, и постепенно поняла, что это и есть истоки Порченого потока. Подобно другим потокам, Порченый поток начинался в скалах, и в теплое время года Солнышко могла бы любоваться, как он каскадом низвергается с самого высокого пика, образуя гигантский водопад. Но сейчас время было отнюдь не теплое, и точно так же, как слезы замерзали на лице у Солнышка, водопад превратился в затвердевший скользкий спуск, который исчезал в темной бездне где-то внизу. Вид был столь зловещий, что Солнышко не сразу сообразила, почему лед был белым, а не черным, как воды Порченого потока.
«Би-би!» – прозвучал громкий гудок, которым Граф Олаф из автомобиля напоминал Солнышку о том, что она должна делать. Солнышко поспешно открыла багажник, нашла пакет с чипсами и отнесла его в автомобиль.
– Что ты там копаешься, – сказал Олаф, вместо того чтобы сказать «спасибо». – А теперь иди и установи палатку, одну для меня и Эсме, а одну для труппы, чтобы мы могли немного поспать.
– А где будет ночевать ребенок? – спросил крюкастый. – Я не хочу, чтобы она спала в моей палатке. Я знаю, что маленькие дети могут подкрасться и украсть твое дыхание, пока ты сам спишь.
– Со мной она спать тоже не будет, – сказала Эсме. – Спать в одной палатке с ребенком не модно.
– Она не будет спать ни в той ни в другой палатке, – решил Олаф. – В багажнике есть большая кастрюля с крышкой. Она вполне может спать там.
– А для нее не опасно спать в кастрюле? – спросила Эсме. – Олаф, дорогой, если она задохнется, мы не завладеем состоянием.
– В крышке есть дырочки, так что ей будет чем дышать, а крышка предохранит ее от снежных комаров.
– Я никогда о таких комарах не слышал, – сказал Хьюго.
– Снежные комары – хорошо организованные препротивные насекомые, – объяснил Граф Олаф. – Они живут в холодных горах и очень любят жалить людей без всякой на то причины. Я всегда восхищался ими.
– Несть, – сказала Солнышко, что означало: «Я никаких таких насекомых снаружи не заметила».
Никто не обратил на нее внимания.
– А она не убежит, если останется без присмотра? – спросил Кевин.
– Не посмеет, – ответил Граф Олаф. – Но даже если она попробует, то мы легко догадаемся, куда она пошла. Мы ведь находимся на вершине. Мы сразу увидим, если непослушный ребенок исчезнет или если кто-либо придет вслед за нами. Здесь мы увидим все и всякого на мили вокруг.
– Эврика! – произнесла Солнышко раньше, чем поняла, что этого говорить не надо. Она имела в виду сказать что-то вроде: «А я как раз кое-что сообразила», но не сказала этого вслух.
– Кончай свое бормотание и берись за дело, противная девчонка! – сказала Эсме и захлопнула дверцу.
Солнышко услышала общий смех, хруст чипсов и медленно пошла к багажнику доставать палатки.
Часто бывает трудно разобраться со всеми этими тентами и распорками, когда хочешь правильно установить палатку. Именно по этой причине я всегда предпочитаю останавливаться в гостиницах или арендовать сдающийся замок, где есть надежные стены и горничная. Конечно, Солнышко испытывала дополнительные трудности оттого, что должна была все это делать одна, в темноте, и для нее все это было непривычно. Кроме того, она еще очень беспокоилась о брате и сестре. Но младшая из Бодлеров имела опыт в совершении Геракловых подвигов, то есть успешно делать невообразимо трудные вещи. Я уверен, вы знаете, если приходится делать что-то крайне трудное, чрезвычайно помогает, когда думаешь о чем-нибудь, что поддерживает тебя. Когда Солнышко оказалась, например, вовлечена в битву не на жизнь, а на смерть, она думала о брате и сестре, и это помогло ей победить отвратительную докторшу Оруэлл. Когда Солнышко выбиралась из шахты лифта в доме № 667 на Мрачном проспекте, она была мыслями со своими друзьями Квегмайр и думала о том, как спасти их, и вскоре долезла до пентхауса. Так что, когда Солнышко выгрызала зубами в замерзшей земле место для палаток, она тоже думала о чем-то вдохновляющем. Как ни странно, это было связано с тем, что сказал Олаф насчет возможности видеть все на мили и мили вокруг. По мере того как Солнышко собирала палатки и поглядывала на скользкий склон замерзшего водопада, она приняла решение не пытаться удрать от Олафа и его труппы. Ведь если с Коварной горы можно видеть всех и вся, то это означает также, что всякий, включая Вайолет и Клауса, может видеть и ее саму тоже.
Глава четвертая
ЭТА ночь была для Бодлеров черным днем. Собственно говоря, все ночи – это черные дни, поскольку ночь – это просто скверно освещенная версия дня, так как Земля все мчится и мчится вокруг Солнца, напоминая каждому из нас, что пора вылезти из постели и начать день с чашки горячего кофе или же с дешифровки секретного послания, сложенного в виде бумажного самолетика, который вылетел, к примеру, из зарешеченного окна десантно-разведывательного подразделения. Но в данном случае выражение «черный день» надо понимать как невеселое время в истории бодлеровских сирот, Г. П. В. и всех добрых, храбрых и начитанных людей во всем мире. Ясно, что Вайолет и Клаус Бодлер понятия не имели о катастрофе, разразившейся высоко в горах, в долине Главного перекрестка ветров. Они знали только, что слышат голос, который надеялись больше никогда в жизни не услышать.
– А ну, убирайтесь отсюда, кексолизы! – произнес голос. – Эта пещера – частная собственность!
– С кем это ты говоришь, Кармелита? – спросил другой голос. Голос этот был много громче и звучал так, как будто принадлежал взрослому человеку.
– Я вижу у входа в пещеру две тени, Дядя Брюс, – сказал первый голос, – и по-моему, это кексолизы!
В глубине пещеры раздалось гулкое хихиканье, а Вайолет и Клаус испуганно переглянулись. Знакомый голос принадлежал Кармелите Спатс, скверной девчонке, с которой Бодлеры встречались в Пруфрокской подготовительной школе. Кармелита сразу же невзлюбила Бодлеров, стала давать им обидные клички и вообще старалась сделать их жизнь в школе невыносимой. Если вы когда-либо учились в школе, то, конечно, знаете, что всегда найдется один такой ученик, которого после окончания школы вы надеетесь никогда больше не встретить. У старших Бодлеров и без этой малоприятной особы хватало проблем в Мертвых горах, и при звуках ее голоса они совсем уже были готовы повернуть обратно к снежным комарам и попробовать пробиться сквозь их рой снаружи.
– Две тени? – повторил второй голос. – Представьтесь, пожалуйста.
– Мы путешественники! – крикнула Вайолет. – Мы заблудились и попали в рой снежных комаров. Позвольте нам немного здесь передохнуть, пока запах дыма не отгонит комаров, и тогда мы уйдем своей дорогой.
– Исключено! – ответила Кармелита, голос которой прозвучал еще противнее, чем обычно. – Здесь разбили лагерь Снежные скауты на пути к празднику Фальшивой весны. Они избирают меня королевой. И никакие кексолизы нам не нужны – только испортят все удовольствие!
– Тише, тише, Кармелита, – отозвался голос взрослого человека. – Снежные скауты отличаются гостеприимством, ты же помнишь? Это ведь часть алфавитной речовки Снежного скаута. И с нашей стороны будет актом гостеприимства предложить странникам убежище в нашей пещере.
– А я не желаю быть гостеприимной! – заявила Кармелита. – Я королева Фальшивой весны и могу делать все, что хочу!
– Положим, ты еще не королева Фальшивой весны, Кармелита, – раздался спокойный голос какого-то мальчика. – Ты не королева до тех пор, пока мы не спляшем вокруг Весеннего шеста. Так что заходите, путники, и подсаживайтесь к огоньку. Мы рады оказать вам гостеприимство.
– Молодец, мальчик, – сказал голос взрослого человека. – Ну-ка, Снежные скауты, давайте-ка все вместе произнесем алфавитную речовку Снежного скаута!
В ту же минуту пещера огласилась множеством голосов, звучавших в унисон, что здесь означает «одновременно декламировавших перечень совершенно разрозненных слов».
– Снежные скауты, – декламировали Снежные скауты, – активны, бесстрашны, выносливы, гостеприимны, добры, естественны, жизнерадостны, застенчивы, искренны, красноречивы, любознательны, молчаливы, неутомимы, основательны, послушны, разумны, спокойны, толковы, упорны, филантропичны, хитры, целеустремленны, человечны, шаловливы, щеголеваты, энергичны, юны и явственны – всегда, каждое утро, каждый полдень, каждую ночь и весь день напролет!
Бодлеры взглянули друг на друга в недоумении. Как и большинство речовок, алфавитная речовка Снежных скаутов не имела особого смысла, и Вайолет и Клаус попытались представить себе, как это скауты могут быть спокойными и молчаливыми и в то же время шаловливыми и красноречивыми или как все эти дети могут не быть юными, даже если захотят. Они не могли понять, почему речовка требовала воплощать в себе все эти качества «каждое утро», «каждый полдень» и «каждую ночь», а кроме того, еще и «весь день напролет» и как человек может быть явственным. Но у них не было возможности слишком долго удивляться, потому что, покончив с речовкой, Снежные скауты сделали глубокий вдох и издали протяжный завывающий звук, словно бы подражая ветру снаружи, и это было еще более странно.
– Моя любимая часть, – сказал голос взрослого человека, когда звук совсем замер. – Ничего нет лучше, чем закончить алфавитную речовку Снежных скаутов воем снежного вихря. Ну а теперь, путники, подойдите сюда, чтобы мы могли вас разглядеть.
– Прикроем лица, – прошептал Клаус сестре. – А то вдруг Кармелита нас узнает!
– А другие скауты, возможно, видели наши фото в «Дейли пунктилио», – сказала Вайолет и накрыла голову капюшоном. «Дейли пунктилио» была та газета, где напечатали статью, в которой Бодлеров обвиняли в убийстве Жака Сникета. Статья была, конечно, совершенно вздорная, но, похоже, все на свете ей поверили и искали Бодлеров, чтобы отправить их в тюрьму. Однако, когда брат и сестра направились в сторону голосов, они поняли, что не только они скрывали свои лица.