Битва при Брейтенфельде с птичьего полета
Паппенхейм, командовавший левым крылом имперцев, оторвался от основной части армии с кавалерией, чтобы сдержать правый фланг шведов, а Тилли со всем, что у него было, обрушился на саксонцев. Удар оказался чудовищной силы. Терции шли по саксонцам паровым катком, войско незадачливого Иоганна Георга было попросту снесено. Закаленная пехота Тилли катилась лавиной. Попытки саксонцев остановить имперцев пушечным огнем кончились быстрым захватом орудий, их разворотом и расстрелом саксонских частей в упор. Паппенхейм в это время начал охватывать другое крыло шведов. Саксонцы не выдержали и начали убегать. Имперцы недолго гнались за ними, вернувшись к бою против главного противника. Саксонцы драпали пару миль, потом самые смелые поняли, что никто не гонится, и начали грабить шведский обоз.
Тем временем, на поле кипел отчаянный огневой бой. Паппенхейм семь раз водил своих рейтар в атаку на шведский строй, но град свинца каждый раз отбрасывал его всадников на исходную. Шведы держали строй с бородинской стойкостью. Их отряды были построены в шахматном порядке, когда имперцы приближались, их расстреливали мушкетеры, а затем кавалеристы выезжали в промежутки между пехотными отрядами и атаковали всадников Паппенхейма врукопашную. Увидев, что саксонцы бегут, Густав Адольф немедля развернул две пехотных бригады навстречу новой опасности, но не стал изображать бетонную стену, а устроил контратаку и рассеял часть паппенхеймовой кавалерии прежде, чем пехота успела прийти ей на помощь.
Если бы имперцы охватили оба фланга шведов одновременно, тут бы песенка Густава Адольфа и кончилась. Но они не смогли показать такой трюк. Отряды имперских всадников были опрокинуты на шведском правом фланге прежде, чем пехота Тилли развернулась и начала охватывать шведский левый фланг. Кавалерия шведов серией почти самоубийственных атак на терции стреножила их и не позволила атаковать, а пока всадники умирали на пиках Тилли, Густав подтянул весь имеющийся артиллерийский кулак и принялся расстреливать остановленные терции мушкетным и пушечным огнем.
Глубокое построение дает огромное преимущество в рукопашной. Но сейчас на терции сыпались ядра и пули. Каждое ядро убивало или калечило сразу многих, пролетая строй насквозь. Тилли был несколько раз ранен, у него была раздроблена рука, пробита грудь, шея. Имперский полководец не ушел с поля сам, он отчаянно продолжал атаки, но в этот момент Густав Адольф опрокинул обескровленного Паппенхейма окончательно и вышел терциям в тыл. Паппенхейм, уже отброшенный, собрал кого мог и начал прикрывать отход. Сообщается, что в этих отчаянных, безумных контратаках командующий имперской кавалерией лично зарубил 14 человек, и, зная Паппенхейма, в это вполне верится. Но все это уже никому не могло помочь. Тилли, истекающего кровью, невменяемого, вынесли с поля сражения.
Вечер прервал это громадное кровопускание. Шведы и саксонцы потеряли пять с половиной тысяч убитыми. Имперцы лишились семи с половиной тысяч погибшими и девять тысяч бойцов попало в плен. На следующий день их добровольно-принудительно перевербовали в шведскую армию.
Впервые за тринадцать лет протестанты одержали победу. И какую! Брейтенфельд сразу резко изменил весь баланс сил в Тридцатилетней войне.
Глава 5. Королевская битва
Победа при Брейтенфельде сразу радикально изменила расклад сил. До высадки шведов Густава Адольфа на континенте протестанты чувствовали себя полностью разгромленными, теперь же бояться настало время императору. Остатки имперской армии без казны и пушек (неизвестно, кстати, что хуже) откатились в Верхний Пфальц и на Везер. Замечу, что полевая битва автоматически ничего победителю не давала, Густаву Адольфу еще только предстояло конвертировать успех на поле брани в политические дивиденды и захват территории. И первым, кто помог ему в этом, оказался… Валленштейн.
Опальный имперский полководец из-за своей отставки затаил на католических князей и лично императора некоторое хамство. К тому же, после разгрома злосчастной армии Тилли, его личные владения в Богемии оказывались на линии огня. Ну, и наконец, ласт нот лист, Валленштейн хотел нажать на императора, чтобы вернуть себе командование. Наш военный олигарх предложил Густаву сдачу Праги. Так он убивал сразу несколько зайцев. Густаву не приходилось насиловать там, где ему предлагали любовь, читай, Богемия передавалась из рук в руки целехонькой. Императора сдача Праги сразу довела до заикания, но что он мог поделать.
Шведский марш
Тем временем, альянс Густава Адольфа с саксонцами засбоил. Иоганн Георг потерпел полное банкротство: его армия удрала с поля выигранного сражения! Даже о формальном равенстве со шведами теперь речи не шло. Но, по крайней мере, он мог работать поддержкой штанов: именно саксонцы заняли Богемию после того, как Густав договорился с Валленштейном. Сам шведский король тем временем шел по Германии, сдерживаемый не столько войсками Тилли и Паппенхейма, сколько необходимостью утрясать оргвопросы и насаждать повсюду гарнизоны.
Иоганн Георг Саксонский. С одной стороны, Саксония воевала без всякого блеска, с другой – политиком он оказался не худшим, и пересидел живым и дома всю войну – несмотря на склонность топить все чувства в вине. Правда, Саксония к моменту окончания перформанса была сильно помята.
К Густаву присоединялись протестантские князья, повылезавшие из всех щелей, куда их затолкали раньше Тилли и Валленштейн. Среди прочих, под его знамена пришел Бернхард Саксен-Веймарский, своенравный, упрямый и амбициозный сукин сын, запомните его, он нам еще встретится. Войско Густава не уменьшалось в числе от болезней и боевых потерь, а росло за счет контингентов германских князей и наемников. К тому же, он все еще старался держать дисциплину и по крайней мере, те шведы, которые реально шведы, еще платили за конфискуемых гусей. С князей Густав организованно тряс золото добрым словом и пистолетом, но не лютуя чрезмерно, что-то подбрасывала Франция, и в общем, того организованного беспредела, который устраивал Валленштейн, и неорганизованного беспредела, который царил при Тилли – не было. Это все здорово добавляло Густаву очков, и он продолжал по ходу движения собирать земли. За несколько месяцев он взял под контроль чуть не пол-Империи, католики сопротивляться не могли, а протестанты были готовы ему ноги мыть и воду пить. Чистый блицкриг.
Тем временем, императора кинули почти все союзники. Начали с самого могущественного: Фердинанд публично каялся в рубище, но сверху помощи не оказали. Папа Римский заявил, что войну он не считает религиозной, а испанцы, те самые испанцы, которым император так старался помочь в ущерб собственным интересам, заявили, что извини, дорогой родственник, у нас ничего нет, ни денег ни войск, крутись пока сам.
Обнаружив такую подставу, император написал Валленштейну с просьбой вернуться и возглавить. Но тот решил довести государя до полной кондиции и отказал. Рейнские князья побежали под крыло не участвующей напрямую в войне, но враждебной Франции. Осторожно прощупывать пути отхода с тонущего корабля начал даже самый верный союзник, Максимилиан Баварский. Он снесся с французами и начал просить нейтралитета для его Католической лиги (объединение, напоминаю, князей-католиков) в обмен на сдачу императора и предоставление французам крепостей на Рейне. Это были вполне трезвые условия (собственно, какие тут условия: просто «дяденька, не бейте» и Ришелье был готов согласиться. Но тут ему вставили толстую крепкую палку в колеса. Кто? Да шведы.
Ришелье еще надеялся, что Густав Адольф от него зависит, и если не будет плясать как собачка, то по крайней мере, будет внимательно слушать. Но теперь-то у Густава была Германия, и Ришелье делался союзником полезным, но не критичным. К тому же, Густав ко всему прочему действительно верил в свою протестантскую миссию. В итоге эмиссар Ришелье наткнулся на совершенно ледяную реакцию. Да и что он мог предложить Густаву? Тот сам все брал, что надо. Дошло до того, что посол попробовал вякнуть, что Франция обещала защищать Баварию, на что получил ответ: валяйте, дескать, для шведов и сорок тысяч французов не армия.
Успехи Густава начали пугать даже его союзника, Иоганна Георга Саксонского. Тот ведь хотел изначально получить противовес императору, чтобы выцыганить бонусов для протестантов империи, а вовсе не разрушения этой самой империи и прихода к власти куда более крутых и жестких правителей в лице шведских королей. Иоганн Георг робко подкатывал к Густаву на тему мира, но тот закусил удила: не боись, капустян, прорвемся, Господь нас уважает.
Весной 1632 шведы форсировали Дунай. Здесь их поведение разительно отличалось от действий на севере Германии. Густав уже заботился не о завоевании, он далековато оторвался от баз, чтобы завоевывать. Шведы подрывали экономику империи, поэтому они планомерно очищали захватываемые районы от съестного и ценного. К тому же, доля, собственно, шведов непрерывно падала – кого-то оставляли по гарнизонам, кто-то погибал или умирал. Доля местных наемников непрерывно росла, а за полтора десятилетия войны границы дозволенного расширились уж очень далеко. Убедить эти ценные кадры вести себя прилично было невозможно – зачем служить-то, если не пограбить и не потешить беса. Шведская армия катилась по Германии как стая саранчи и дичала просто на глазах. Мушкет – это праздник! Все летит в крепостной ров! Впереди армии, несущей войну, голод и смерть, катился четвертый всадник апокалипсиса – чума. Эпидемии всего на свете инфекционного неслись по Германии с толпами беженцев и дезертиров. На фоне этого крестьянские парни сатанели и сами шли в наемники – все равно урожай вытопчут или отнимут, а так можно хоть самому отнимать млеко, яйки, курку и особенно шнапс у тех, у кого они еще все-таки есть.
Тилли попытался остановить шведов на реке Лех. Дальше уже некуда, дальше сердцевина католических земель. Густав ночью построил понтонный мост, а наутро нагло форсировал речку на глазах имперцев, авангард из финских кавалеристов закрепился на имперском берегу и держался при поддержке артиллерии, пока остальная часть армии не переправилась и не выбила имперцев с их позиций. Густав задумал комбинированный удар пехоты в лоб и кавалерии во фланг (всадники форсировали реку в 10 км в стороне), но таких сложностей не понадобилось. В самом начале боя Тилли был смертельно ранен, и имперцы начали сыпаться от простецкого удара пехотой в лоб. Заместитель Тилли быстро получил ранение в голову, после чего чек на мораль был завален имперцами окончательно.