Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648 — страница 66 из 97

Тем временем при посредничестве Франца-Альбрехта Саксен-Лауэнбургского Валленштейн искал способов договориться с Арнимом и Бернгардом Саксен-Веймарским. Он торопился использовать клятву верности, данную ему в Пильзене (Пльзене), пока она еще не остыла, но не смел присоединиться к Арниму и Бернгарду, пока не убедится, что они встретят его на полпути. Его нерешительность дала Пикколомини и Галласу время разработать свои планы во всех деталях.

В Пльзене Валленштейна окружали самые преданные приспешники с их солдатами, так что попытки взять его там были сопряжены со смертельным риском. Кроме того, для императора и молодого короля Венгрии важно было избежать раскола в армии; ибо кризис, в котором значительная часть войск поддержала бы своего полководца, неизбежно привел бы к опасной гражданской войне в Чехии. Армию следовало полностью отрезать от Валленштейна, иначе переворот провалится.

В начале февраля среди командиров в армии пошли дичайшие слухи: Валленштейн строит заговор, чтобы стать королем Чехии, сделать Людовика XIII римским королем, отдать курфюршества Саксонию, Баварию, Майнц и Трир Францу-Альбрехту, Бернгарду Саксен-Веймарскому, Арниму и Горну, поставить Галласа герцогом в Мекленбурге, Пикколомини – герцогом в Милане, Трчку – герцогом в Моравии и отрубить голову Альдрингеру. Искусно распространенная ложь заронила в командирах армии сомнения в здравом уме Валленштейна; исходила она, вероятно, от внушающего доверие, популярного и дипломатичного Октавио Пикколомини.

К первой неделе февраля Валленштейна охватило нетерпеливое желание действовать. «Нельзя терять ни минуты, все готово», – писал Франц-Альбрехт Арниму. У него были основания так думать, ибо Валленштейн и его окружение еще ничего не подозревали, а Галлае даже любезно прибавил к письму свои приветствия в адрес Арнима. Протестанты все еще колебались и сомневались, а в Пильзене (Пльзене) день ото дня возникали и раздувались все новые слухи. Слуга Трчки отказался впустить к нему францисканских монахов, заявив им с презрительной усмешкой, что его хозяин – добрый лютеранин. 15 февраля ночью Пикколомини тайно покинул город, и никто не знал, с какой целью; сам Валленштейн начал сомневаться в собственных силах. Он еще раз послал за своими главными офицерами. Альдрингер сказался больным, и за ним отправили Галласа; ни тот ни другой не вернулись, как, впрочем, и Пикколомини. 18 февраля Франц-

Альбрехт был вынужден признать возможность раскола в армии. «Или они уступят, или их сломают, – писал он Арниму. – Ибо я прекрасно вижу, что тем, кто стоит за Альдрингера, придется заплатить… Большинство командиров здесь, и со всеми ними дело улажено». Последнее было ложью; лишь тридцать с небольшим командиров приехали в Пильзен (Пльзень) на вторую встречу с Валленштейном, и почти все они нервничали и задавали вопросы. Письмо Франца-Альбрехта было написано 18 февраля, и в тот же день он собирался лично просить Бернгарда Саксен-Веймарского выступить на Пильзен (Пльзень). Но он уже опоздал; 18 февраля вышел указ императора, дошедший до самых дальних аванпостов армии Валленштейна, согласно которому всем командирам предписывалось отныне подчиняться распоряжениям Галласа.

20 февраля состоялась вторая встреча в Пльзене; сначала Валленштейн принял полковников у себя в спальне, а затем попросил их удалиться вместе с Трчкой и Иловом; однако, несмотря на все красноречие и дипломатичность его доверенных помощников, им удалось добиться от присутствующих лишь того обещания, что они готовы поддерживать командующего до тех пор, пока он ничего не предпринимает против императора, – а некоторые даже отказались подписывать какие-либо обязательства и с такой защитительной оговоркой.

Тогда наконец Валленштейн и двое его сообщников по заговору, Адам Трчка и Христиан Илов, осознали свою ошибку. Они положились на армию, а армия отвернулась от них. С мужеством отчаяния они сделали последнюю попытку. Трчка отправился в Прагу, чтобы настроить столицу за Валленштейна; сам полководец должен был последовать за ним. Через два часа Трчка вернулся; еще по дороге он узнал, что приказ об отставке Валленштейна обнародовал в Праге военачальник, командовавший гарнизоном. Еще не потеряв надежды, Валленштейн послал за полковником Беком, верховным командующим в Праге, который находился в Пильзене (Пльзене), и попросил его поехать в столицу и осудить действия подчиненного. Но здесь он натолкнулся на ту упрямую верность императору, которой не ожидал встретить в армии наемников. «Можете делать со мной что хотите, – сказал Бек, – но я не пойду против императора». Не было никакого смысла пользоваться еще остававшейся у Валленштейна властью, чтобы расстрелять Бека, и военачальник, сделав последний в жизни загадочный и драматичный жест, подал руку своему подчиненному и отпустил его со словами: «Я держал мир в своих руках, Бог справедлив».

Тем временем Трчка громко призывал к отъезду из Пльзеня и складывал все ценное, что попадались ему на глаза, по своим багажным фургонам. Опустевшую квартиру Галласа разграбили, и 22 февраля 1634 года, располагая примерно тысячей человек и сотней тысяч гульденов, Валленштейн, Трчка и Илов бежали из Пльзеня.

Их бегство застигло Пикколомини врасплох. Он планировал окружить город преданными императору войсками и вынудить заговорщиков сдаться и с этой целью разместил людей, чтобы перекрыть дорогу в Вену на случай, если Валленштейн попытается уйти в эту сторону, и когда тот обошел его западню с севера и направился напрямую к саксонцам, Пикколомини растерялся. Он прибыл в Пльзень, чтобы убедиться, по крайней мере, в верности оставшихся войск, и там же 24 февраля на встрече с ним настоял возбужденный ирландский священник отец Тааффе. Видимо, это был духовник полковника Батлера, который вел в Прагу драгунский полк, чтобы присоединиться к преданным императору войскам, когда лицом к лицу столкнулся с Валленштейном и его эскортом. Полководец приказал ему следовать вместе с ним, и полковник не посмел ослушаться, но сумел отправить незамеченным отца Тааффе с письменным подтверждением своей верности на английском языке, поручив ему на словах узнать, как ему поступить. Валленштейн шел к важнейшей крепости Эгер (Хеб), где намеревался присоединиться к Арниму и Саксен-Веймарскому. Пикколомини не стал медлить, и Тааффе сразу же ускакал с приказом Батлеру доставить Валленштейна живым или мертвым.

Еще до того, как Тааффе успел добраться до него, едва ли не раньше, чем он встретился с Пикколомини, полковник Батлер решил действовать по своему усмотрению. Валленштейн со своими спутниками прибыл в Эгер (Хеб) 24 февраля около 5 часов вечера, и там их с явной охотой принял один из полковников Трчки, шотландец по имени Джон Гордон. Однако он открыл им ворота, опасаясь войск Батлера не меньше, чем Валленштейна, и когда той же ночью он узнал, что полковник верен императору, то заместителю Батлера Лесли и самому Батлеру хватило убедительных слов, чтобы уговорить его предать Валленштейна. Трудно разобраться, каковы были конкретные роли каждого из них в этом общем решении; по крайней мере, Батлер, по-видимому, считал, что должен избавить империю от изменника, хотя все трое вели себя так, как и следовало ожидать от наемников: поступок опасен, но награда велика. Пожалуй, ни одному из них уж больше никогда не подвернется такая большая удача.

На следующий день Илов напрасно пытался добиться от командиров в городе новых гарантий лояльности. Он оптимистически не посчитал это серьезным провалом, ведь сразу же после принял предложение Гордона вместе с Трчкой и чешским мятежником Кинским отужинать вечером в компании офицеров в замке.

Дальше все было просто. Пока изменники ужинали, ворвались драгуны Батлера и почти сразу же их скрутили. Один только Трчка, обладавший феноменальной силой, сумел пробиться во двор. Там его встретил отряд мушкетеров, которые потребовали назвать пароль. «Святой Иаков», – ответил Трчка. Этот пароль назвал ему Валленштейн. «Австрийский дом!» – крикнули мушкетеры и принялись избивать его прикладами мушкетов, пока один из них не добил его кинжалом. Ирландец, капитан Девере, занялся Валленштейном. Вместе с несколькими сообщниками он ворвался на квартиру генерала, пинком раскрыл дверь спальни и нашел его там без всякой защиты. Валленштейн стоял у окна; он повернулся лицом к убийцам, неуверенно шагнул вперед, простонал что-то и упал пронзенный. Здоровенный ирландец сгреб обмякшее тело и хотел было выкинуть его из окна, но Девере, сохраняя остатки приличия, остановил его и поспешно завернул труп в окровавленный ковер, на который упал Валленштейн.

Все это время Франц-Альбрехт Саксен-Лауэнбургский уговаривал Бернгарда идти в Эгер (Хеб). Но Бернгард подозревал, что Валленштейн его дурачит, и лишь 26 февраля согласился выступить в путь. Арним медлил еще дольше и покинул лагерь лишь 27 февраля. По дороге они узнали, что Валленштейн мертв, а Эгер (Хеб) в руках его убийц. Их злосчастный посредник Франц-Альбрехт, который помчался назад с новостями о том, что они уже идут, ни о чем не подозревая, попал в руки людей Батлера, и его пленником отправили в Вену. Тем временем вспышка мятежа была тут же подавлена, подозреваемые командиры арестованы, и вся армия, кроме ничтожного меньшинства, заявила о верности императору. Убийц пригласили в Вену, встретили с почестями, поблагодарили и щедро наградили повышением в чине, деньгами и землей.

Наказывать семью изменника не было никакой необходимости; его жена и маленькая дочь были совершенно безвредны и столь же невиновны, а его главным наследником был кузен Макс, чьей дружбой поспешил заручиться король Венгрии и постарался ее сохранить. Гениальный организатор, кормивший армию, умер, но теперь не могло быть и речи о том, чтобы снабжение намеренно прекратилось, поскольку вместе с Валленштейном канули в Лету и привилегии, защищавшие его поместья. Более того, кардинал-инфант собирался перейти через Альпы с солдатами и деньгами на поддержку Габсбургов.

Страшный сон предательства Валленштейна оказался всего лишь страшным сном. Величие, ослепившее Европу и ужасавшее Вену, рассеялось как дым по мановению руки убийцы. Паутина интриг, простершаяся от Парижа до Вены, была сметена кознями трех эмигрантов-головорезов, сговорившихся за вечерней выпивкой. Почти до самого своего конца Валленштейн внушал страх; страх пропитывает письма Альдрингера, Галласа, Пикколомини в последние недели; страх чувствуется в упрямых, растерянных речах командиров, собравшихся на ту последнюю встречу в Пильзене (Пльзене); страх заставлял императора Фердинанда II день за днем молиться в