– Умирает? Вы что же? Даже не попытаетесь его вылечить?
Он не ответил. Залпом выпил лимонад и, не заплатив, ушёл. Я же полдня и всю ночь думала о бедном старике. Переживала. Вспоминала, что точно делала, когда пыталась поставить на ноги маменьку и сестёр…
А утром, когда Салливан, правнук мастера Туга, зашёл в кофейню, я бросилась к нему, забыв о наших размолвках, которые случались довольно часто, в основном из-за того, что у этого парня руки были длинные, а у меня тяжёлые.
– Здравствуй! Ну, как ты? Как себя чувствует мастер? Что сказал целитель? Могу я чем-нибудь помочь?
– Помочь?
Глянул так, что я разом вспомнила, почему обхожу младшего Туга десятой дорогой и всегда стараюсь сделать так, чтобы между мною и им было какое-нибудь препятствие.
– Я что-нибудь придумаю, поверь. Когда старый козёл перестанет вонять и подохнет, а я стану хозяином этого всего, ты, маленькая заносчивая гордячка, мне очень, очень, очень сильно поможешь.
Я брезгливо сморщилась.
– Кривишься? – оскалился Салливан, рывком притягивая меня к себе. – Рожа моя тебе не нравится?
На самом деле рожа у него была довольно симпатичная. Чистая, смуглая кожа, густые тёмные волосы, глаза большие, тёмные, в обрамлении пушистых ресниц. Да и фигурой парень был хорош. Высокий, поджарый…
Я раньше думала, что он просто бабник, а теперь вдруг выяснилось, что и мерзавец при этом. Гадость какая...
– Мне не нравишься ты, – произнесла я, даже не дёрнувшись, когда Салливан склонился к моему лицу и медленно, с оттяжкой провёл языком от виска до подбородка. – И лучше бы тебе меня отпустить.
– А то что? Что может сделать мне такая малышка?
– Пощупать своими коготками твои причиндалы, придурок, – ответила я и ткнула кончиком хлебного ножа в ногу мужчины. Специально оружие я не брала, просто так совпало, что когда он вошёл, я как раз нарезала хлеб к продаже.
Салливан зашипел и с силой оттолкнул меня. Край прилавка больно впился мне в бок, но я не подала виду.
– Уходи, Сал, – выпрямившись, потребовала я. – Не будь дураком.
Он не торопился выполнить моё требование, хотя защитное заклинание на стенах кофейни и начало просыпаться после моих слов. Ставила я его от грабителей, страшно вспомнить, сколько пришлось заплатить приезжему магу!, но Сал, видимо, недалеко от них ушёл.
– Посмотрим, как ты через пару деньков запоешь, – процедил он. – Теперь уж старому козлу недолго осталось. Некому будет тебя защищать.
Я сжала губы и ножом указала на выход.
– Проваливай.
Стена за прилавком вспыхнула голубым (первое предупреждение) и самый младший Туг злобно выругался:
– Шалава.
И ушёл, а я не бросилась перечитывать договор о найме только потому, что сама его составляла. Ну, как сама? Я ведь до Фархеса в столице жила, работала в мясной лавке у дедушке Суини. Целых пять лет работала и многому успела научиться. Как торговаться с поставщиками, что делать, чтобы продукты на складе не портились, как предлагать товар посетителям, сколько раз в месяц устраивать бесплатные дегустации, кому давать персональные скидки, но главное – как при этом при всём сэкономить, чтобы чистая прибыль была максимальной.
Дедушка Суини за помощью обращался к королевским стряпчим. Они ему все-все договоры помогали составлять. Те самые, которые я потом кропотливо переписывала в специальную тетрадь, чтобы в будущем использовать за образец.
Так что, если мастер Туг не переживёт порченную лихорадку, а я от всей души желала ему выздоровления и долгих лет жизни, на улицу меня никто не выгонит. Срок аренды у меня истекает чуть меньше чем через год, так что я спокойно смогу найти подходящее помещение и переехать.
Конечно, вряд ли оно будет таким же замечательным, и потеряю я не только кофейню, но и маленькую квартирку на втором этаже, в которую я могла подняться по узенькой лесенке в задней части лавки. Что было весьма и весьма удобно, если учесть, что молочник и мясник свой товар привозят ещё до рассвета. Это, несомненно, расстраивало, но…
Во-первых, я надеялась на лучшее.
А во-вторых, как любит говорить моя маменька, всё, что ни делается, всё к лучшему. Она вообще у меня ужасная оптимистка, даже удивительно, при её-то невезении.
Впрочем, об этом стоит рассказать поподробнее.
Маменька моя, урождённая Сесиль Кланси, родилась в семье не очень удачливого лавочника и актрисы передвижного театра, певички варьете, если называть вещи своими именами. Брак моего деда и бабки был жарким, счастливым и недолгим, как майские грозы. Вскоре после маменькиного рождения бабушка прихватила из дедовой лавки всю выручку, упаковала в саквояж все серебряные ложки, которые сумела найти, и сбежала, не оставив адреса.
Дедушка погоревал-погоревал, а потом оформил через императорских стряпчих развод, и торжественно поклялся более не впускать в свою жизнь женщин. К моменту этой клятвы деду было глубоко за шестьдесят, и бабка была его третьей, юбилейной, как он любил говорить, женой. Первые две, оставив по три сына, ушли в зелёные луга Предков. Первая не пережила родов, вторая разбилась в коляске – испугавшаяся молнии лошадь свалилась в обрыв.
– Слава магии и Предкам, что от последней мне досталась только одна дочь, – любил повторять дед, – ещё две таких же точно вогнали бы меня в могилу раньше срока.
Этого я не помню, дед умер ещё до моего рождения, но эту фразу не раз произносил и дядюшка Саймон, самый старший из маминых братьев, у которого мы жили после того, как моего папеньку сослали на каторгу за многожёнство. Маменьке было шестнадцать лет, когда она познакомилась с этим бравым воякой и, сговорившись, сбежала с ним через седмицу после дня знакомства. Дед с братьями нашёл их в деревенской таверне в двух днях пути от столицы. Одну выпорол, второго сдал жандармам – тогда-то и стало известно, что у папеньки по одной жене в каждом районе столицы, и ещё пять в южных краях.
Мне едва исполнилось два года, а маменьке – девятнадцать, когда в нашем доме появился Базил фон Габр, барон Тонимский, пройдоха и плут. Он пытался повторить подвиг моей бабки – сбежать с награбленным, но был пойман дядюшками, сильно бит и отправлен вслед за первым маминым якобы мужем.
И да. Фальшивый барон фон Габр подарил нам Нанни и Дафну, потому что маменьке повезло разродиться двойняшками.
Глава рода Кланси, дядюшка Крис, после этого счастливого события купил домик в пригороде Аспона и торжественно подарил его младшей сестрёнке на её двадцать первый день рождения со словами:
– Дорогая сестрица, ты слишком дорого обходишься мне, моей семье и моим братьям. Поэтому прими этот дар и помни, я рад всем гостям, одна беда: гостей, как и рыбу, на третий день нужно выбрасывать.
Этот дом я уже помнила. Он был большим, светлым, а в детской комнате были магические витражи, которые менялись в зависимости от погоды за окном и от настроения внутри дома. Обычно нам с сёстрами показывали истории из жизни пленниц драконов. Наверное потому, что маменька читала слишком много сентиментальных романов…
Именно поэтому Лейлу мы с Нанни и Дафной до сих пор называем маленькой драконицей, или наследницей драконьего трона. Отца мы её видели много раз: это был решительный красавец с густой чёрной косой до пояса, который исчез ровно тогда, когда у маменьки начались утренние недомогания, что, как правило, бывают у тяжёлых женщин.
Родителем моей последней сестры стал достопочтенный господин Тауни. Единственный, кто взял маменьку в жёны без какого-либо обмана, удочерив меня и всех моих сестёр. Он переехал в наш домик, учил нас с девочками рыбачить и ездить верхом, подарил маменьке её последнюю дочь, малышку Линни, а затем проиграл всё в карты и застрелился.
И вместе со всем этим маменька не утратила вкуса к жизни, радовалась каждому солнечному лучу и утверждала, что всё, что ни делается, делается к лучшему.
Разве я хуже?
Тем же вечером, сложив в небольшую корзиночку кое-что из любимых мастером Тугом угощений, я выскочила на улицу и, обойдя дом по кругу, зашла со стороны чёрного хода. Поднялась по гулкой лестнице на третий этаж и решительно дёрнула за хвостик магического звонка. Сначала ничего не происходило, а потом в глубине квартиры скрипнула половица.
Я подождала с минуту и снова позвонила.
– Конни, я тебя слышу! – довольно громко крикнула я, и эхо моего голоса заполнило пустоту огромного дома. – Это я, Мадэйлин!
Никакой реакции.
Тогда я ещё раз позвонила, одновременно колотя кулаком по створке двери.
– Открой! Ты меня знаешь, я всё равно не уйду! Лучше по-хорошему открой.
Я выждала ещё какое-то время, и когда в квартире снова заскрипели полы, в раздражении притопнула ногой и пригрозила:
– Считаю до десяти и иду в жандармерию! Шефа Лоиса заинтересует моя история о том, как вы решили уморить до смерти почётного подданного Его Императорского Величества, знаменитого зодчего мастера Туга.
Это помогло. Дверь приоткрылась, и в узкой щели показался перепуганный карий глаз Конни – служанки мастера Туга.
– Не велено пущать, – просипела она громким шёпотом. – Молодой господин строго-настрого запретил… Порченная лихорадка у нас…
– И у тебя? – Ахнув, я непроизвольно попятилась.
– Только у мастера, – пробормотала Конни в ответ и оглянулась, прислушиваясь к звукам в глубине квартиры. – У меня эта… как её? Карантена. Эрэ Бирн третьего дня приходил…
Его-то я видела, а толку?
– Распорядился, – продолжила рассказ Конни. – Порошков оставил каких-то…
– От порченной лихорадки? Вот же старая сволочь! – яростно возмутилась я. – Не лечат её порошками, лихорадку эту, потому что нет таких порошков, которые проклятье развеивать умеют.
– Не, – тряхнула головой Конни. – От карантены. Не такая уж я тёмная, как ты думаешь. Сама знаю, что от этой хвори лекарств нет… Да и ты не лекарка и не целительница. Разве можешь чем-то всерьёз помочь?
Я вздохнула, теряя запал.
– Тогда хотя бы пирожки возьми, – предложила неуверенно. – Ну и там ещё кое-что для мастера.