Л.И. Медведко, Г.А. Югай
Идея евразийства как политического и философского течения XX века возникла и развивалась в 20-30 годах в российской эмиграции. С тех пор в своей эволюции евразийство проделало как бы «три круга» со сменой «трех цветов времени» : имперско-российский, имперско-советский и постсоветский периоды[164]. Русско-эмигрантский этап евразийства можно было характеризовать как его первый круг. Второй круг развития евразийства авторы связывают с ноосферным воззрением В.И. Вернадского и Тейяр де Шардена. Третий круг мог бы быть определен как ново-евроазиатский, как очередной этап исторического пути от евразийской идеи к Евроазиатскому союзу через интеграцию его государств.
Эволюция через революции
После распада Советского Союза идеи евразийства стали развиваться в возобновившемся после 70-летнего перерыва журнале «Евразийские тетради». В своем приветствии Чингиз Айтматов писал, что выход в свет этого издания можно отнести к разряду отрадных событий, укрепляющих веру в идеи возрождаемого гуманизма с его новоевразийством.
Одним из родоначальников универсальной идеи новоевразийства был, как это ни парадоксально может показаться, американский ученый и публицист Мэнли Палмер Холл (1901-1990). Мэнли Холл подходил к трактовке истории с учетом разницы в ментальности Востока и Запада.
Можно отметить и другие аспекты новоевразийства, в частности императив диалога Запада и Востока, Европы и Азии, в отличие от его противников, сторонников конфронтации, «столкновения цивилизаций» Востока-Запада.
Сторонники евразийского противостояния обычно ссылались при этом на Р. Киплинга, его «Балладу о Востоке и Западе». Оттуда приводились чаще всего первые три строчки, вырванные из общего контекста, которые искажают подлинную авторскую мысль. Есть смысл поэтому передать ее здесь полнее и точнее:
Восток есть Восток,
И Запад есть Запад…
Но нет ни Востока, ни Запада
Границ различия племен,
Если двое сильных мужчин,
Рожденных в разных концах земли,
Повернутся друг другу лицом.
Евразийский смысл здесь предельно ясен: не станут друг против друга, а именно повернутся лицом к лицу. Восток и Запад никогда не сойдутся географически, но могут сойтись духовно, если их противостояние сменится взаимной востребованностью.
Известный современный русский философ А.И. Панарин незадолго до своей безвременной кончины писал, что Запад в своем неприятии российского евразийства выдвигает ряд претензий. Первая – это стремление евразийства отстаивать особые геополитические приоритеты и особую значимость славяно-тюркского и славяно-мусульманского народа. Вспомним в этой связи странное игонрирование нашими западниками того факта, что именно «…Запад ненавидит и презирает больше, чем Россию коммунистическую… ». Для него и для них «нынешний момент истины состоит в том, что истинный порок России – не в ее коммунизме, а в ее исконном историко-культурном содержании» на постсоветском евроазиатском пространстве[165].
Расширение границ евразийства до общепланетарной глобализации в геополитическом аспекте ничего не имеет общего с американским глобализмом и его претензиями на мировое господство. Оно скорее связано с целостным постижением истории России через ее конвергенцию славянофильства и западничества, формационного и цивилизационного подходов, этнической и социальной истории. С восстановлением исторической правды, связанной с объективной оценкой славянофильства как достойного цивилизационного ответа-отповеди на западный формационный вызов – унификаторство или узурпаторство. То же самое относится и к оценке этнической истории России. На основе единства этнической и социальной истории можно достичь более адекватного решения проблем межнациональных отношений в полиэтнической России.
Создание новой глобальной, или универсальной, философии связано с конвергенцией материи и духа, материализма и идеализма, науки и религии, различных религиозных доктрин и конфессий Востока и Запада, Азии и Европы. Такая глобализация новоевразийского конвергентного принципа равномощности, равнозначности и равноправия Востока и Запада, Азии и Европы означает прежде всего глобализацию диалога с конвергенцией культур и цивилизаций.
Универсальность новоевразийства с его глобальным видением трехмерной (голографической) истории – это то главное, что отличает его от евразийства 20-30-х годов. Его сторонники историю представляли как вполне сознательный культурологический и религиозный процесс. Возможно, этим объясняется и наличие в нем трех противоречащих друг другу тезисов. Первый тезис: Россия не Европа и не Азия (П. Чаадаев). Второй тезис: Россия – азиатская страна, что доказывалось в программном документе евразийцев 20-30 годов XX в. – «Исход к Востоку». Третий тезис: Россия есть Европа (русские неолибералы и атлантисты). Нельзя, однако, отрицать, что в евразийстве 20-30-х годов имелись и свои достоинства. Это, во-первых, солидарность со славянофильским принципом суверенности России и утверждение особых путей развития России как Евразии. Во-вторых, принцип равноправия народов и стран в евразийской геополитике. В-третьих, идея культуры как «симфонической личности». Вчетвертых, обоснование идеалов нравственности на началах православной веры. В-пятых, признание одним из лидеров евразийцев П.Н. Савицким основного принципа философии евразийства: конвергенции. В-шестых, признание существования в истории абсолютно ценного и абсолютно оправданного – добра как главной сути общечеловеческой нравственности. На основе раскрытия изложенных постулатов обосновывается идея, что России и населяющим ее народам предопределено особое место в человеческой истории, предначертан особый исторический путь и своя великая миссия духовного просветления людей или соразвития народов.
В новоевразийстве как бы восстанавливается синтез Востока и Запада, представленный в первоначальном определении евразийства как учения об общности и различиях во взглядах на мир, выявляемых с позиций ментальностей Востока и Запада, Азии и Европы. Это не имеет ничего общего с толкованием новоевразийства, например, А. Дугина, претендующего на роль идеолога постсоветского евразийства.
В ряде своих работ А. Дугин пытался доказывать, что после распада Советского Союза у русских якобы вообще нет своего государства. Они, дескать, способны его обрести лишь в «антимондиалистской» придуманной им «германо-японо-иранской Новой империи»[166]. Некоторые академические издания тоже вносили свой вклад в «либерально-демократическую обработку» общественного мнения, причисляя идеологию евразийства к одной из замаскированных форм «националистического патриотизма», «мифологизированного мессианства» или даже «неартикулируемого антисемитизма»[167].
Даже в энциклопедических словарях по «Политологии» и «Геополитике» не находится места для современного понимания таких геоцивилизационных понятий, как «евразия» и «евразийство». Между тем само понятие «евразийство» естественно вписывается в новую междисциплинарную науку, называемую ныне «глобалистикой». Евразийство определяется в ней как родственное, сопрягающееся с глобалистикой идейно-политическое и философское движение. По своему духу оно создавалось в российской эмиграции с участием ученых разных отраслей науки, литераторов, юристов, географов. Нередко они придерживались разных политических убеждений как консервативного, так и либерального толка. Объединяли их общие взгляды на историю и на происходившие в то время процессы постреволюционной России. В их восприятии Россия представлялась как особый срединный материк между Азией и Европой, с особым типом евразийской культуры. Это определение и по сей день сохраняется в научном обороте, но в чем-то оно трансформировалось в своей содержательной части. Культурной основой евразийства всегда была великорусская культура. На ее базе большевики, наверное с некоторой поспешностью, объявили о рождении уже якобы сформировавшейся «новой советской цивилизации». С распадом Советского Союза на его пространстве образовалось новое Содружество Независимых Государств с многонациональной культурой. Но они в чем-то остаются схожими в своей геополитической и геоцивилизационной идентификации. В новых условиях и под воздействием общемирового процесса глобализации они на основе своей национальной и русской культуры (а также не успевшей сформироваться «советской цивилизации») продолжают проявлять естественное стремление к сохранению единого экономического, научного и информационного пространства. И даже пытаясь расширять его на соседние, близкие им по культуре страны, с которыми они связаны общими геополитическими и геоэкономическими интересами. Если раньше «евразийцы» противопоставляли исторические судьбы, задачи и интересы России и Запада, то в новых геополитических условиях сам Запад во все большей степени становится частью глобального экономического и информационного пространства.
Своеобразное возрождение евразийства началось в СССР уже в конце 80-х – начале 90-х годов XX века с появлением новой «волны евразийцев». Они тоже были представлены учеными, литераторами, другими представителями культуры разной политической ориентации. Главным их идеологом признавался Л.Н. Гумилев, называвший себя «последним евразийцем». Его взгляды разделяли и развивали такие писатели и публицисты, как О. Сулейменов, Ч. Айтматов, режиссер Н. Михалков, философы И. Шафаревич, А. Панарин, В. Кожинов, Г. Куницын и др.
С распадом Советского Союза в противовес укреплявшимся позициям западнической либерал-демократии все громче стали заявлять о себе представители левого направления евразийства в России и ряде других стран СНГ. Они продолжают считать идеологию евразийства составляющей частью и будущей основой несостоявшейся советской цивилизации на всем постсоветском евроазиатском пространстве.
Современное обоснование и развитие они получали в программных документах и периодических изданиях созданной в 2004 году политической партии «Евразийский союз», просуществовавшей, правда, недолго, около трех лет. В ее документах проект «Евразия-Россия» прошлого столетия, сменив прежние цвета, эволюционировал в «Новую Евразию» начала XXI века. В отличие от «неоевразийства» А. Дугина проект «Новая Россия – Евразийский союз», идею которого проводил журнал «Евразийские тетради», исходил из объективного характера общемирового процесса глобализации и эволюции самой идеи евразийства.
Идея евразийства как «новой исторической тенденции» и модель новой архитектуры постсоветской интеграции, а возможно, и на «расширенном» после распада СССР евроазиатском пространстве защищалась и обосновывалась в ряде научных трудов и изданиях Академии социальных наук Национального общественного фонда[168]. Концепция евразийства содержит достойный потенциал, чтобы проявить себя не только для постсоветских стран, но для Запада после того, как он избавился от своего исторического соперника («мировой системы социализма») и сам стал испытывать (особенно после разразившегося глобального экономического кризиса) потребность в новой модели развития, добавим также, особенно коллективной, более надежной общеевропейской и евроазиатской безопасности.
Этот кризис показал также, что сама по себе глобализация не может сводиться только к однополюсному утилитарному глобализму, к установлению гегемонизма Америки над всем мегаконтинентом Евразии.
В современном взаимосвязанном и взаимоуязвимом мире Россия не может существовать как нечто самостоятельное и цельное в иной системе координат по отношению ни к Западу, ни к Востоку. Новые евразийцы не разделяют пессимистические прогнозы о грядущем «столкновении цивилизаций». Речь идет не о некой «сакральной» универсальной миссии России, а об угрозе столкновения (или сталкивания?) цивилизаций и их обреченности на гибель, как «последний цикл суицида»[169].
На перевале двух столетий они как бы синтезировали все прошедшие войны с терроризмом и антитерроризмом, со всеми стихийными бедствиями и природными катаклизмами. Они передали далеко не лучшее наследство «постсовременному миру».
На Международной конференции ЮНЕСКО на Иссык-Куле в 2004 году «Евразия в XXI веке: диалог культуры или конфликт цивилизаций? » речь тоже шла о диалоге не только разных культур и цивилизаций, но и противопоставляемых друг другу «культуры мира» и «культуры войны». Теперь их столкновение называют «войной» террора-антитеррора. Приходится с горечью признать, что человечество, которое достигло высочайшего уровня прогресса, возвращается, как предупреждал академик Н. Моисеев, в «эпоху раннего Средневековья и религиозных войн». По отношении к религии глобализму или евразийству надо проявлять особую деликатность. Предстоит выработать общеприемлемые универсальные этические нормы поведения стран и народов. Такие нормы содержались в священных писаниях многих религий. В начале прошлого века они были сформулированы французским теологом и ученым П. Тейяр де Шарденом и великим русским мыслителем В.И. Вернадским. Они разрабатывались также сыном В.И. Вернадского историком Г.В. Вернадским, философами и культурологами Н.С. Трубецким, Л.П. Карсавиным, П.Н. Савицким, писателями И.А. Ильиным, Б.Н. Ширяевым, В.Н. Ивановым. Их последователи внесли также большой вклад в разработку общей «этики ответственности» и ноосферно-духовное евразийское мировидение.
Патриарх ноосферного учения В.И. Вернадский считал, что закончившаяся 60 лет назад Вторая мировая война не началась, а лишь возобновилась в 1939 году. И не в Европе, после 21-летнего перерыва (если считать от 1918 года), а на просторах Великой Евразии, на Дальнем Востоке и в Африке, где она «плавно переросла» из Первой во Вторую уже в 1931 году. Там она, действительно, стала как бы продолжением незавершенной Первой мировой, как, в свою очередь, холодная стала тоже продолжением незавершенной Второй мировой. Возможно, видение В.И. Вернадским Великой Отечественной войны немного не совпадает с традиционным видением этого важнейшего события в современной истории. Но с точки зрения ноосферного осмысления мирового развития оно, безусловно, имеет право на существование. Ни Россия, ни другие страны СНГ до сих пор не имеют мирного договора с Японией. Разделенными остаются Корея и
Китай. Нет гарантий, что военные действия в условиях противоборства террора-антитеррора не вспыхнут с новой силой, как это уже происходило на Балканах, в Афганистане и Ираке. Таких гарантий нет, а значит, и мировую войну прошлого столетия, наверное, рано считать завершенной в пространственно-временном сопряжении войны и мира.
Россия в «другом» мире
Противоборство террора-антитеррора в век глобализации правильно было бы назвать не очередной Мировой и не первой глобальной, а более точно определять как «асимметричная» война нескольких «неведомых поколений».
Ушедший недавно из жизни великий французский философ Жак Деррида (1930-2004) в свое время ввел категорию деконструкции, относящейся ко многим господствующим в прошлом веке идеям и истинам. В условиях начавшегося противоборства терроризма-антитерроризма это находит проявление, используя дефиницию того же Жака Деррида, уже в «другой» войне и «другом» мире. «Другой» круг совершает и само евразийство. За восемь с лишним лет после событий 11 сентября 2001 года так все смешалось в доме глобализации, что возникший хаос заставляет другими глазами взглянуть на «другой» постхолодновоенный мир и разразившийся глобальный экономический кризис. В другом свете – процессы конвергенции и интегрального сопряжения Востока с Западом, Севера с Югом. В прошлом столетии, по выражению французского историка Н. Верта, они составляли исторический «социум общей судьбы»[170]. Они продолжают быть связанными общей судьбой и поныне: между собой и со всем окружающим миром. Память об общих утратах и жертвах, понесенных ими в войнах и мире, продолжает их скреплять духовными и другими соузами во все последующие годы после распада Советского Союза.
Лимит на противостояние и столкновение «лоб в лоб» исчерпан не только для России, но и для всей Евразии в ее новом пространственно-временном измерении. Как бы ни был труден путь к созданию (или воссозданию) Союза России и Белоруссии, но он может уже в обозримом будущем стать прообразом евразиатской новой модели федерализма. Здесь может быть использована и не «симметричная логика» возвращения к идее Евразийского (федерального или конфедерального) союза в первоначальном значении этого русского слова – укрепление соуз народов Новой Евразии. Она будет к тому же больше соответствовать самобытной и суверенной геополитической реальности.
Проблемы евразиатского сближения и сотрудничества в контексте развивающегося взаимодействия стран СНГ в рамках ШАС, ЕврАзЭС и Единого экономического пространства (ЕСП) находились в центре внимания личных встреч В.В. Путина, а затем Д.А. Медведева с главами государств Центральной Азии и Закавказья (уже после августовских событий 2008 года на юге Кавказа). По их итогам были подписаны важные документы. Среди них – договор о делимитации самых протяженных в Евразии сухопутных государственных границ общей протяженностью 7500 км. Историческая значимость этих договоров не столько в согласовании географических координат остававшихся долгое время спорными приграничных участков этой границы, сколько в сохранении статуса их открытости.
Осуществление идей евразиатского сотрудничества может стать началом пути к осознанию необходимости создания Евроазиатского союза государств еще более широкого, чем Европейский союз или Союз стран Средиземноморья в рамках Средиземноморья с участием Франции и некоторых других европейских государств.
Крайности антиевразийства – как полное отрицание культурноцивилизационных различий между Россией и Западом, так и полное отрицание общности между ними – сходятся не только к отрицанию возможности диалога Востока и Запада, Азии и Европы, но и продолжающейся их якобы извечного противоборства.
Роль новой общей и конвергентной философии – в спасении мира от нынешней цивилизационной катастрофы по причине расщепления единства материи и духа под воздействием всесокрушающего финансового капитала и рождаемой им бездуховности.
В двух мировых войнах Россия понесла самые большие людские потери. «Постхолодновоенный мир» ей удалось сохранить тоже дорогой ценой. Она потеряла около 1/4 своей территории. Вместе со значительным сокращением населения (более чем наполовину, с 283 до 140 миллионов человек) она оказалась перед угрозами дальнейшей депопуляции и расчленения страны.
Но она по-прежнему осталась связующим географическим и межцивилизационным звеном, играя роль соединительного моста между Европой и Азией. С утерей Россией прежнего имиджа самой великой евразийской державы не могла не изменениться и сама идеология прежнего евразийства. На смену ей прокладывает путь интегральная идеология постсоветского Евро-Азиатского союза государств (ЕврАзиСГ).
С трансформацией Евразийской империи в новый ЕврАзиСГ по-новому могут осмысляться и истоки самого евразийства со всеми его прежними и новыми «цветами времени». Речь идет не о поисках некой новой национальной или наднациональной идентичности. Не ставятся также вопросы ни о возрождении прежней имперской великодержавности, ни о воссоздании нового постсоветского Союза демократических, суверенных или автономных республик, входивших некогда в состав СССР. Начало новому эволюционному процессу может положить выполнение уже достигнутого Договора о создании Союзного государства России и Белоруссии и признания Россией независимых государств на Кавказе – Южной Осетии и Абхазии. Это может содействовать устранению всех препятствий на пути к расширению Евро-Азиатского союза. В этом Россия видит одну из первоочередных своих стратегических целей.
Следующим целевым приоритетом должно быть восстановление и укрепление исторических уз, культурных связей и региональной экономической интеграции между славянскими, тюркскими и другими народами, которые и составляли ранее «единый социум общей исторической судьбы». Новоевразийцы не противопоставляют себя ни «чужой Европе», ни «загадочной Азии», не стремятся ни навязывать православие Европе, ни «советизировать» или «христианизировать» всю Азию. Они выступают против поглощения носителями одной культуры – культуры других народов и наций. Они против навязывания одной религии адептам другого вероисповедания. Они отвергают насильственную «христианизацию» или «исламизацию» всех неверующих, выступая за сближение различных культур, религиозных верований, за достижение научного миропонимания через налаживание диалога на базе присущего всем религиям тринарного восприятия геосферы, биосферы и ноосферы через соблюдение экологии не только окружающей природной среды, но и состояния самого общества, его духовной экологии.
Современная идеология новоевразийства, проделав эволюцию от правого консерватизма и имперской державности, преодолев свою левую версию «сменовеховцев» и «националболынивизма», видит свою новую миссию на пути движения к развитому гражданскому обществу. Она отмежевывается как от ортодоксального коммунизма и бюрократического «развитого социализма», так и от олигархического криминального капитализма с его бездуховностью и вседозволенностью. Новоевразийцы провозглашают себя прежде всего государственниками. Они отвергают неоконсервативный глобализм, который объявляет «глобальную войну» терроризму для «продвижения» своих западных моделей демократии и свободы, стремясь к установлению мирового гегемонизма США. Новоевразийство выступает против проявления всех видов национального и религиозного экстремизма, сепаратизма и терроризма. Идеология ЕАС, не будучи антизападной, отвергает в то же время европоцентристский взгляд на историю и современность.
Идеология интегрального Союза евразиатских государств отвергает гегемонистское стремление США к «унипольному глобальному господству», через региональную дезинтеграцию остального мира. Россия всегда осознавала свою межцивилизационную объединительную роль на континенте Евразии. Это всегда было ее исторической миссией. Россия и ныне осознает свою роль того связующего звена. Оно не противопоставляет Запад и Восток, а выражает «интегральное сопряжение» Великой Евразии и Америки. Ведь Америка некогда тоже была через русскую Аляску связана с этим Великим мегаматериком Евро-Афро-Азии. Исторически он был и остается родиной всех ныне существующих «живых цивилизаций». Интегральная Евразия в циклическом процессе, который сопровождает глобализацию, могла бы тоже выполнять функцию связующего союза между наступившим хаосом и заветным новым мировым порядком, как выражение «единства в многообразии».
Интегральная Евразия выступает за приведение в большее соответствие официальной «концепции национальной безопасности» (КНБ) с главными ее приоритетами: сохранение государственной целостности, укрепление основ российского федерализма и развития сотрудничества на постсоветском евразийском пространстве.
Речь идет не только о конкретизации разрабатываемой КНБ, но, прежде всего, и об уточнении ее приоритетов как концепции «национально-государственной безопасности» (КНГБ), ставящей на первое место интересы не личной, а коллективной (общественной) безопасности граждан всех наций и национальностей, входящих в состав РФ и всех союзных (соузных) субъектов Новой Евразии. В планетарном масштабе она должна естественно вписываться в «глобальную ноосферную безопасность», которая строится на военной доктрине оборонной достаточности и триаде экологической безопасности Человека-Общества-Природы.
Экономические основы будущего Евро-Азиатского союза государств могут быть определены в процессе отлаживания и совершенствования механизмов социальной рыночной экономики при альтернативном выборе (возможно, через народный референдум) между социально ориентированной рыночной экономикой в конвергенции капитализма и социализма. Допускаются при этом поиски новых форм, основанных на триаде частной, кооперативной и государственной собственности.
Россия – единственное государство Евразии, которое имело возможность в последнем столетии сравнить и испытать на себе все плюсы и минусы как «развитого социализма», так и рыночного грабительского капитализма. При любом исходе их соревнования приходится учитывать, что энерго-материалистическое мировоззрение в обозримом будущем исчерпает себя. Во всяком случае, это произойдет по мере исчерпания природных ресурсов. Наиболее эффективное использование материальных и духовных ресурсов энергии будущего при комплексном разумно-нравственном подходе к проблемам природной и духовной экологии возможно только в триаде Человек, Общество, Природа. Такое комплексное видение решения проблемы энергетики будущего интегральной Евразии предполагает, с одной стороны, дальнейшие поиски новых видов инновационных методов в использовании природных (материальных) видов энергии, с другой – подключение к ним духовных ресурсов энергии человека, направляемой на ограничение не всегда разумного потребления, которое ведет к быстрому истощению природных энергоресурсов. По убеждению академика Никиты Моисеева, этого можно добиться только при так называемом экологическом социализме. Россия и другие страны Евразии, обладающие самыми богатыми материальными и традиционными для Востока духовными ресурсами природной энергии, могли бы продемонстрировать Западу новую модель геоэкологического гражданского общества, способного открыть неограниченные возможности всех видов энергетики, в том числе и духовной. Тем самым могла бы быть осуществлена давнишняя мечта человечества о «перпетуум-мобиле» будущего.