Кира ходила по просторной гостиной, разглядывала фотографии, в основном сына и внуков. На одной мужчина в военной форме стоял рядом с машиной, «ГАЗ-69», на другой – на какой-то горе.
– Сигнализацию отключили вы? Вчера, получается? В доме было все как обычно? – уточнил Самбуров. – Может быть, беспорядок, разбросанные вещи, что-то разбитое? Заметили?
– Обычно все было. Как будто на работу он уехал. Сигнализацию я отключила. А камеры Антон Алексеевич сам включает, они выведены на компьютер. Но давно уже отключил.
Кира подошла к беседовавшим поближе.
– Охрану Антон Алексеевич отпустил сам? Давно?
– Так полгода уж как отпустил, и садовника. Я службу вызывала, чтобы деревья немного подстригли…
Из дома хозяин ушел сам, и домработница здесь уже уборку делала, отпечатки пальцев снимать не с чего.
Кира указала на окно, в верхнем углу которого можно было заметить небольшую наклейку – черный православный крест на прозрачном фоне. Такая встречалась на каждом из окон. Их клеили, когда в жилье проводили обряд благословения.
– Дом давно освятили? Батюшку вы приглашали или Антон Алексеевич? – спросила она. – Новые совсем крестики на окнах.
– Дом в январе освящали. Отец Пимен приходил. Антон Алексеевич сам его позвал. Он из Косьмо-Диаминовского монастыря, наместник.
– И крестился Антон Алексеевич недавно? – поинтересовалась Кира.
– Так да! В ноябре, – обрадовалась Надежда. – Отец Пимен у него и крестный, и духовник. Когда сын уехал, Антон Алексеевич горевал очень. Плохо это, под старость лет одному остаться. Злился, ругался. Звонил поначалу Максиму. Орали они друг на друга больно громко. Максим его к себе звал, винил, что он в свой Крым уцепился. Антон Алексеевич говорил про родину, про долг и патриотизм. Потом перестали звонить, и ругаться перестали. А потом вот…
– Нашел упокоение в лоне церкви, – закончила мысль Надежды Кира, и домомучительница энергично закивала.
Девушка в перепачканной и драной одежде в самом начале смутила Надежду долгими, пытливыми взглядами, но сейчас именно она все хорошо поняла. Женщины все-таки чувствительнее мужчин.
– Он спокойнее стал и смиреннее, что ли. Мне кажется, ему легче сделалось. Он в церковь стал ходить по субботам, – рассказывала Надежда. Вода в стакане закончилась, но женщина так и не выпустила его из рук. – Я поэтому и говорю, сегодня бы точно вернулся. Ему в храм завтра с утра. Он не пропускал службу.
Кира подошла к двери единственной комнаты, в которую не попала:
– Надежда, Антон Алексеевич работал дома? Эта закрытая дверь ведет в кабинет? – проходя мимо, Кира дважды подергала ручку, но это оказалась единственная закрытая дверь в доме.
– Кабинет. Раньше Антон Алексеевич много работал. Но давно уже нет. Читал только. И фотографии смотрел. Он очень часто смотрел фотографии. – Она подошла к двери, подковырнула розетку на стене, оказавшуюся обманкой, и достала оттуда ключ.
– Там прятать-то нечего. Просто уж Антону Алексеевичу нравились всякие секретики. Ну и внукам его.
Кира заметила в тайнике за розеткой еще и игрушечный желтый ключ.
Стеллажи до потолка, заставленные книгами. Большой добротный стол. Кира села в кресло. В окно открывался вид как с веранды. Море, гора, у подножия раскинулся городок. Вот здесь можно сидеть бесконечно, не как наверху. Она усилием воли отвела взгляд.
На столе лежали несколько книг и альбом. Дорогое новое издание Библии, Евангилие от Матфея с несколькими заложенными страницами. Кира вытащила открытку с изображением Иоанна Крестителя.
– Покайтеся, приближибося Царствие Небесное, – прочитала девушка надпись, сделанную от руки. Она наклонила голову вбок и посмотрела в окно. Потом полистала альбом. Сын, невестка, внуки – мальчик лет семи и девочка помладше.
– Этот альбом смотрел Антон Алексеевич?
Надежда кивнула:
– Еще маленький был какой-то, без обложки.
Кира открыла один за другим ящики стола. Документы, папки, пачка чистой бумаги, еще несколько книг на религиозную тематику.
Домработница пожала плечами:
– Я только в руках у него видела. Больше никогда, хотя убираюсь тут. Может быть, он с собой его носил.
– А код сейфа вы знаете? – Кира оглядела книжный шкаф. Несколько полок за стеклянными дверками.
– Нет, не знаю, – пробормотала Надежда. Кира обернулась к ней и внимательно посмотрела, потом встала с кресла, подалась вперед и обхватила запястье женщины. – С чего вы взяли, что здесь есть сейф?
– Сейф здесь обязательно есть, – промурлыкала Кира. – И вы даже знаете, где он. А еще волнуетесь. Нервничаете. Почему?
– Я не знала про сейф, – женщина растерялась. – Хорошо. Я узнала случайно. Настюшка, внучка Антона Алексеевича, забежала как-то в этот кабинет, и я увидела, что он что-то закрывает… тут, где вы стояли… издалека будто черная дыра в стене.
– Но пароль не знаете?
– Нет! Не знаю! Христом Богом клянусь. Я даже про сейф-то знать не должна была, – заверила Надежда. – Антон Алексеевич на секретности и всех этих тайниках повернутый был. Это последние полгода успокоился, наверное, на него отец Пимен так повлиял. А до этого по дому камер было понатыкано. Я даже лишний раз по сторонам не смотрела. Убираюсь, готовлю, глажу. На кухне да в постирочной. Просто так по дому не ходила.
Кира кивнула, принимая ответ как правдивый, и отпустила руку женщины. Самбуров и Роман выстроились у специалиста по психопатологии за спиной.
– Скажите, Роман, какой у вас код на мобильнике?
– Семь, восемь, шесть, пять, два, три, – безропотно отчеканил майор.
– Вот так? – Кира посмотрела на него через плечо. – Ну то есть никаких секретов?
– Ну вы так… так властно потребовали, – Роман растерялся. Он сам от себя не ожидал, что так легко выдаст личную секретную информацию.
Мужчина подозрительно посмотрел на Киру. Все-таки эта Вергасова ведьма.
– Нет! – возмутилась девушка. – Это не колдовство и не магия! Это знание человеческой психики, помноженное на типы мышления и умение всем этим пользоваться.
– Вы точно мысли читаете! – обиделся Мотухнов.
Самбуров заржал.
– Так, с кодом понятно. Три горизонтальные черточки на экране. – Кира открыла стеклянные дверки, внимательно вгляделась в корешки книг. – А код где-то записан на случай, если забудете?
– Записан, – неуверенно произнес Роман, сосредоточенно думая, где его ожидает подвох.
– Где-нибудь на пачке сигарет и валяется в бардачке машины? Хотя вы не курите… Что у вас в бардачке валяется? – уточнила Кира и радостно взвизгнула: – Ага! Ух-ты! Какой интересный механизм!
Девушка нажала на почти невидимую кнопочку, замаскированную под болтик в фурнитуре на стеклянных дверках, и корешки книжек распахнулись, открыв обычный серый сейф.
– Очечник от старых темных очков валяется, – признался Роман. – На нем код написан.
– А почему ты у меня пароль от телефона не спрашиваешь? – в голосе Самбурова прозвучали вызов и даже ирония. – Потому что я нигде не храню его запись?
– Потому что я его знаю, – задумчиво призналась девушка, рассматривая кнопки на сейфе под разными углами. – Э! Ну точно – два и шесть.
– Как это – знаешь?
– Григорий Сергеевич, – патетично протянула Кира, продолжая рассматривать сейф. – Пароль на вашем телефоне и на вашем макбуке – это цифры номера вашей машины, затем первые три цифры номера байка. От банковской карты – четыре первые цифры от пароля на телефоне…
Кира не видела лица подполковника, но, судя по хохоту майора, оно было удивленным и занимательным.
– И какое отношение наши пароли на телефоне имеют к номеру этого сейфа? – Самбуров взял себя в руки, но Кира все равно расслышала в его голосе досаду.
– Никакого, – проговорила она и быстро поочередно нажала на черные металлические кнопочки. Дверь сейфа распахнулась.
– Ого! Ловко! – восхитился Роман. – Все-таки я прав – вы волшебница.
Самбуров нахмурился, перевел взгляд с Киры на внутренности сейфа и кивнул Мотухнову:
– Давай оформляй изъятие. Разбираться будем, что тут.
Майор просиял. Его безумно веселило, что даже Самбурова, с которым Кира знакома давно и точно не просто знакома, она время от времени удивляет, вводит в ступор и регулярно выводит из себя.
– Код от этого сейфа у Монголина в ящике валяется. Часы детские электронные, и на них четыре цифры, день и месяц. Только порядок подобрать надо было. Что первое, дата или время. Мне повезло, – пожала плечами специалист по психопатологии и, приблизившись к Григорию вплотную, прошептала: – Знать код от телефона не означает в него залезать. – Она выразительно посмотрела на здоровенного мужика с по-детски обиженной физиономией. – Я не всегда могу отфильтровать то, что вижу. Но я стараюсь… – Она закатила глаза. – Ну хорошо! Иногда я стараюсь не замечать… чужих секретов! Блин! Самбуров! Ты знал, с кем связался!
– Знал! – довольно признал Григорий. Теперь злилась Вергасова. Не все этой ведьме брать верх. – И даже знаю, что двигают тобой не корыстные цели, и даже интересов у тебя никаких нет, тебя разбирает обычное любопытство! И раз за разом ты доказываешь самой себе, что ты самая умная, что можешь читать чужие мысли и эмоции, видишь, что люди чувствуют и скрывают. Ради сиюминутного ощущения власти и превосходства. Потом ты от этого мучаешься чувством вины, даже угрызениями совести. Да, моя золотая, я знаю, что у тебя есть совесть. Обещаю, никому не скажу. Ты же умная женщина, ты же знала, что не надо лезть на рожон. Знала. Но не смогла. Не удержалась. Вергасова, это диагноз!
Кира прищурилась, в глазах заплясали веселые чертики. Она прошипела:
– Самбуров, обычно тайны, украденные у ведьм, приводят мужчин в могилу!
– Ага! – хохотнул подполковник. – Или саму ведьму на костер.
Установилась тишина, сглаженная шуршанием документов из сейфа и вздохами домработницы Надежды.
– Я поменяю код на телефоне, чтобы тебе было что разгадывать, – довольно улыбнулся Григорий.