Московские власти разделились. Мэрия Лужкова твердо держала сторону президента, Моссовет — Верховного Совета. 23 сентября в Белом доме стал собираться Съезд народных депутатов. Ельцин попробовал действовать «пряником», подписал указ о юридических и социальных гарантиях депутатам, сохранении льгот, крупном единовременном вознаграждении, и добился раскола. Часть депутатов поддалась на эти посулы, добровольно сдала свои мандаты. Но другая часть объявила такие меры подкупом. По поручению съезда Виктор Илюхин возбудил против Ельцина уголовное дело по обвинению в государственном перевороте.
А по столице собирались стихийные митинги. Группа сторонников Верховного Совета под руководством лидера «Союза офицеров» Терехова зачем-то попыталась захватить здание Главного командования СНГ на Ленинградском проспекте. В стычке два человека погибли, нападавших задержали. Руцкой и председатель Верховного Совета Хасбулатов осудили действия Терехова. Заявили, что не имеют к ним никакого отношения и подобных приказов не отдавали. Тем не менее инцидент дал правительству хороший повод ужесточить действия против оппозиции. Объявлялось о «незаконных вооруженных формированиях», об угрозе для населения. В Москву ввели дополнительные части внутренних войск, брали под охрану важнейшие объекты. Сотрудников МВД вооружали, дали им приказ при нападениях открывать огонь без предупреждения.
Белый дом и прилегающая к нему территория были признаны «зоной повышенной опасности». Блокада этой зоны уплотнилась. Оцеплениям была поставлена задача выпускать из нее всех желающих и никого не впускать. Жителей домов, попавших в зону, пропускали по паспорту с пропиской. Среди осажденных ждали штурма, в ночь на 26 сентября поднялась паника, была объявлена тревога, раздавали противогазы. Наращивали баррикады, подтащив бетонные плиты. Хотя никакого штурма пока не планировалось. Сил милиции было для него недостаточно. А министр обороны Грачев еще 21 сентября обсуждал возможность силового подавления с командирами соединений. Их мнение было однозначным: вводить войска в город нельзя. Помнили ГКЧП и не ручались, как поведут себя солдаты и офицеры.
На самом Съезде народных депутатов возник раздрай. Ряд фракций предложили сместить Хасбулатова и все руководство Верховного Совета, а одновременно сформировать новое правительство. Кое-как с помощью Руцкого этот вариант удалось отвести. Предводитель коммунистов Зюганов объявил, что пойдет поднимать народ. Ушел вместе с лидером Кузбасса Аманом Тулеевым, и больше его в Белом доме не видели. Выбравшись в Москву, он вместо мобилизации народа стал распространять совсем другие призывы — не поддаваться на провокации.
Были и попытки переговоров. Бывший депутат Сергей Степашин с санкции Ельцина обратился к Руцкому, предлагал мирный самороспуск Верховного Совета. Тот отказался. А Хасбулатов вообще отвергал любые компромиссы с президентом. Черномырдин предложил переговоры его первому заместителю Воронину. Тот выдвинул предварительным условием подачу в Белый дом электричества и воды, и их подключили. Но первым условием правительства было разоружение защитников, они это отвергли. Белый дом снова оставили без воды, тепла и света. Председатель Конституционного суда Зорькин выдвигал «нулевой вариант» — одновременную отставку президента и Верховного Совета. Про такое Ельцин даже слышать не хотел, отправил в отставку самого Зорькина.
Посредничество в переговорах предложил Патриарх Алексий II. Начались встречи делегатов обеих сторон в Свято-Даниловом монастыре, но без всякого результата. Сам Хасбулатов не придавал им значения, называл «ширмой», «чепухой», «детскими играми». Вместе с Руцким и Верховным Советом они по-прежнему сыпали постановления об отставках членов правительства, президентского аппарата — которые никто и не думал исполнять. Составлялись воззвания к гражданским протестам, хотя распространять их осажденным было очень затруднительно.
Блокада расширялась, оцепление охватило весь Краснопресненский район. Объявлялось, что оно защищает население от «незаконных формирований», но на самом деле ограждение устанавливалось не от внутренних, а от внешних попыток прорыва. Ставило целью не допустить народ к Белому дому. Манифестации по Москве нарастали. Их разгоняли дубинками, слезоточивым газом. Были пострадавшие, погибшие. Особенно жестокие столкновения происходили у станций метро, ближайших к Белому дому, «Баррикадная» и «Краснопресненская». Несколько раз ОМОН буквально «вбивал» манифестантов в метро, гнал дубинками вниз по эскалатору, в давках и драках доставалось случайным пассажирам.
А 3 октября было воскресенье. В выходной день Моссовет созвал митинг на Октябрьской площади. Собралось несколько тысяч человек. В последний момент вдруг объявили, что митинг запрещен мэрией. Появился ОМОН, стал теснить манифестантов. Раздались голоса, что надо перейти в другое место. Организаторы требовали не поддаваться на провокации, предостерегали от противоправных действий. Но лидер движения «Трудовая Россия» Анпилов в этой неразберихе вдруг бросил клич прорываться к Белому дому. Вместе со своими сторонниками увлек массу за собой. Наперерез им бросили резерв, 350 солдат внутренних войск на машинах. Но их смяли и раскидали, машины захватили.
Толпы выплеснулись к оцеплению возле здания мэрии, начали ломать заграждение. Милиция и ОМОН применили гранаты со слезоточивым газом, открыли огонь поверх голов. Возникла паника, но напор не остановили. А в Белом доме услышали стрельбу, к мэрии побежали около 20 вооруженных защитников — Баркашов с членами РНЕ и охранники Макашова. Тоже открыли огонь, ворвались в мэрию. Следом захватили соседнюю гостиницу «Мир», где располагался оперативный штаб УВД. Проход открылся, к Белому дому хлынула масса манифестантов.
После этого Ельцин ввел в Москве чрезвычайное положение, и было принято решение все же пустить в ход армию. Грачев отдал Таманской дивизии и еще ряду частей приказ выдвигаться в Москву. Указывалось, что в городе беспорядки, и милиция не справляется. Чтобы убедить офицеров и солдат, добавили пункт об «участившихся» нападениях на министерство обороны (которых не было). А у Белого дома шел митинг, торжествовали «победу» — дескать, блокада прорвана, народ восстал. Руцкой призвал захватить телецентр в Останкино, передать обращение на всю страну.
Толпы манифестантов во главе с Анпиловым и Макашовым двинулись туда. Охрана телецентра была слабенькой, несколько десятков человек, солдаты внутренних войск — только с дубинками. Но подошедшие колонны начали митинговать, Макашов вступил в переговоры с охраной, требуя впустить представителей и дать им прямой эфир. Ему отвечали, что надо согласовать с начальством. На самом же деле охрана тянула время. Пока шла эта волынка, в телецентр спешно перебросили подкрепления, оружие. В 19 часов сторонники Верховного Совета выбили входные двери автомобилем, но охрана держала под прицелом вход и лестницы.
Макашов давал трехминутные ультиматумы, угрожая обстрелом. В напряжении кто-то не выдержал, раздался выстрел, был ранен охранник генерала. Прозвучал и какой-то взрыв, происхождение потом так и не установили. Макашов скомандовал штурм — хотя в массе людей, пришедших с ним, было лишь 16 автоматов и 1 гранатомет, а в здание обороняло уже 480 сотрудников милиции и солдат с несколькими БТР, 320 автоматами, 12 гранатометами, пулеметами, снайперскими винтовками. Пошла беспорядочная пальба, покосившая безоружных. 46 человек погибло, в том числе иностранный репортер Рори Пек, многие были ранены.
А по телевидению вечером выступил Гайдар, призвал собираться у Моссовета «защитников демократии». Стеклись тысячи противников Верховного Совета, возбужденные лозунгами, что к власти рвутся «красно-коричневые». Требовали оружия. Его не дали, но начали формировать из этих добровольцев «дружины». Что с ними делать, не знали — разослали захватывать очаги сторонников Верховного Совета, районные советы Москвы. Истерическая инициатива Гайдара тоже привела к лишним жертвам. В темноте и неразберихе никто не знал, что это за «дружины», куда они идут, по ним летели пули правоохранительных органов.
На 4 октября в окружении Ельцина наметили штурм Белого дома. БТР и БМП предстояло прорвать ограждения и баррикады, сам штурм возлагался на отряды спецназа «Альфа» и «Вымпел», а для деморализации защитников танки должны были обстрелять верхние этажи. Для участия в операции отбирали «надежных» из пяти дивизий, половину составили офицеры, прапорщики, сержанты. Танковые экипажи составили почти из одних офицеров. Привлекли и добровольцев, отряд Союза ветеранов Афганистана, выступившего на стороне Ельцина. При обсуждении плана начальник главного управления охраны Барсуков предлагал проработать действия на командно-штабных учениях. Министр обороны Грачев отмахнулся: «Ты что, Миша, паникуешь? Да я со своими десантниками там всех порву». Ельцин принял его сторону: «Пал Сергеичу виднее. Он Афган прошел» [110].
Это легкомыслие стоило много крови. Около 7 часов утра отряды начали выдвижение, и сразу пошла стрельба. В штурме участвовали подразделения разных соединений, разных ведомств — армии, МВД, министерства безопасности, добровольцы. Им поставили задачи, но взаимодействия не было, единого командования и координации не существовало. Принимали «своих» за противника, открывали огонь. Таким образом правительственные силы уничтожили два «своих» БТР, экипажи погибли. Крепко досталось добровольцам-«афганцам». Их привлекли к атаке и зачем-то посадили десантом на броню БТР. Когда они спешились у баррикад, другие подразделения считали непонятных людей в камуфляже без знаков отличия «незаконными формированиями», поливали огнем.
Работали и непонятные снайперы, причем их пули поражали бойцов обеих сторон. Позже расследование так и не установило, что это были за снайперы. Осталось несколько недоказанных версий. Одна — что это были «чердачники» из службы безопасности президента (прикрывающие его с крыш и чердаков во время выездов) [50]. Другая — что Ельциным и Коржаковым были приглашены сотрудники иностранных спецслужб или израильского «Бейтара» [39]. А народный депутат Илья Константинов ссылался на сделанные ему признания Гусинского, что действовали частные охранные структуры группы «Мост» и других олигархов.