.
Курфюрст сам решил воздействовать на Валленштейна. Он направил генералу два письма, но не удостоился даже ответом. Позже он узнал, что оскорбил военачальника, назвав его «досточтимый друг», а не «досточтимый господин и друг», как это делал более разумный курфюрст Саксонский[548]. Невезучая депутация из Галле на своем горьком опыте убедилась, что к Валленштейну надо относиться более чем уважительно. Он заковал ходоков в цепи и предупредил, что впредь всех жалобщиков будет расстреливать на месте[549].
Германия еще не была разорена, но если не остановить распространение войны, то неминуемо наступит и ее черед. Казалось, что после поражения Кристиана Датского и примирения Франции с Испанией противоборство должно было прекратиться, и зимой кое-кто пророчествовал, что армия Валленштейна будет частично распушена, а его самого уберут[550]. Из всех протестантских князей в оппозиции императору оставались только герцоги Мекленбурга, протестантский администратор Магдебурга и изгнанник Фридрих. Остальные либо относились ко всему с полной отрешенностью, либо с оружием в руках встали на сторону императора. Магдебург, к примеру, демонстративно дистанцировался от своего мятежного правителя[551]. Казалось, ничто не могло помешать установлению мира. Тем не менее с наступлением нового, 1627 года Валленштейн довел численность армии до ста сорока тысяч человек[552] и начал отправлять офицеров с заданиями во все края, вплоть до Рейнланда, вызвав массу жалоб императору со стороны духовных курфюрстов[553].
Эмиссару из Бранденбурга подумалось, что император боится генерала, но у Фердинанда имелись более серьезные причины для беспокойства. Валленштейн не забыл балтийский план испанцев и приготовился его реализовать. Для этого он, предварительно оккупировав Бранденбургскую марку[554], намеревался весной пойти на Мекленбург и Гольштейн. Похоже, генерал все решал сам. При дворе его невзлюбили за то, что он на зиму занял войсками часть имперских земель, а испанцы еще с лета утратили к нему интерес. Со времени битвы при Дессау император задолжал Валленштейну полмиллиона гульденов[555] на содержание армии, и с каждым месяцем долг возрастал. Нетрудно было понять, что правительство Фердинанда оказалось в опасной зависимости от генерала. Испанцы резонно полагали, что балтийский замысел может быть исполнен армией Валленштейна и без него. Однако Валленштейн обрел слишком большую силу, чтобы его можно было игнорировать. При первой же жалобе в Вену он пригрозил подать в отставку, и правительству пришлось бы тогда взять на себя содержание его армии, на что у властей, конечно, не имелось средств. Чуть позже генерал встретился с Эггенбергом в Брюке на реке Лейте и обсуждал некие дела.
О чем они говорили, остается загадкой. Свидетельства малоубедительны, и ни один биограф Валленштейна не в состоянии непредвзято описать встречу, хотя именно она дала повод для различных интерпретаций его карьеры. Некоторые германские историки считают[556], что Валленштейн обсуждал лишь организационные дела, а сообщение о том, будто он излагал план выхода на Балтику и дальнейшего распространения могущества Габсбургов, было состряпано для того, чтобы ввести в заблуждение Максимилиана Баварского. Тем не менее так оно, видимо, и было: балтийский план существовал, вскоре после встречи в Брюке весь сбор податей в Богемии ушел в армию Валленштейна, а сам генерал получил суверенные права на свои огромные владения[557]. Максимилиан Баварский узнал о существовании балтийского плана и участии в нем Валленштейна, возможно, в несколько искаженном виде[558].
Фердинанд в некотором роде заразился победой при Луттере и поражением короля Дании. Он совершенно верно считал Кристиана самым могущественным из северных монархов. Если так легко разбить датского короля, то вряд ли представят более серьезную угрозу владыки Швеции и Англии, а в самой Германии нет больше князей, которые могли бы в одиночку противостоять имперской армии[559]. Победа при Луттере вовсе не настроила Фердинанда на мир, а, напротив, побудила к продолжению войны. С помощью армии Валленштейна он распространит свою власть на северные епископства и станет хозяином Балтийского моря.
Подошло время и Максимилиану Баварскому вернуться в германскую политику и попытаться восстановить мир, пока Фердинанд не дал волю своим амбициям. В январе 1627 года он созвал в Вюрцбурге собрание Католической лиги и пригрозил ради сохранения мира и прав князей лишить Фердинанда поддержки, если император не умерит пыл Валленштейна. Опасения членов лиги по поводу последствий агрессии Фердинанда были сильнее их желания восстановить католическую церковь по всей Германии. Они желали мира и предложили посредником Людовика XIII, католического короля, демонстрировавшего свое расположение к Максимилиану. Однако одно упоминание его имени загубило идею мира на корню: в Вене заподозрили влияние Ришелье, а протестантская партия тоже не забыла его предательства. Максимилиан не преуспел ни в том, ни в другом — не добился мира и не связал руки Валленштейну.
Весной 1627 года Валленштейн начал свою кампанию. Георг Вильгельм Бранденбургский был, пожалуй, самым безвредным правителем в Германии, за исключением тех случаев, когда ему приходилось поступать против своей воли. Его политика была проста и ясна. Он хотел лишь одного: оставаться курфюрстом и передать по наследству титул сыну[560]. Прежде чем судить его слишком строго, надо помнить, что он взошел на престол, преодолевая жесткую оппозицию, а его двор приютил опальных родственников жены: она была сестрой Фридриха, низложенного государя Богемии. Сама география не позволяла ему сохранять нейтралитет. Его земли оказались между уцелевшими в Силезии войсками Мансфельда и армией короля Дании. Они, безусловно, попытаются соединиться, и Валленштейн, дабы не допустить этого, конечно же, вторгнется в Бранденбург. Хуже того, шведский король использовал Пруссию как базу в польской войне и, нравилось это или нет Георгу Вильгельму, вынудил его уступить удобный порт Пиллау[561]. Ходили слухи, будто Густав Адольф может прийти на помощь побитому Кристиану. В таком случае он тоже должен был пройти через Бранденбург, а императорская армия непременно попыталась бы его остановить.
В целях самосохранения Георг Вильгельм даже признал Максимилиана курфюрстом[562], ошибочно полагая, что лига не позволит Валленштейну напасть на него. Пустые надежды. Тщетными были и его протесты Вене. Когда посол курфюрста заявился к Валленштейну с просьбой вывести войска из Кроссена, генерал, лежа в постели, бесцеремонно спрятал голову под подушку и не стал его слушать[563].
Еще до наступления лета 1627 года войска Валленштейна под началом одного из его лучших командиров, Ганса Георга фон Арнима, протестанта и уроженца Бранденбурга, вошли в курфюршество Георга Вильгельма. Несчастный курфюрст пытался организовать людей на защиту своих земель, но когда отряд из шестидесяти человек — и это все, что он смог набрать, — попробовал оккупировать Берлин, жители, лютеране, закидали их камнями, выгнав из города. Кто-то пустил слух, будто их хотят насильно обратить в кальвинизм. По всей провинции подданные Георга Вильгельма предпочли подчиниться превосходящей силе пришельцев. Ной-Бранденбургза попытку оказать сопротивление был наказан разграблением города. Поэтому в Хавельберге жители, предупрежденные о приходе Арнима, изгнали гарнизон и открыли ему ворота[564]. Георгу Вильгельму ничего не оставалось, как последовать их примеру. Он повиновался и повел себя любезно, объявив, что интервентов надо принять как друзей[565]. В это время его незадачливый посол возвращался из Вены с письмом от Фердинанда: император заверял курфюрста в неизменном к нему почтении[566]. Послание должно было хоть как-то утешить Георга Вильгельма.
Захватив Бранденбург, Валленштейн мог без труда разделаться с разбросанными силами протестантов. Король Дании всю зиму пытался найти вспомоществование. Правительство Англии, его единственная надежда после измены Ришелье, не прислало ни кораблей, ни денег[567]. Фридрих Богемский был беден как церковная мышь, голландцы платили ему мало, англичане не платили вовсе, и его дом осаждали кредиторы. Только за молоко он задолжал 140 фунтов, и у него не было ни гроша за душой[568]. Зная, что от короля Дании не будет никакой пользы[569], Фридрих решил снова положиться на шведского короля[570]. Герцоги Мекленбурга, последние союзники Кристиана, поступили аналогичным образом, и субсидии, которые они ему обещали, приходили несвоевременно или совсем не приходили[571]. Герцог Брауншвейг-Вольфенбюттель уже давно помирился с императором и стремился выдворить войска Кристиана из тех немногих районов, в которых они все еще находились