Узнав о смерти Банера, Оксеншерна назначил его преемником Леннарта Торстенссона, военачальника, который прошел подготовку при Густаве II Адольфе и которому, как казалось канцлеру, он мог доверять. Однако уйдет несколько недель, если не месяцев, прежде чем Торстенссон, все еще находившийся в Швеции, смог бы занять свой пост, а тем временем задача по командованию армией легла на плечи Карла Густава Врангеля, способного, но малоизвестного военачальника. Под его руководством в июне 1641 года армия отбила имперцев у Вольфенбюттеля[91], но вскоре в войсках снова поднялся ропот, утихший было после победы. Мятежниками руководил Мортень, один из главных и самых авторитетных офицеров. Они требовали немедленной выплаты жалованья, а в противном случае угрожали уйти в Рейнланд с бернгардцами и оставить шведское правительство без армии. Появление Торстенссона спасло ситуацию.
Он прибыл в середине ноября, резкий, властный человек, страдающий подагрой, но ничуть не обескураженный ни заунывными докладами Врангеля, ни собственной болезнью, превратившей его в калеку. С собой он привел 7 тысяч шведских солдат и достаточное количество денег, добытых с колоссальным трудом, чтобы утихомирить самых несговорчивых смутьянов. Разумно распределив то, что имел, подкрепив армию свежими шведскими новобранцами и упорно не поддаваясь на запугивания и шантаж бунтовщиков, Торстенссон в конце концов сумел восстановить порядок.
Он оказался более надежным полководцем, чем Юхан Банер. Его преданность короне была несомненной, а также он обладал гораздо большими организаторскими способностями, нежели его предшественник. И они ему пригодились. Французских субсидий всегда не хватало, обычно они запаздывали, а ведь они были единственным надежным ресурсом, которым владела шведская армия. Торстенссон придумал новый метод: он перестал нанимать солдат за плату. Несчастным крестьянам, из числа которых пополнялись постоянно редеющие войска, он предлагал еду, одежду, оружие и любую добычу, которую им хватит ума награбить. Фактически он признал и узаконил уже существующее положение дел, и таким образом ему осталось только найти деньги для ветеранов, служивших в армии еще до его назначения. Чума, голод и безрассудная удаль с каждым годом сокращали долю бывалых бойцов.
Банду патентованных грабителей можно было приструнить и принудить к исполнению служебных обязанностей только свирепой дисциплиной, и Торстенссон прекрасно для этого подходил. Его не волновала популярность, он к ней не стремился; солдаты ненавидели его, а он управлял ими железной рукой из громоздкого паланкина, к которому был прикован из-за болезни. Будь Торстенссон менее одаренным полководцем, он едва ли сумел бы избежать катастрофы бунта, но и самый заклятый враг не нашел бы ни единой ошибки в его кампаниях. Торстенссон дал солдатам добычу и победы. Они проклинали его виселицы, расстрелы и порки, но не восставали против него.
С приходом Леннарта Торстенссона рухнули надежды императора на лучшее будущее. Весной 1642 года шведский маршал начал свою кампанию с удара непосредственно по владениям династии. Саксонская армия потерпела сокрушительное поражение под Швейдницем (Свидницей), потеряв много артиллерии и боеприпасов[92], и Торстенссон беспрепятственно продолжил путь в Моравию. Грабить там было почти нечего, но в каком-то монастыре солдаты вскрыли склепы, отрезали у мертвых настоятелей пальцы с кольцами, разбили сундуки с церковными облачениями и отправились к Ольмюцу (Оломоуцу), повязав на манер накидок ризы и алтарные покровы поверх грязных кожаных плащей и размахивая хоругвями со священными образами. Ольмюц (Оломоуц) пал в июне, и Торстенссон, безжалостный и педантичный, немедленно приступил к укреплению города. Насаждения варварски вырубили под корень, чтобы построить хибары на зиму; студентов, больных и нищих выгнали из города за ненадобностью, имперского губернатора заставили, словно опасного изменника, покинуть город пешком вместе с женой и детьми. Местных крестьян подозревали в лояльности императору; Торстенссон подавлял их слабое сопротивление, сжигая деревни, пытая и вешая пленников и угрожая страшными карами любому, кто украдет что-нибудь в армии.
Тем временем его передовые отряды успели приблизиться к Вене на расстояние 40 километров, прежде чем имперские генералы, сам эрцгерцог и Пикколомини собрали достаточно сил, чтобы его отразить. Торстенссон не торопился. С основной частью войск он отступил через Силезию в Саксонию, надеясь там поставить на колени плохо вооруженного Иоганна-Георга еще до подхода имперской армии. Он осадил Лейпциг, когда 2 ноября 1642 года появился эрцгерцог Леопольд. Торстенссон отошел на север в направлении Брейтенфельда, Леопольд преследовал его, рассчитывая на второй Нёрдлинген. Но получился второй Брейтенфельд[93].
Эрцгерцог открыл по шведам оглушительную канонаду, которой намеревался прикрыть свои позиции, пока кавалерия на флангах выстраивалась для атаки. Он применил цепные ядра, на тот момент еще достаточно новый тип снарядов, чтобы попытаться временно деморализовать шведскую армию. Торстенссон, однако, сразу же понял, что должен нанести удар по превосходящим силам противника, пока те еще не успели подготовиться к бою, и, не теряя отваги под градом ядер, атаковал их левый фланг. Неорганизованные ряды имперцев немедленно подались, и, как бы эрцгерцог, который лично примчался на место, ни пытался руганью, угрозами и побоями вернуть беглецов, ни офицеры, ни рядовые не обратили на него никакого внимания.
На другой стороне поля имперская конница отбила шведов, а пехота теснила шведский центр. Но победоносные кавалеристы Торстенссона, рассеяв имперцев на своем правом фланге, пришли на помощь центру и заставили пехоту противника отступить. Теперь шведам осталось только бросить все силы на окружение отрезанного правого фланга имперской конницы. Кто-то сдался, не сходя с места, большинство бежало, и их долго преследовали по равнине. Имперцы бросали оружие целыми ротами и полками, сдаваясь в плен, и охотно соглашались перейти на службу к шведам. По самым скромным оценкам, эрцгерцог потерял на поле боя четверть своей армии и еще четверть перешла к врагу. Шведы оценили количество убитых противников почти в 5 тысяч, а пленных – в 4500 человек; вдобавок они захватили 46 пушек, 50 повозок с боеприпасами, а также документы и деньги эрцгерцога[94]. Сам он, едва не потеряв жизнь и свободу, бежал в Чехию. Там он отдал под военный трибунал полковника и всех офицеров одного кавалерийского полка, который, по его заявлению, дрогнул первым и сорвал сопротивление всего левого фланга. Поражение так озлобило его, что он обезглавил всех старших офицеров полка, повесил младших, расстрелял каждого десятого солдата, а остальных растасовал по остальным полкам. После этого Леопольд-Вильгельм Австрийский уехал в Пильзен (Пльзень), чтобы прилюдно причаститься и помолиться о помощи.
Несколько недель спустя плохие вести пришли уже из другого конца империи. Видерхольд, тот самый независимый протестант, который восемь лет назад отказался сдать императору замок Хоэнтвиль у города Зинген, налетел на город Иберлинген на северном берегу Боденского озера и захватил его для французов.
Для Габсбургов наступила черная полоса, и курфюрст Майнца созвал депутационстаг во Франкфурте-на-Майне для обсуждения проблем, которые приводили к войне либо сами порождались ею. Фердинанд III надеялся, что собрание присвоит себе право решать германские проблемы и тем самым лишит Францию и Швецию каких-либо претензий на вмешательство в дела империи на мирных переговорах. Однако шведы хитроумно помешали его замыслам; их полномочные представители в Гамбурге обнародовали манифест, где призвали все сословия Германии представить свои жалобы для рассмотрения на международной мирной конференции.
Тем временем определились места встречи: в Оснабрюке для Швеции, в Мюнстере для Франции, а дата была назначена на 25 марта 1642 года. Фердинанд неуклюже уклонялся от нее; откладывал ратификацию договоренности, пока не прошли все сроки, и не выдал мандата своим полномочным представителям.
Однако к тому моменту увертки Австрии осудили даже католические союзники Фердинанда III. Максимилиан Баварский, чья вечно блуждающая лояльность временно остановилась после женитьбы на эрцгерцогине, опять начал склоняться к Франции и утянул за собой курфюрстов Майнца и Кёльна. Учитывая их географическое положение, все трое естественным образом хотели снискать доверие державы, господствовавшей на Рейне, Майнц и Кёльн – чтобы обеспечить непосредственную защиту, а Бавария – чтобы подтвердить свое курфюршество и рейнские завоевания.
Разлад в самом семействе лишил Фердинанда III сил к сопротивлению. После смерти его кузена кардинала-инфанта Оливарес поначалу решил сделать преемником последнего эрцгерцога Леопольда. Принц никак не проявил себя в Германии, однако он был неглуп, обладал непринужденным обаянием кардинала-инфанта, и, вероятно, его бы как принца крови благосклонно приняли заносчивые брюссельцы и фламандские чиновники. Филипп IV Испанский, вначале согласившись на это предложение, вдруг передумал и заявил, что, зная о склонности фламандцев к персонам королевской крови, намерен назначить наместником собственного сына дона Хуана. Дон Хуан действительно был сыном короля, вот только его матерью была актриса Мария Кальдерон; по всем отзывам, он был добродетелен и умен, но ему было всего 12 лет.
Народ от чиновников до самых низов справедливо возмутило то, что править ими будет внебрачный сын, а узкий круг сановников сразу же понял, что, назначая наместником ребенка, Филипп IV пытается лишь ужесточить контроль Мадрида над их угнетенным государством. Почтительные, но настойчивые протесты в конце концов заставили Филиппа отложить отправку дона Хуана в Нидерланды на неопределенный срок, а до тех пор назначить там регентом дона Франсиско де Мело.