– Возьмите яблоко, – предложила Солнышко, но Кит покачала головой.
– Не могу, – ответила она.
– Но вы же отравлены, – попыталась убедить ее Вайолет. – Наверно, заразились от островитян, когда они проплывали мимо.
– Яблоки повредят ребенку, – ответила Кит. – В гибриде есть что-то вредное для еще не родившихся. Потому-то ваша мама даже не попробовала созданных ею горьких яблок – она тогда ждала тебя, Вайолет. – Кит опустила одну руку в перчатке вниз и потрепала старшую Бодлер по волосам. – Мне бы хотелось стать хоть вполовину такой же хорошей матерью, какой была твоя мама, Вайолет.
– Вы и станете, – сказал Клаус.
– Не знаю, – ответила Кит. – Предполагалось, что я помогу вам, дети, в тот день, когда вы опять очутились в Брайни-Бич. Мне хотелось тогда увезти вас в своем такси куда-нибудь в безопасное пристанище. А вместо того я погрузила вас в мир вероломства в отеле «Развязка». Я хотела воссоединить вас с вашими друзьями Квегмайрами. А вместо того где-то потеряла их. – Кит со свистом вздохнула и замолчала.
Продолжая направлять плот к берегу острова, Вайолет вдруг впервые заметила, что руки ее упираются в корешок книги, которую она видела в библиотеке под кроватью у Тетушки Жозефины, – «Иван Лакримозе – исследователь озера», а Клаус в то же время упирался руками в «Микологические миниатюры» – книгу из микологической библиотеки Фионы.
– Что же случилось? – спросила Вайолет, пытаясь представить себе, какие такие странные события могли пригнать эти книги к берегам острова.
– Я подвела вас, – с грустью проговорила Кит и закашлялась. – Куигли ухитрился добраться до автономного летучего дома, как я и надеялась, и помог своим сестре и брату с Гектором поймать коварных орлов громадной сетью, а я встретилась с капитаном Уиддершинсом и с его падчерицей и пасынком.
– С Фернальдом и Фионой? – спросил Клаус, имея в виду человека с крюками вместо рук, который когда-то работал на Графа Олафа, и юную особу, которая разбила Клаусу сердце. – Но они же предали капитана и нас.
– Капитан простил измену тем, кого любил, и надеюсь, вы тоже простите мое предательство, Бодлеры. Мы сделали отчаянную попытку починить «Квиквег» и добраться до Квегмайров, так как битва в воздухе продолжалась. Мы подоспели как раз вовремя: именно в этот момент воздушные шары автономного летучего дома лопнули под ударами орлиных клювов, когда орлы вырвались из сети. Летучий дом рухнул вниз, в море, прямо на «Квиквег». В считаные минуты мы потерпели крушение и очутились в воде, окруженные всевозможными предметами, уцелевшими во время катастрофы. – Кит на мгновение замолчала. – Фионе безумно хотелось связаться с тобой, Клаус, – добавила она. – Ей хотелось, чтобы ты тоже простил ее.
– А она… – Клаус не смог закончить фразу. – Я хочу сказать – что случилось потом?
– Не знаю, – призналась Кит. – Из глубины океана вдруг возникла таинственная фигура, похожая на вопросительный знак.
– Мы видели ее на экране радара, – вспомнила Вайолет. – Капитан Уиддершинс не захотел рассказать нам, что это такое.
– Мой брат называл это «Великое Неизвестное». – Кит обхватила живот руками – так сильно брыкался ребенок. – Я страшно испугалась, Бодлеры. И быстро соорудила громаду приоритетных вещей, как меня учили.
– Приоритетных? – переспросила Солнышко.
– Слово это означает «важное, главное», – пояснила Кит. – Многим научным словам меня научил Монти. С помощью громады приоритетных вещей можно спасти себя и одновременно свои любимые вещи. Я собрала все любимые книги, какие были под рукой, а скучные побросала в воду. Но наши с вами общие друзья готовы были рискнуть и встретиться лицом к лицу с Великим Неизвестным. Я умоляла их перейти на плот, поскольку вопросительный знак все приближался, но только Смолка сумела до меня добраться. Остальные… – Голос ее сорвался, с минуту она лишь тяжело дышала. – В одно мгновение они все исчезли – то ли эта загадочная штука поглотила их, то ли спасла.
– И вы не знаете, что с ними? – еще раз спросил Клаус.
Кит покачала головой.
– Я слышала только, как кто-то из Квегмайров выкрикнул имя Вайолет.
Солнышко всмотрелась в лицо отчаявшейся женщины.
– Куигли? – спросила младшая Бодлер. – Или Дункан?
– Не знаю, – ответила Кит. – Простите меня, Бодлеры. Я предала вас. Вам удалось справиться с вашей благородной задачей в отеле «Развязка» – вы спасли Дьюи и остальных, а я не знаю, увидим ли мы когда-нибудь Квегмайров и их товарищей. Я надеюсь, вы простите меня за все мои неудачи и, когда мы встретимся с Дьюи, он тоже меня простит.
Бодлеры грустно посмотрели друг на друга. Они поняли, что пришло время наконец рассказать Кит Сникет всю историю, как она рассказала свою.
– Мы простим ваши неудачи, – проговорила Вайолет, – если вы простите нас.
– Мы тоже предали вас, – подхватил Клаус. – Мы были вынуждены сжечь отель «Развязка», и мы не знаем, удалось ли кому-нибудь спастись.
Солнышко сжала руку Кит в своих ладошках.
– Дьюи мертв, – сказала она, и все они расплакались.
Бывают такие слезы, и я надеюсь, вы еще с этим не сталкивались, когда плачешь не оттого, что испугался чего-то ужасного сию минуту, но из-за всего ужасного, что происходит вообще в мире, и не только с вами, но и со всеми, кого вы знаете, и со всеми, кого не знаете, и даже с теми, кого и не хочется знать, и эти слезы нельзя облегчить ни храбрым поступком, ни добрым словом, облегчить их можно, только если кто-то крепко обнимет вас, когда вы сотрясаетесь от плача и слезы катятся по вашему лицу. Солнышко крепко обхватила Кит, а Вайолет – Клауса, и с минуту четверо уцелевших продолжали плакать, и слезы катились у них по лицу и падали в океан, который иногда считают не чем иным, как вместилищем всех слез, пролитых за всю историю человечества. Кит и дети дали своей печали слиться с печалью всех утраченных ими людей. Они оплакивали Дьюи Денумана, и тройняшек Квегмайр, и всех своих товарищей и опекунов, друзей и союзников, и проступки, которые они могли простить, и предательства, которые смогли пережить. Они оплакивали все человечество, но главным образом бодлеровские сироты, конечно, оплакивали своих родителей, которых им не суждено было больше никогда увидеть, – это они теперь знали твердо. И хотя Кит Сникет не сообщила им никаких новых вестей о родителях, ее рассказ о Великом Неизвестном убедил детей в том, что люди, написавшие все главы повествования «Тридцать три несчастья», навеки канули в Великое Неизвестное и Вайолет, Клаус и Солнышко теперь уже навеки сироты.
– Перестаньте, – сказала наконец Кит, когда слезы ее начали иссякать. – Перестаньте толкать плот. Я не могу больше жить.
– Нет, мы должны продолжать жить, – возразила Вайолет.
– Мы почти уже на берегу, – добавил Клаус.
– Отмель затапливает, – проговорила Солнышко.
– Пускай затапливает, – отозвалась Кит. – Я больше не могу, Бодлеры. Я потеряла слишком много близких – родителей, моего любимого и моих братьев.
При слове «братья» Вайолет кое-что вспомнила и, сунув руку в карман, достала роскошное кольцо, украшенное инициалом «Р».
– Иногда потерянные вещи находятся в самых неожиданных местах, – сказала Вайолет и поднесла кольцо к глазам Кит.
Отчаявшаяся женщина сняла перчатки и взяла кольцо дрожащей рукой.
– Оно не мое, – сказала она. – Оно принадлежало вашей маме.
– А до этого оно принадлежало вам, – сказал Клаус.
– Его история началась еще до нашего рождения, – отозвалась Кит, – и продолжится после нашей смерти. Передайте кольцо моему ребенку, Бодлеры. Пусть он станет частью моей истории, даже если сразу осиротеет и останется один-одинешенек в целом мире.
– Он не останется одинешенек, – с возмущением возразила Вайолет. – Если вы умрете, Кит, мы вырастим вашего ребенка как своего.
– Лучшего я и желать не могу, – тихо ответила Кит. – Назовите новорожденного именем кого-то из ваших родителей, Бодлеры. В обычае нашей семьи давать ребенку имя кого-то из умерших.
– В нашей тоже, – сказала Солнышко. Она вспомнила, как отец сказал ей это, когда она спросила, как ее зовут.
– Наши семьи всегда были тесно связаны, – сказала Кит, – хотя нам и пришлось жить вдали друг от друга. Но теперь мы наконец вместе, как одна семья.
– Тогда давайте мы вам поможем, – сказала Солнышко, и Кит Сникет, всхлипывая и задыхаясь, кивком дала согласие, и Бодлеры принялись толкать громаду приоритетных вещей к берегу острова, куда в конце концов прибивает все.
В это время большая лодка исчезла за горизонтом, и дети в последний, насколько мне известно, раз бросили взгляд на островитян. Потом они уставились на книжный куб и попытались сообразить, каким образом раненой, беременной и отчаявшейся женщине удастся перебраться в безопасное место, чтобы родить ребенка.
– Вы можете спуститься вниз? – спросила Вайолет.
Кит помотала головой.
– Больно, – сказала она хриплым, сдавленным голосом.
– Мы можем отнести ее, – предложил Клаус, но Кит снова покачала головой:
– Я слишком тяжелая. Вдруг вы меня уроните и ребенок пострадает?
– Мы можем что-нибудь изобрести, на чем доставить вас на берег, – сказала Вайолет.
– Да, – подхватил Клаус, – мы сбегаем в чащобу и найдем что-нибудь полезное.
– Уже некогда, – проговорила Солнышко, и Кит согласно кивнула.
– Ребенок вот-вот родится, – сказала она слабым голосом. – Найдите кого-нибудь, кто бы помог вам.
– Мы тут одни, – ответила Вайолет, но в ту же минуту она и остальные Бодлеры повернули головы в сторону пляжа – туда, где они когда-то нашли плот, – и увидели, как из палатки Ишмаэля выбирается единственная личность, о которой они не пролили ни слезинки.
Солнышко соскользнула вниз, на песок, не выпуская из рук кастрюли, и трое Бодлеров побежали вверх по склону к судорожно передвигающейся фигуре Графа Олафа.
– Привет, сироты, – прохрипел он еще более скрипучим и грубым из-за действия мицелия голосом. Платье Эсме свалилось с его костлявого тела, он полз по песку в своей обычной одежде. Одной рукой он держал раковину с сердечным, а другой держался за грудь. – Вы явились склониться перед королем Олафленда?