Было яркое утро. Кто-то постучал в дверь. Открыв, я увидел перед собой черномазого кучерявого паренька лет двенадцати. Пробормотав что-то по-арабски, он протянул мне конверт, на котором было написано: «For Mr.Mamonin»[43]. Я спросил его, кто велел ему передать этот конверт, но он только пожимал плечами и говорил:
— Ван мэн, ай дон но[44].
Я дал ему один египетский фунт и, когда он исчез, с нетерпением распечатал конверт. Меня ожидало новое удивление. На листке бумаги красовались странные значки:
Я немедленно принялся будить Николку. Протерев глаза, он уставился на полученное мной послание и затем сказал почти равнодушным голосом:
— Ну и что, подумаешь! Обыкновенное иератическое египетское письмо. Ничего такого сверхъестественного.
— Так что же тут написано? Ты можешь прочитать?
— Могу, но для этого мне нужно немного попотеть.
После этого мне пришлось ждать полчаса, покуда он умоется и приведет себя в идеальный вид. Только потом он сел за столик, взял ручку и листок бумаги и медленно, значок за значком, расшифровал надпись. Абракадабра получилась полнейшая:
И Р Х Ш Т С А Б
С И Р Т Н А К Р Х Т А Н И
Р Х Т А Л Х Т А Д А Х У А Х
Л Л А Ш Х У Т А Б
И М Е К Н И Р О У Ч Р А Х С Т Н О Д
Р О Д О X Т
Однако, внимательно приглядевшись, я не мог не заметить, что если верхнее слово прочитать задом наперед, то получится «БАСТШХРИ», а если так же прочитать последнее слово, нижнее, то выйдет «ТХОДОР». Следовательно, надпись необходимо было читать справа налево. Вот только сверху вниз или снизу вверх? Мы попробовали расположить слова сверху вниз, и получилось вот что:
БАСТШХРИ ИНАТХРКАНТРИС
XАУXАДАТХЛАТХР БАТУХШАЛЛ
ДОНТСХАРЧУОРИНКЕМИ ТХОДОР
Не очень-то поддавалось пониманию такое изречение. К нам присоединились Мухин и Тетка, но и от них не было толку. Сам не понимаю, как именно меня вдруг осенило, что «ИНАТХРКАНТРИС» — это английское «in other countries» — «в других странах». Так значит, надпись сделана иератическим письмом, но по-английски! Дальше пошло легче. «ДОНТСХАРЧУОРИНКЕМИ» разделилось на «don’t sharchuor in Kemi». Правда, не ясно, что такое «sharchuor», но все же — уже понятно, что не нужно что-то делать в Кеми, то бишь в Египте.
— Обратите внимание, — заметил Ардалион Иванович, — что если в первом и последнем слове букву «ха» заменить на «е», то получается четко: «Бастшери» и «Теодор». Николай Степаныч, ты точно знаешь, что это «ха», а не «е»?
Заменив «ха» на «е», мы получили несколько иную картину:
БАСТШЕРИ ИН АТЕР КАНТРИС
ЕАУЕАДАТЕЛАТЕР БАТУЕШАЛЛ
ДОНТ СЕАРЧУОР ИН КЕМИ ТЕОДОР
— Николка, а «у» случайно не может быть «ф»?
Оказалось, что значок может быть и «у», и «в» и «ф». В таком случае «СЕАРЧУОР» спокойно делилось на «СЕАРЧ УОР» — «search for», и у нас была раскрыта целая фраза: «don’t search for in Kemi» — «не ищи в Египте». Оставалось загадочное словосочетание «ЕАУЕАДАТЕЛАТЕР БАТУЕШАЛЛ», но и так уже можно было предположить — меня ставят в известность, что хватит искать Бастшери в Египте, пора поискать ее в других странах. Потом Николка вспомнил, что значок все-таки может быть не только «е», но и «ха». С помощью варьирования букв еще через полчаса мы все же раскрутили заданную нам головоломку: «Bastsheri in other countries have a date later but we shall don’t search for in Kemi Theodor».
Наконец, переставив слова, мы с честью завершили решение этой сложнейшей задачи, не прибегая к помощи специалистов по разгадыванию шифров: «Theodor, don’t search for in Kemi, but we shall have a date later in other countries. Bastsheri» — «Федор, не ищи в Кеми, но у нас состоится свидание позже в других странах. Бастшери». Простенько и со вкусом. Никаких эпистолярных изысков. Стоило ехать до самого Асуана, чтобы получить здесь этот милый пинок под зад.
— Не грустите, орлы, — подзадоривал нас Ардалион Иванович, когда мы спускались на завтрак. — В других странах — так в других странах. Зато весь мир объездим.
— Кстати, я не уверен, что нам снова не крутят мозги, — возразил Николка. — Может статься, что она уже здесь, а письмо прислала, чтобы запутать следы. Хитрая щучка. Не поддавайтесь на ее уловки.
— Эх, — вздохнул я, — тяжела доля донора. Ждешь-ждешь, когда тебя выпьют, а оно все откладывается и откладывается!
Второй день в Асуане был упоительным. Сразу после завтрака мы отправились кататься по Нилу на фелюгах. Кормчий нашей фелюги, на которой разместились я, Мухин, Старов, Тетка, Гессен-Дармштадский, Бабенко и еще десяток писателей, приветствовал нас фразой по-русски:
— Здарова, Горбацев!
Николка задался вопросом, нельзя ли за это содрать с него один доллар. Между двумя фелюгами, на которых расселась наша писательская группа, затеялось соревнование. Та, вторая фелюга, стала отставать, и наш кормчий все время подзадоривал отставших криками:
— Горбацев! Горбацев! Горбацев!
Оттуда в ответ доносилось:
— Харащо! Харащо!
Ардалион Иванович посоветовал нашему кормчему кричать другую фразу — «Борис, ты не прав», тот старательно повторил ее несколько раз и стал кричать второй фелюге:
— Бариса, ды не брав! Бариса, ды не брав!
Публику это очень веселило, но Ардалиону Ивановичу был присужден штраф в один доллар.
Переправившись на другой берег Нила, мы сошли с фелюги и, поднявшись высоко в гору, посетили мавзолей Ага-Хана, колыбель исмаилитов[45]. Некогда отсюда заместитель старца горы посылал ассасинов[46] совершать злодейские убийства. Спустившись, мы с наслаждением искупались в Ниле. Здесь, в отличие от Луксора, вода была чистая-чистая, а течение слабое. Вернувшись на борт фелюги, мы отправились к острову Элефантина. Я лежал на носу фелюги. Никаких ожогов и в помине не было, загар ложился ровно, приятно. Чем ближе мы подплывали к Элефантине, тем больше меня охватывало волнение. Я понимал, что не могла Бастшери просто так послать мне эту весточку. Если и не сама она будет ждать меня там, то, во всяком случае, я должен буду увидеть нечто, что напомнит мне о ней или даст какой-либо сигнал.
Все же солнце палило нещадно и долго загорать на носу фелюги я не мог. Перебираясь под тент, я увидел еще одну фелюгу, плывущую метрах в тридцати от нашей, но это была не та, на которой плыла вторая половина писательской группы. На носу этой фелюги стояла тонкая, стройная девушка в белом купальнике. Она вдруг помахала нам рукой, и Николка в восторге воскликнул:
— Да ведь это же Лариса!
— Да ну! — не поверил я, настолько фигурка девушки показалась мне удивительной.
— Ну конечно, это она! — ликовал Николка. — Ла-ри-са!
— Бариса, ды не брав! — подхватил наш смешной кормчий, полагая, что речь идет снова о Ельцине.
В эту минуту какой-то молодой человек приблизился к девушке и, как видно, пытался уговорить ее сойти с носа фелюги. И тогда чудесная фигурка вытянулась, подпрыгнула и рыбкой ушла в воду. Через несколько секунд голова показалась над водой в нескольких метрах от борта фелюги и изящными, грациозными взмахами девушка быстро поплыла в сторону нашей фелюги. Ее тонкие белые руки, выпрыгивающие из воды и вновь ровно ныряющие, напоминали крылья чайки, охотящейся на рыб у самой поверхности воды.
— Лариса! Вернись! Ло-ра! — неслись крики с покинутой ею фелюги.
— Давай! Жми! Еще немного! — кричали Бабенко и Ардалион Иванович. — Молодец девчонка!
Я прыгнул в воду солдатиком, погрузился метра на два и снизу, из-под воды, наблюдал, как стройная, нежная и сильная фигурка девушки подплыла к борту нашей фелюги, как забарахтались и затем взмыли ввысь и исчезли точеные ноги. Когда я вынырнул, Лариса уже стояла на палубе нашей фелюги в окружении Николки, Бабенко и Ардалиона Ивановича и кричала своим:
— Не поминайте лихом!
А кормчий, весело хохоча, довольный такой смелой выходкой русской девушки, вторил ей:
— Бариса, ды не брав! Горбацев, харащо!
Когда я подплыл к фелюге, мне тоже протянули руки и помогли влезть на борт, потому что самому это было бы не под силу — борт более, чем на метр возвышался над поверхностью воды.
— Привет! — сказал я Ларисе. — Как же ты осмелилась на такой героический поступок?
— Просто они мне безумно осточертели, — весело смеясь, ответила девушка. Капли воды дрожали и горели в ее ресницах и волосах, звенели неслышным звоном, стекая по стройной фигуре, под белым закрытым купальником отчетливо прорисовывались острые грудки, маленькая ямка посреди живота, твердая выпуклость лобка. Я радостно улыбался ей, чувствуя, что ее дерзкий побег, заплыв и появление среди нас каким-то непонятным, но чудесным образом приносит мне освобождение, что мои волнения, страхи и безумное желание вновь встретиться с таинственной танцовщицей вмиг улетучились.
— А где же Олимпиада? — спросил Николка. — Пусть тоже.
— Я с ней поссорилась. Да она и плавать хорошо не умеет.
— Афродита! Нильская Афродита! — вставил свой комплимент Ардалион Иванович. — Ты покорила наши сердца!
— Не только сердца, она покорила Нил! — добавил Бабенко.
— Берите больше — Египет! — воскликнул Николка.
— Всю Африку! — сказал Гессен-Дармштадский.
— Отныне Египет — русская территория, — подытожил я.
Наша фелюга уже проплывала мимо острова, высокими отвесными скалами вставшего посреди течения реки. Гладкие, будто тщательно отполированные скалы были покрыты иероглифической резьбой и огромными рельефными изображениями фараонов и орлов с распростертыми крыльями. Зрелище неописуемой красоты.
— Элефантина, — сказал кормчий, тыча пальцем, хотя и так было ясно, что это и есть Элефантина.
— Боже, как красиво! — молвила покорительница сердец. — Какое счастье!
— Когда вы приехали? Где вас поселили? — выпытывал Николка.