[96].
На рассвете герцог Энгиенский выдвинулся к полоске леса, отделявшей его войска от испанцев напротив, и быстро очистил ее от мушкетеров[97]. Он устранил преграду до того, как д’Альбукерк успел это заметить и все еще рассчитывал на ее защиту, когда его одновременно в 3 часа утра атаковали Гассион с фланга и левее герцог Энгиенский. Войска д’Альбукерка, захваченные врасплох, упорно оборонялись, но потом подались назад и, наконец, были полностью смяты атакой. Предоставив Гассиону преследовать разбитое левое крыло испанцев,
Энгиенский сосредоточился на центре битвы. На левом фланге французов (правом испанцев) Изембург отразил атаку Л’Опиталя, кавалерия которого сначала двинулась через болото, рассчитывая атаковать открытый (как казалось Л’Опиталю) фланг испанской пехоты, но была опрокинута ударом во фланг испанской конницы. Затем испанская конница атаковала и рассеяла французских мушкетеров и захватила всю французскую батарею. Оценив ситуацию, герцог Энгиенский, приказав Гассиону закрепить успех правого крыла, сосредоточил главные силы кавалерии против пехоты противника, атаковав ее с тыла. Одновременно Сиро (резерв в центре), усилив свои части отступавшими войсками, повел восемь батальонов против итальянской пехоты, контратакованной с флангов и французскими эскадронами. Итальянцы были разбиты и бежали. Изембург на правом фланге стал собирать боеспособные эскадроны, но и французам удалось собрать часть своей конницы и во взаимодействии с силами герцога Энгиенского разбить конницу правого крыла испанцев.
После этого испанская пехота, одна терция, насчитывавшая, пополнившись разбитой пехотой, около 8 тысяч человек, оказалась в одиночестве на своем небольшом возвышении. Конде повел конницу в атаку на эту терцию. Но испанцы разомкнули свой строй, за которым находилось восемнадцать орудий. Огнем (картечью) артиллерии и мушкетеров атака французской конницы была отражена. Повторные атаки также не имели успеха. Тогда молодой Конде приказал выдвинуть четыре орудия (больше исправных не было), пехоте приготовиться к атаке с фронта, коннице Гассиона атаковать испанцев с тыла, а легкой коннице идти в атаку левее пехоты на правый фланг испанского каре. Взаимодействие войск обеспечило успех. Герцог Энгиенский был готов договариваться об условиях сдачи. Было уже поздно, и он не хотел драться до последней капли крови. Вместе с несколькими спутниками он поскакал на холм, но испанцы приняли его приближение за новую атаку и открыли огонь. С криками негодования французские солдаты ринулись вперед, чтобы защитить своего командира, и весть о том, что он в опасности, быстро расходилась по рядам, пока и пехота, и кавалерия со всех сторон не нахлынули на позиции испанцев. Напрасно герцог Энгиенский призывал солдат пощадить врага; разъяренные нападением на своего командующего, они перебили всех, кто попался им под руку, и сам герцог с трудом сумел спасти некоторое количество вражеских солдат. Ночь сгустилась над трагедией испанской армии; погибло 8 тысяч, 6 тысяч попало в плен. И большинство погибших и пленных были испанцы. Герцог Энгиенский захватил двадцать четыре орудия, большое количество другого оружия и военную казну и на следующий день с триумфом вошел в Рокруа, о чем по сию пору гласит табличка на воротах городка.
Разгром означал конец для испанской армии. Правда, кавалерия в значительной степени уцелела, но настолько утратила дисциплину и боевой дух, что уже ни на что не годилась без той великолепной пехоты, которая составляла главную опору армии. Испанская пехота не потеряла лица при Рокруа, как шведы в битве у Нёрдлингена, однако, чтобы сохранить его, пришлось погибнуть. Ветераны полегли, традиция прервалась, и не осталось никого, кто смог бы обучить новое поколение солдат. Сегодня в центре того места, где размещались испанские позиции перед Рокруа, стоит небольшой современный памятник, непритязательный серый монолит – надгробие испанской армии, можно сказать, почти что надгробие на могиле испанского величия.
Глава 11Путь к миру. 1643-1648
Мы должны умереть или стать рабами, ибо нож приставлен к нашему горлу.
1
Через пять недель после Рокруа, 23 июня 1643 года, Фердинанд III дал свою императорскую санкцию на переговоры с Францией и Швецией. Съезд в Мюнстере открылся лишь 4 декабря 1644 года; на этот раз виновен в задержке был не только император. Она объяснялась тремя причинами: во-первых, это разлад между императором и германскими сословиями, во-вторых, ослабление позиции Франции и разногласия с Соединенными провинциями и, в-третьих, разрыв между Швецией и Данией.
Император согласился на созыв депутационстага во Франкфурте-на-Майне, надеясь, что он разрешит внутренние трудности Германии, прежде всего проблему религиозного мира, без вмешательства иностранцев. Каких бы союзников ни находили противоборствующие стороны, оставалась вполне разумная надежда на то, что чисто германское собрание сумеет уладить чисто германские вопросы. Фердинанд недооценил высокомерие шведов и французов и переоценил собственный авторитет.
С тех самых пор, как курфюрст Фридрих-Вильгельм косвенно обвинил императора в Регенсбурге, и особенно после распространения этого подрывного сочинения – «Dissertatio de ratione status», все действия Фердинанда III вызывали подозрения; более того, во Франкфурте-на-Майне депутат от
Бранденбурга открыто обвинил его в том, что он без всякой причины затягивает наступление мира. Поэтому, когда сначала шведские, потом французские послы, а затем снова шведские обратились к германским сословиям с просьбой изложить свои претензии перед международной конференцией, их предложение было охотно принято. Фердинанд III впустую выступал со встречным обращением; в его добрую волю уже никто не верил, тем более что он уже запросил у собрания во Франкфурте-на-Майне субсидию в размере почти 13 миллионов гульденов, которые могли понадобиться ему только в том случае, если он собирался вести войну. Не имея возможности помешать германским делегатам собраться на мирный конгресс, он лишил их права голоса в Мюнстере и Оснабрюке. По сути дела, это была угроза: либо обсуждайте свои претензии во Франкфурте-на-Майне, либо держите язык за зубами. Германские сословия, уверенные в поддержке иностранных союзников и следуя за Фридрихом-Вильгельмом Бранденбургским, подняли такой яростный протест, что Фердинанд III в конце концов уступил перед неизбежностью и согласился на то, что обсуждения в Вестфалии будут приравнены к рейхстагу; таким образом, любой договор, принятый там и подписанный императором, будет иметь в империи силу закона.
Сдаться Фердинанда III заставило и давление извне. Ландграфиня Гессен-Кассельская отказалась представить свои соображения на франкфуртской конференции, чем показала, что видит в ней всего лишь продолжение предвзятого имперского суда; Максимилиан Баварский пригрозил заключить сепаратный мир, если Фердинанд III не уступит. Непокорство ландграфини сыграло не такую важную роль, но зато убедительно продемонстрировало, что партию экстремистов не удовлетворит никакое урегулирование во Франкфурте-на-Майне. Угроза Максимилиана оказалась более эффективной, поскольку его дезертирство означало бы крах имперских вооруженных сил.
Положение Максимилиана изменилось со времен Пражского мира в 1635 году, когда он лишился своей любимой Католической лиги и вынужден был вести войну в роли союзника Фердинанда II (затем с 1637 года Фердинанда III), чуть ли не как его вассал. В то время от его армии остались одни только ошметки, так что он не мог играть какую-либо существенную роль в имперской политике, в то время как его соратник Иоганн-Георг располагал немалой армией с прекрасным полководцем и общепризнанными независимыми правами. Однако за то время, пока Иоганн-Георг шел по наклонной, спиваясь, лишившись сначала своего командующего Арнима, а затем мало-помалу растеряв и войска, Максимилиан так рачительно использовал свои ресурсы и усовершенствовал армию, что снова занял главенствующее положение. «Он уважает императора, – сказал венецианский посол в 1641 году, – но все делает по-своему». К 1644 году Максимилиан, по-видимому, вновь привел в порядок свои финансы, и его войска постепенно стали костяком имперских вооруженных сил.
Тем временем испанское правительство высасывало силы из Фердинанда III: его армия, разбитая и вновь восстановленная муштрой под руководством неутомимого Пикколомини после второй битвы при Брейтенфельде, быстро пришла в упадок после Рокруа, когда услуги Пикколомини понадобились в Нидерландах. В отсутствие лучшего полководца Фердинанду не осталось иного выбора, кроме как поручить командовать конницей Верту, кавалерийскому генералу Максимилиана, недавно вернувшемуся из французского плена. Между тем доминирующее положение на стороне императора благодаря умелой тактике и находчивости стал играть один французский профессиональный военный, известный нанимателям под именем Франц фон Мерси, хотя по факту он всего лишь командовал баварскими войсками. Осенью 1643 года французы во главе с маршалом Гебрианом при поддержке ветеранов-бернгардцев продвинулись из Эльзаса в Вюртемберг через Шварцвальд и захватили Роттвайль. Там Мерси и Верт эффектно переиграли ситуацию в свою пользу; застав неприятеля, который разместил разрозненные отряды возле Тутлингена, врасплох, они заставили его отойти с большими потерями имущества и людей[98] и освободили Роттвайль. Мазарини, встревоженный гораздо сильнее, чем признавали его делегаты в Мюнстере, поспешно собрал подкрепления и поручил Тюренну восстановить репутацию Франции, а имперцы на всю Европу раструбили о своей победе как достойном ответе на поражение в Рокруа.
Это было не так. Однако их победа показала, что, пока Мерси защищает Вюртемберг, Тюренну будет куда труднее соединиться со шведами под началом Торстенссона. Кроме того, она позволила Максимилиану Баварскому, хозяину Мерси и Верта, занять положение незаменимого союзника Фердинанда III и убедило французское правительство в том, что ему придется снова заручиться дружбой Максимилиана, если оно хочет наверняка сломить имперские силы. Этот вывод позднее подтвердился, когда Мерси осадил и взял Иберлинген в мае 1644 года и Фрайбург в июле. Во время трехдневного сражения, когда ему пришлось биться одновременно с Тюренном и герцогом Энгиенским, Мерси героически удерживал свои позиции; однако он был в меньшинстве, и герцог обманным обходным маневром, который угрожал отрезать его от основной базы в Швабии, заставил его отступить