Тридцать три несчастья. Том 3. Превратности судьбы — страница 67 из 75

– Жалко, что тут нет Айседоры, – проговорил Куигли. – Она бы нам объяснила, что означают эти стихи.

– Все, как ни вьются, реки – вольются в океан, – повторила Вайолет. – Как вы думаете, вдруг это про последнее убежище?

– Не знаю, – ответил Клаус. – А больше ничего полезного для нас я не нашел.

– А при чем тут корнишон и лимонный сок? – спросила Вайолет.

Клаус покачал головой, хотя сестра едва различала его в темноте.

– Это тоже относится к посланию, – ответил он, – но все остальное сгорело. В библиотеке я больше ничего стоящего не обнаружил.

Вайолет взяла у брата клочок бумаги и посмотрела на стихи.

– Тут еще какие-то очень бледные буквы, – сказала она. – Кто-то что-то написал карандашом, но так бледно, что не прочесть.

Куигли полез в рюкзак.

– Я забыл, что фонариков у нас два, – сказал он и посветил на бумагу и вторым фонариком тоже.

И правда – там оказались слова, написанные карандашом и еле-еле различимые на полях у последнего четверостишия одиннадцатой части. Вайолет, Клаус и Куигли склонились как можно ниже, чтобы прочитать слово. Ночной ветер шелестел хрупкой бумажкой, и дети дрожали, отчего фонарики тряслись, но вот наконец свет упал прямо на катрен, и стало видно, что там написано.

– «Сахарница», – хором прочитали дети и переглянулись.

– Что это значит? – удивился Клаус.

Вайолет вздохнула.

– Помнишь, когда мы прятались под машиной, кто-то из негодяев что-то говорил про сахарницу? – спросила она Куигли.

Куигли кивнул и вытащил лиловую записную книжку.

– Жак Сникет тоже как-то раз упоминал сахарницу, когда мы были в библиотеке доктора Монтгомери. Он сказал, что непременно нужно ее найти. Я специально написал это слово в самом верху одной странички в книжке, чтобы потом хватило места для любых сведений о местонахождении сахарницы. – И он повернул страницу так, чтобы Бодлерам было видно – она пуста. – Так я ничего и не разузнал, – закончил он.

Клаус нахмурился.

– Кажется, чем больше мы узнаём, тем больше обнаруживается загадок. Мы добрались до штаба Г. П. В. и расшифровали сообщение, а всего-то и узнали, что где-то есть последнее убежище и там в четверг соберутся волонтеры.

– Если Солнышко выяснит, где это убежище, нам этого хватит, – заверила его Вайолет.

– Но как же нам забрать Солнышко от Графа Олафа? – спросил Клаус.

– У нас же есть кошки-вилки, – напомнил Куигли. – Заберемся еще раз наверх и улизнем, забрав Солнышко с собой.

Вайолет покачала головой:

– Стоит им заметить, что Солнышка нет, как нас тут же обнаружат. С Коварной горы видно все на много миль окрест, а противник безнадежно превосходит нас числом.

– Это так, – признал Куигли. – Нас только четверо, а негодяев десять человек. Как же мы собираемся спасать Солнышко?

– Олаф заполучил человека, которого мы любим, – задумчиво протянул Клаус. – Если мы захватим в плен что-то, что любит он, можно будет поторговаться за Солнышко. Что любит Граф Олаф?

– Деньги, – ответила Вайолет.

– Пожары, – добавил Куигли. – Денег у нас нет, – рассудил Клаус, – а за пожар Граф Олаф не отдаст нам Солнышко. Должно быть что-то такое, что он действительно любит, – что-то, от чего он чувствует себя счастливым и без чего ему будет очень плохо.

Вайолет и Куигли с улыбкой переглянулись.

– Граф Олаф любит Эсме Скволор, – сказала Вайолет. – Если бы мы захватили Эсме в заложницы, можно было бы поторговаться с Графом.

– Конечно, только Эсме у нас нет, – возразил Клаус.

– Зато мы можем ее захватить, – сказал Куигли, и все умолкли.

Разумеется, заложников берут только негодяи, даже если для этого есть весомые причины, и если захватишь заложника, от этого можно почувствовать себя негодяем. В последнее время Бодлерам случалось и скрывать свои лица под масками, и устраивать пожар на карнавале, и от этого они все чаще и чаще чувствовали себя негодяями. Но такого негодяйства, как захват заложников, Вайолет и Клаус себе еще не позволяли, и при взгляде на Куигли они поняли, что и ему ужасно неловко сидеть в темноте и строить злодейские планы.

– И как нам это сделать? – уточнил Клаус.

– Надо заманить ее к нам, – решила Вайолет, – и устроить ей ловушку.

Куигли записал что-то в книжку.

– Можно применить горючие пурпурные возжигатели, – предложил он. – Эсме считает, что это сигареты, а сигареты, по ее мнению, сейчас в моде. Если мы зажжем здесь несколько Возжигателей, она услышит запах и спустится…

– И что потом? – спросил Клаус.

Вайолет поежилась от холода и сунула руки в карманы. Пальцы нащупали большой хлебный нож, о котором она совсем забыла, а потом – то, что она и искала. Вайолет достала ленту из кармана и подвязала ею волосы, чтобы не падали на глаза. Ей даже не верилось, что свои изобретательские таланты она употребляет для того, чтобы изобрести ловушку.

– Самая простая ловушка, – произнесла она, – это ловчая яма. Нужно вырыть глубокую яму и прикрыть ее обугленными досками, чтобы Эсме ее не заметила. Стоит ей ступить на доски, они сломаются, и…

Вайолет смолкла, не закончив фразу, однако в свете фонариков ей было видно, что и Клаус, и Куигли закивали.

– Охотники уже тысячу лет делают такие ловушки, чтобы ловить диких зверей, – сказал Клаус.

– Как-то от этого не легче, – понурилась Вайолет.

– А как нам вырыть такую яму? – спросил Куигли.

– Ну, лопат у нас нет, так что копать придется руками, – рассудила Вайолет. – И еще надо будет чем-то поднимать землю на поверхность.

– У меня есть кувшин из фургона, – вспомнил Клаус.

– И еще надо как-то сделать так, чтобы самим не остаться на дне, – добавила Вайолет.

– У меня в рюкзаке есть веревка, – сказал Куигли. – Можно привязать ее к арке и так выбраться из ямы.

Вайолет пощупала землю. Она была холодная, но податливая, и Вайолет поняла, что яму они выкопают без особых усилий.

– А хорошо ли мы поступаем? – спросила Вайолет. – Как вы думаете, что сделали бы родители, окажись они на нашем месте?

– Наших родителей здесь нет, – твердо ответил Клаус. – Не исключено, что они и были на нашем месте, но сейчас их здесь нет.

Дети снова притихли и старались думать изо всех сил – насколько это было возможно в холоде и темноте. Решить, как правильно поступить в той или иной ситуации, – все равно что решить, как одеться на праздник. Понятно, чего на праздник надевать не следует, – скажем, водолазный костюм или пару больших подушек, – но вот решить, что нужно надеть, гораздо труднее. Например, вы сочтете уместным облачиться в костюм цвета морской волны, однако на месте окажется, что такие же костюмы надели еще несколько человек и вас примут за другого и закуют в наручники. Или вам захочется надеть любимые туфли, но во время праздника начнется наводнение, и туфли будут безнадежно испорчены. Иногда хорошо надеть на праздник новенькие блестящие доспехи, но может оказаться, что еще несколько человек одеты так же, и начнется наводнение, и вы утонете, потому что вас примут за другого, и тогда вы пожалеете, что не остановили свой выбор на водолазном костюме. Беда в том, что никогда нельзя понять, правильно ли вы одеты, пока праздник не закончится, а к тому времени уже поздно передумывать и переодеваться, и именно поэтому в мире полным-полно людей в жуткой одежде, которые творят жуткие вещи, а волонтеров так мало, что они не в состоянии с этим совладать.

– Не знаю, правильно ли мы поступаем, – проговорила Вайолет, – но Граф Олаф взял в плен Солнышко, и, чтобы его одолеть, нам придется взять в плен кого-то другого.

Клаус торжественно кивнул.

– Попробуем одолеть негодяя негодяйским способом. С волками жить – по-волчьи выть. Закон джунглей.

– Тогда пора начинать, – сказал Куигли и поднялся. – Когда взойдет солнце, можно будет снова зажечь горючие пурпурные возжигатели с помощью зеркала, как мы делали, когда подавали знаки Солнышку.

– Если мы хотим, чтобы яма была готова к рассвету, – рассудила Вайолет, – надо копать всю ночь.

– Где же мы будем копать? – спросил Клаус.

– У самого входа, – решила Вайолет. – И когда Эсме подойдет поближе, можно будет спрятаться за арку.

– Как же мы узнаем, что она попалась, если мы ее не увидим? – спросил Куигли.

– Зато услышим, – ответила Вайолет. – Дерево затрещит, а Эсме, наверное, поднимет крик.

Клаус вздрогнул.

– Неприятный будет шум.

– Мы вообще оказались в неприятной ситуации, – напомнила старшая Бодлер, и она была права.

Было совсем не приятно стоять на коленях у входа в сгоревшую библиотеку и голыми руками раскапывать грязь и пепел при свете двух фонариков и под свист всех ветров Главного Перекрестка. Вайолет и ее брату было совсем не приятно носить грязь в липком кувшине, пока Куигли привязывал к арке веревку, чтобы спускаться в яму, а яма становилась все глубже и глубже, словно огромная черная пасть, готовая их проглотить. Было совсем не приятно даже прерывать работу и грызть морковку для подкрепления сил или глядеть на сверкающие в лунном свете белые очертания замерзшего водопада и представлять себе, как Эсме Скволор, соблазнившись дымом горючих пурпурных возжигателей, подбирается к сгоревшему штабу и оказывается в плену. Но самым неприятным была вовсе не холодная грязь, не леденящий ветер и даже не усталость. Самым неприятным было то, что и оба Бодлера, и их новый друг понимали, что готовят злодейство. Брат и сестра вовсе не были уверены, что их родители или другие волонтеры пошли бы на рытье глубокой ямы, чтобы захватить заложника и обменять его на того, кто попал в плен к негодяю, – но ведь пожар унес столько тайн Г. П. В., что сказать ничего наверняка было невозможно, и эта неопределенность росла с каждым кувшином грязи, и с каждым разом, когда они выбирались наружу по веревке, и с каждой обугленной доской, которой они прикрывали яму, чтобы скрыть ее от посторонних глаз.

Когда на туманном горизонте показались первые лучи утреннего солнца, старшие Бодлеры подняли глаза на водопад. Они знали, что на вершине Мертвых гор засела компания негодяев, и надеялись, что Солнышку удастся выяснить у них, где же находится последнее убежище. Но когда Вайолет и Клаус опустили глаза и посмотрели на дел