о рук своих, на глубокую-глубокую яму, которую Куигли помог им выкопать, они уже не знали, не засела ли вторая компания негодяев и у подножия скользкого склона. И когда три новоявленных волонтера глядели на злодейскую ловушку, которую они устроили, их не покидало ощущение, что теперь они и сами злодеи, и думать об этом было очень-очень неприятно.
Глава двенадцатая
НЕ ТАК давно в шведском городе Стокгольме бандиты грабили банк и захватили заложников. Несколько дней грабители и пленники прожили бок о бок, что здесь означает «были окружены полицией, которая засела снаружи, а потом сумела схватить бандитов и отправить их в тюрьму». Однако, когда заложников наконец освободили, власти обнаружили, что они подружились с бандитами. С тех пор для того, чтобы описать человека, который подружился с тем, кто взял его в заложники, и употребляется выражение «стокгольмский синдром».
Однако существует и другое выражение, которое описывает куда более распространенную ситуацию – когда пленник не становится другом подобных людей, а считает их негодяями и с каждой минутой презирает их все больше и больше, отчаянно выжидая, не представится ли возможность спастись. Это выражение – «синдром Коварной горы», и именно с этим явлением столкнулась Солнышко Бодлер, глядя вниз с вершины замерзшего водопада и обдумывая сложившуюся ситуацию.
Девочка провела очередную бессонную ночь в кастрюле под крышкой, отмыв ее растопленным снегом. Конечно, Солнышку было холодно, потому что ветры Мертвых гор проникали в кастрюлю сквозь отверстия в крышке, и конечно, Солнышку было больно, потому что зубы у нее стучали от холода и прикусывали губы, но дело было не только в этом: Солнышку было досадно. Младшей Бодлер, несмотря на ее разведывательные способности, не удалось подслушать разговоры негодяев и выяснить, где находится последнее убежище, в котором должны были встретиться члены Г. П. В., как не удалось и узнать ничего нового об ужасном плане по новобранцам, который разработали мужчина с бородой, но без волос, и женщина с волосами, но без бороды. Когда труппа собралась на скале пообедать, они все это обсуждали, но стоило Солнышку подобраться поближе, чтобы услышать их разговоры, негодяи косились на нее и меняли тему беседы. Солнышку казалось, что единственной ее удачей на сегодня был ужин, который она приготовила и который труппе понравился. Когда она подала злодеям блюдо с фальшивым весенним салатом, никто не стал жаловаться, и все до единого взяли себе добавки.
Однако во время ужина от внимания Графа Олафа и его сотоварищей ускользнула одна очень важная деталь, и Солнышко была этому очень рада. В ознаменование Фальшивой весны младшая Бодлер приготовила, как и обещала брату и сестре, всевозможные овощи с грибами. В ее рецепт входили пакет грибов, банка каштанов и брикет мороженого шпината, и чтобы разморозить шпинат, Солнышку пришлось сунуть его под рубашечку. Однако в последний момент Солнышко решила не класть в свой салат громадный баклажан. Когда Вайолет отметила, что баклажан, наверное, весит не меньше Солнышка, младшую Бодлер посетила блестящая мысль и она не стала крошить баклажан зубами на мелкие кусочки, а спрятала его за сдутой шиной автомобиля Графа Олафа, а теперь, когда встало солнце и негодяи начали обычную утреннюю перебранку, девочка выволокла баклажан и покатила его к кастрюле. Катя баклажан, Солнышко посмотрела на замерзший водопад, с виду казавшийся все менее и менее замерзшим. Она знала, что внизу находятся ее брат и сестра, а также Куигли, и, хотя она их не видела, ей было приятно думать, что они рядом и, если план сработает, скоро она будет с ними.
– Что ты там делаешь, девчонка?
Солнышко едва успела затолкнуть баклажан под крышку кастрюли, как услышала голос одной из приспешниц Олафа. У палатки стояли, потягиваясь на утреннем солнышке, две женщины с напудренными лицами.
– Синенький, – ответила Солнышко, что значило «Я придумала план, в котором задействован этот баклажан, и запросто могу вам об этом рассказать, потому что вы все равно не понимаете ни слова из того, что я говорю».
– Болтает, – со вздохом сказала вторая белолицая женщина. – Я начинаю думать, что Солнышко действительно беспомощный младенец, а вовсе не шпионка.
– Гу-гу-га… – начала Солнышко, но не успела она произнести последнее «га», как полог палатки Графа Олафа откинулся.
Негодяй и его подруга стояли в лучах утреннего солнца и явно предвкушали, что новый день – суббота – станет для них очень важным. Одеты они были парадно, иначе говоря, напялили на себя такие странные наряды, что младшая Бодлер от изумления даже забыла договорить последнее «га». Как ни удивительно, Граф Олаф даже умылся и облачился в новенький, с иголочки костюм, на первый взгляд сшитый из материи в горошек. Однако, хоть и не сразу, Солнышко увидела, что каждая горошинка – это на самом деле крошечный глаз, в точности такой же, как татуировка Олафа, значок Г. П. В. и прочие глаза, отравившие жизнь Бодлеров с того ужасного дня на пляже, поэтому смотреть на новый костюм Графа Олафа для нее было все равно что смотреть на целую толпу негодяев, каждый из которых глядит в ответ на младшую Бодлер. Но как бы ужасен ни был вкус Графа Олафа, туалет Эсме Скволор был еще кошмарнее. Солнышко не могла припомнить, чтобы ей приходилось видеть столь огромное платье, и не понимала, как такое количество ткани умещалось в палатке и как после этого там еще осталось место для двух спящих негодяев. Платье было сделано из множества слоев блестящей ткани всевозможных оттенков желтого, оранжевого и красного, изрезанных в виде острейших треугольников, так что слои словно бы впивались друг в друга, а от плеч платья затейливыми изгибами вздымалось черное кружево. Платье было такое громоздкое и вычурное, что Солнышко не представляла, как его вообще можно носить, но когда подруга злодея сделала еще один шаг из палатки, все стало ужасающе ясно. Эсме Скволор нарядилась огромным костром.
– Какое славное утро! – прокаркал Граф Олаф. – Только подумайте – к вечеру в моей труппе будет неслыханно много новичков!
– И они нам пригодятся, – согласилась Эсме. – Мы все вместе будем трудиться на общее благо – сожжем дотла последнее убежище!
– Только представлю себе отель «Развязка» в огне – и становится так радостно, что хочется откупорить бутылку вина! – провозгласил Граф Олаф, и Солнышко прикрыла рот руками, чтобы негодяи не услышали, как она ахнула. Она поняла, что отель «Развязка» и есть последнее убежище! Олаф в возбуждении непреднамеренно выдал это название, что здесь означает «произнес его, несмотря на то что младшая Бодлер находилась рядом».
– Только представлю себе, как в небо взмоют все орлы, и становится так приятно, что хочется закурить модную пурпурную сигарету! – провозгласила Эсме и нахмурилась. – Только у меня ни одной не осталось. Экая неудача.
– Прошу меня извинить, ваше эсмечество, – сказала одна из белолицых женщин, – но у подножия водопада я вижу пурпурный дымок.
– Правда? – взволнованно откликнулась Эсме и посмотрела туда, куда указывала приспешница Олафа.
Солнышко тоже посмотрела туда и увидела знакомый султан пурпурного дыма. В лучах восходящего солнца султан становился все выше и выше. Младшая Бодлер не могла понять, зачем брат и сестра подают ей знаки и что они хотят ей сказать.
– Странно, – заметил Олаф. – Вообще-то, в штабе гореть вроде больше нечему.
– Только погляди, сколько дыма, – алчно проговорила Эсме. – Наверное, там целая пачка этих сигарет. Денек даже лучше, чем я думала!
Граф Олаф улыбнулся, а потом повернул голову и впервые заметил Солнышко.
– Пусть-ка младенец слазает вниз и принесет тебе сигареты, – распорядился он.
– Дасэр! – воскликнула Солнышко.
– А вдруг она заберет все сигареты себе? – прошипела Эсме, сердито глядя на девочку. – Я лучше сама.
– Но если ты полезешь вниз, у тебя уйдет на это несколько часов, – возразил Олаф. – Разве ты хочешь пропустить выполнение плана по новобранцам? Я так люблю, когда люди попадаются в мои ловушки!
– Я тоже, – согласилась Эсме. – Не беспокойся, Олаф. Я живенько обернусь. Лазать я не собираюсь. Возьму сани и съеду с водопада – никто и моргнуть не успеет.
– Эх! – не сдержалась Солнышко. Она имела в виду нечто вроде «Я тоже собиралась поступить именно так», но ее снова никто не понял.
– Замолчи, зубастая, и прочь с дороги! – велела Эсме.
Она промчалась мимо младшей Бодлер, и Солнышко поняла, что к подолу платья подруги злодея пришито что-то такое, отчего оно на ходу потрескивает, так что Эсме была похожа на костер не только с виду, но и на слух. Послав Графу Олафу воздушный поцелуй, Эсме схватила сани, принадлежащие мужчине с бородой, но без волос, и женщине с волосами, но без бороды.
– Я мигом, дорогой, – сказала она. – Вели младенцу лечь поспать, чтобы она не видела, что мы затеваем.
– Эсме права, – заявил Олаф, глядя на Солнышко с жестокой улыбкой. – Забирайся в кастрюлю. Ты такая беспомощная уродина, что на тебя и смотреть-то противно.
– Золотые слова, красавчик, – закивала Эсме и злобно захихикала, усаживаясь в сани на вершине водопада. Две белолицые женщины бросились ей услужить и подтолкнули сани, а Солнышко послушалась Эсме и исчезла с глаз Олафа.
Нетрудно догадаться, что взрослую женщину в пышнейшем платье, похожем на костер, съезжающую в санях от источника Порченого потока к двум его рукавам и замерзшему озерцу у подножия водопада, невозможно не заметить даже издалека. Вайолет первой увидела яркое пятно, мчащееся по склону, и наклонила зеркальце Колетт, при помощи которого она снова ловила солнечные лучи, чтобы зажигать горючие пурпурные возжигатели, которые она сложила горкой прямо перед ловчей ямой. Морщась от резкого запаха дыма, Вайолет обернулась к Клаусу и Куигли, которые укладывали поперек ямы последнюю обгорелую доску, чтобы ловушка стала окончательно незаметной.
– Глядите, – сказала Вайолет, указывая на спускавшуюся фигуру.