лку из ледяной стены и вонзила ее на несколько дюймов выше. – Может быть, все наши опекуны были членами Г. П. В. – на той или на другой стороне.
– Как-то не верится, что нас всегда окружали люди, исполняющие секретные поручения, а мы об этом даже не догадывались, – сказал на это Куигли.
– Как-то не верится, что мы карабкаемся по замерзшему водопаду в Мертвых горах, – ответила Вайолет, – тем не менее это так. Послушай, Куигли, видишь тот уступ, куда воткнута моя левая вилка? Он достаточно прочный, мы можем посидеть там вдвоем и перевести дух.
– Хорошо, – кивнул Куигли. – У меня в рюкзаке есть мешочек морковки, и мы можем перекусить, чтобы восстановить силы.
Тройняшка взобрался туда, где уже сидела Вайолет, – на небольшой уступ размером едва ли с диванчик – и придвинулся поближе к ней. Альпинисты увидели, что взобрались даже выше, чем думали. Черное пепелище штаба виднелось далеко внизу, а Клаус казался лишь крошечным бугорком возле маленькой железной арки. Куигли вручил спутнице морковку, и Вайолет принялась задумчиво ее грызть.
– Солнышко любит сырую морковку, – вздохнула она. – Надеюсь, где бы она ни была, ее хорошо кормят.
– Надеюсь, что моих брата и сестру тоже кормят хорошо, – сказал Куигли. – Папа всегда говорил, что хорошая еда очень воодушевляет.
– Мой папа тоже всегда так говорил! – Вайолет удивленно обернулась к Куигли: – А вдруг и это тоже какой-то шифр?
Куигли понуро пожал плечами. С зубцов вилок срывались маленькие кусочки льда из водопада, и ветер уносил их прочь.
– Получается, что мы никогда по-настоящему не знали собственных родителей, – сказал Куигли.
– Мы их знали, – возразила Вайолет. – Просто у них были кое-какие тайны, вот и все. Тайны есть у всех.
– Ты права, – согласился Куигли. – Но они могли хотя бы раз упомянуть, что являются членами тайной организации со штабом в Мертвых горах.
– Вероятно, они не хотели, чтобы мы узнали о таком опасном месте, – сказала Вайолет, глядя с уступа вниз. – Хотя если кому-то нужно спрятать штаб, лучше места, чем эти горы, не найти. Если не считать пожарища, вид здесь очень неплохой.
– И правда неплохой, – кивнул Куигли. Однако глядел он вовсе не на вид, открывавшийся у него под ногами. Глядел он на Вайолет Бодлер, сидевшую рядом с ней.
Трое Бодлеров потеряли в жизни многое. Конечно, они потеряли родителей и потеряли дом – в ужасном пожаре. Они потеряли множество опекунов – опекуны либо погибали от рук Графа Олафа, либо оказывались скверными опекунами, быстро терявшими интерес к троим детям, которым некуда было податься. Они потеряли и достоинство, ведь для маскировки им приходилось носить дурацкие маскарадные костюмы, а недавно потеряли и друг друга. Похищенная Солнышко вела чужое хозяйство на вершине замерзшего водопада, а Вайолет и Клаус изучали тайны Г. П. В. у его подножия. Однако Бодлеры потеряли и еще одну очень важную вещь – личную жизнь, что здесь означает «время, когда они предоставлены самим себе и никто не смотрит на них и не вмешивается в их занятия», хотя сами они об этом почти не говорили. Если вы не отшельник и не один из пары сиамских близнецов, вам, вероятно, приятно бывает иногда передохнуть от общества родственников и насладиться одиночеством – возможно, вместе с другом или спутником, а может быть, в своей комнате или в железнодорожном вагоне, куда вы сумели проникнуть без билета. Однако с того ужасного дня на Брайни-Бич, когда туда пришел мистер По и сообщил Бодлерам, что их родители погибли, личной жизни у троих детей фактически не было. От крошечной темной спальни, где сиротам приходилось ночевать, когда они жили у Графа Олафа, до битком набитого фургона на Карнавале Калигари – с учетом всех кошмарных мест в промежутке, – жизнь Бодлеров была так отчаянно ужасна, что у них не находилось ни секунды на личную жизнь.
Поэтому, пока Вайолет и Куигли отдыхают еще несколько минут на уступе посреди замерзшего водопада, я воспользуюсь возможностью подарить им немного личной жизни и не стану описывать больше ничего из того, что произошло между двумя друзьями в тот холодный день. Разумеется, в моей личной жизни тоже бывали минуты, писать о которых я не намерен, как бы дороги они мне ни были, и старшей Бодлер я окажу ту же любезность. Я расскажу вам о том, что спустя некоторое время двое молодых людей возобновили восхождение, что день понемногу склонялся к вечеру и что на лицах Вайолет и Куигли, когда они простукивали лед канделябром-альпенштоком и вонзали в него кошки-вилки, подбираясь все ближе к высочайшей вершине гор, играли тайные улыбки. В жизни Вайолет Бодлер было так мало личного, что я предоставлю ей право сохранить некоторые важные для нее воспоминания в сердце, а не делить их с моими потрясенными рыдающими читателями.
– Мы почти на месте, – сказала Вайолет. – Солнце садится, и почти ничего не видно, но мне кажется, мы вот-вот окажемся на вершине.
– Просто не верится, что мы взбирались целый день, – заметил Куигли.
– Вовсе не целый день, – возразила Вайолет. – Этот склон не выше, чем дом номер шестьсот шестьдесят семь по Мрачному проспекту. Нам пришлось и вправду очень долго подниматься и спускаться по шахте лифта, когда мы пытались спасти твоих брата и сестру. Надеюсь, это путешествие окажется более удачным.
– Я тоже надеюсь, – сказал Куигли. – Как ты думаешь, что будет на вершине?
– Ключ! – раздалось в ответ.
– Мне тебя не слышно из-за ветра, – сказал Куигли. – Что ты сказала?
– Я ничего не говорила, – торопливо произнесла Вайолет. Прищурившись, она поглядела вверх, стараясь хоть что-то увидеть в последних лучах заката и едва отваживаясь надеяться, что расслышала правильно.
Слово «ключ» – одно из самых многозначных слов нашего языка, и если открыть хороший словарь и посмотреть его длинную-длинную статью, можно прийти к выводу, что слово «ключ» – это вовсе не слово, а просто сочетание звуков, которые значат все, что угодно, в зависимости от того, кто их произносит. Например, если слово «ключ» произносит архитектор, то оно означает камень в виде клина, который кладут в верхнюю часть арки, чтобы она не развалилась, прежде чем набежавшие орды варваров ее разломают. Если слово «ключ» произносит землевладелец, это тоненькая струйка воды, бьющая из-под земли, или такая кованая железная загогулина, которой отпирается дверь его усадьбы. Механик назовет этим словом другую железную загогулину, которой можно, к примеру, что-нибудь отвинтить или завести. Телеграфист счел бы, что ключ – это та кнопка, которую он нажимает день-деньской, чтобы передавать шифрованные сообщения. Для генерала ключ – это город или крепость, которые непременно надо захватить, чтобы завладеть всей территорией противника. В другое время даже Вайолет сказала бы, что ключ – это слово или предмет, при помощи которого можно наконец разгадать загадку Г. П. В., но сейчас она не думала ни об арках, ни о варварах, ни даже о шифрованных сообщениях и захвате территории противника. Вайолет передвинула свои кошки-вилки как можно выше, чтобы вылезти на вершину, увидела, как закатные лучи отражаются от целого ряда острых зубов, и поняла, что на этот раз слово «ключ» означает «Я знала, что вы меня найдете!», и произнесла его Солнышко Бодлер.
– Ключ! – снова сказала Солнышко.
– Солнышко! – закричала Вайолет.
– Ш-ш-ш-ш! – сказала Солнышко.
– Что происходит? – спросил Куигли, который отстал от Вайолет на несколько вилкошагов.
– Это Солнышко! – ответила Вайолет, подтянулась и вспрыгнула на вершину, где и увидела маленькую сестру – та стояла у машины Графа Олафа и улыбалась от уха до уха.
Не говоря ни слова, сестры Бодлер кинулись друг другу в объятия, причем Вайолет старалась не поцарапать Солнышко вилками. Когда Куигли долез до вершины и, выбравшись наверх, прислонился к покрышке колеса, сестры Бодлер улыбались друг другу со слезами на глазах.
– Я знала, что мы снова увидимся, Солнышко! – говорила Вайолет. – Знала – и все!
– Клаус? – спросила Солнышко.
– Он цел, невредим и находится поблизости, – ответила Вайолет. – Он тоже был уверен, что мы тебя найдем.
– Ключ, – согласилась Солнышко, но тут она заметила Куигли и изумленно вытаращила глаза. – Квегмайр? – пораженно спросила она.
– Да, – ответила Вайолет. – Это Куигли Квегмайр, Солнышко. Оказалось, что он не погиб при пожаре.
Солнышко подковыляла к Куигли и пожала ему руку.
– Он привел нас в штаб по карте, которую сам начертил, – представляешь, Солнышко?
– Аригато, – кивнула Солнышко, что приблизительно означало «Я ценю твою помощь, Куигли».
– Это ты подавала нам знаки? – спросил Куигли.
– Ага, – ответила Солнышко. – Гриль.
– Неужели Граф Олаф заставлял тебя готовить? – удивилась Вайолет.
– Ваккурум, – подтвердила Солнышко.
– Олаф даже велел ей почистить машину от крошек, а для этого надо было изо всех сил дуть! – перевела Вайолет Куигли.
– Какая чушь! – воскликнул Куигли.
– Золушка, – пожаловалась Солнышко. Это значило нечто вроде «мне приходилось вести все хозяйство и при этом постоянно терпеть унижения», но у Вайолет не хватило времени это перевести, потому что послышался скрипучий голос Графа Олафа.
– Ты где, малявка? – спросил он, добавив к перечню оскорблений обидное обращение. – Я тут придумал тебе еще кое-какие задания!
Трое детей в панике переглянулись.
– Прятать, – шепнула Солнышко, так что переводить ничего не пришлось.
Вайолет и Куигли оглядели пустынный пейзаж, раздумывая, где бы укрыться, но спрятаться было абсолютно негде.
– Под машину, – велела Вайолет, и они с Куигли забрались под длинный черный автомобиль, такой же грязный и вонючий, как и его владелец.
Старшая Бодлер, будучи изобретателем, много раз исследовала самодвижущиеся механизмы, но никогда не видела, чтобы машину доводили до такого отчаянного состояния, что здесь означает приведение нижней части автомобиля в такой скверный вид, что на Вайолет и ее спутника вовсю капало масло. Однако у Вайолет и Куигли не было ни секунды, чтобы подумать о возможных неудобствах. Едва они успели убрать от посторонних глаз кошки-вилки, как появились Граф Олаф со своей свитой. Двум волонтерам из-под машины было видно только татуировку негодяя на грязной щиколотке над левым ботинком и пару невероятно стильных бальных туфелек с блестками, украшенных нарисованными глазами, – эти туфли могли принадлежать только Эсме Скволор.