Лучшей чертой своего характера Кира считала умение не врать себе. В своих неприятностях, неудачах и прочих гадостях, которые сыпались на нее, она не обвиняла провидение, обстоятельства и высшие силы. Если вы бьете третью чашку за неделю, вы не творец своего счастья, которое на подходе, вы обычный рукожоп, и впереди вас ждут в лучшем случае дополнительные траты на посуду.
Психолог отличается от нормальных людей не отсутствием тараканов в голове, а знанием их поименно. Несдержанный язык, высокомерие, комплекс демиурга и хорошо развитое чувство юмора – всех своих демонов Кира Вергасова знала по именам. Терпения среди них не было. Но непомерная доля испытаний сегодня выпала именно на него.
Татьяна Николаевна стояла у самой двери на КПП с поджатыми губами, жутко ответственным видом и сосредоточено сверяла что-то на двух листах планшета, аккуратно закрепленных скрепкой.
Кира улыбнулась лейтенанту за стойкой и протянула паспорт. Тот отмахнулся и улыбнулся в ответ. Всем было известно о приехавшем специалисте по психопатологии.
– И часто вы пропускаете всех подряд без проверки документов, Коваленко? – прошипела женщина, не поднимая головы от бумаг.
– Так это ж Вергасова Кира Даниловна, – удивился Коваленко, пребывая в глубоком неведении сути конфликта. – Полковник Семенов предупредил. Личное распоряжение. Ваш же отдел.
– А документы проверить следует! Правила есть правила! И через рамку надлежит пройти, – не унималась блюстительница порядка. – Она на улице была. Ей могли что-то подбросить! Здесь проходит граница Управления внутренних дел по городу Ялте! – женщина перевела строгий взор под ноги девушки.
Кира продолжила улыбаться. О чем говорили едва заметные лучики, расползшиеся от ее глаз, и поджатый большой палец на левой руке, Татьяне Николаевне было неизвестно.
– Правильно говорит товарищ Корюхова – через рамку обязательно! Правила есть правила. Их следует соблюдать. А вы, Татьяна Николаевна, через рамку прошли? – Кира взирала на женщину взором, наполненным терпением и любовью.
– Я в форме! – защищалась зачинщица проверок. И ее грудь колыхнулась, демонстрируя все степени возмущения.
– Но вы же выходили на улицу? За территорию учреждения! Разве вам не могли там что-то подкинуть? – Кира взглянула на Коваленко в поисках поддержки. Судя по его замученному виду, Татьяна Николаевна стояла здесь не менее часа и наверняка плешь проела не только ему, но и всем проходящим. Поэтому поддержку Кира незамедлительно получила.
– Ага! – робко согласился лейтенант. – Вы еще отлучались куда-то.
– Я… Я… я до магази… обед… – женщина быстро взяла себя в руки и вскинула голову. – Разумеется, я пройду через рамку.
Кира обошла металлоискатель с той стороны, с которой пришла, подошла поближе к церберу в юбке. Она открыла крохотную сумочку, продемонстрировала ее внутренности и выложила паспорт перед Коваленко. Потом медленно прошла через рамку и развернулась к Татьяне Николаевне. Легкое движение рукой, будто она собиралась приобнять женщину, но передумала, осталось незамеченным.
Татьяна Николаевна сложила свои документы в стопку, продвинула их по стойке и шагнула между двух пластиковых ограничителей.
Мерзкий раздражающий звон огласил гулкое помещение. Татьяна Николаевна вздрогнула, неуклюже дернулась. Ноги в лодочках, на строго регламентированном каблуке, поскользнулись на каменном полу и должны были разъехаться в стороны. Но хранительница порядка удержалась.
– А! Ключи от кабинета, – предположила она и достала связку ключей. На всякий случай обшарила остальные карманы.
Через мгновение звон повторился. Кира смиренно и невозмутимо стояла рядом, ни взором, ни жестом не выказывая нетерпения.
Из кабинетов на первом этаже выглядывали сотрудники УВД. Кто-то делал вид, что отправился покурить. Кто-то, не стесняясь, занимал место зрителей, понимая, что в этих стенах не каждый день встречается подобный аттракцион.
Рамка орала. Татьяна Николаевна заливалась краской, злясь и гневаясь, потом бледнела, смиряясь с поражением, и вспыхивала снова. Кира любовалась реакцией, прикидывая, сколько таких циклов способны перенести психика и организм в целом, оставаясь психически здоровыми. Значок, подаренный наставником мужского монастыря, с изображением церковных куполов на фоне солнца и Ялты – города счастья, снабженный одновременно и магнитом, и булавкой, повешенный на складку форменной рубашки женщины, служил отличным реквизитом к опыту.
Люди возвращались с улицы, и все до единого проходили злополучную рамку без препятствий и позорных звуков. На Татьяну Николаевну рамка по-прежнему орала благим матом, и заподозрить ее в неисправности не получалось.
– Может, у тебя болт какой в бедре, Танюша? – предположила уборщица, проходя мимо с ведрами в руке. – Ты ж в больнице лежала в прошлом годе. У мово зятя штифт стоит, говорят, в аэропорту орать будет.
– Я по женской части лежала, – прошипела мученица, в очередной раз обшаривая пустые карманы.
– А туды… Ну да, ну да. – Уборщица обожглась яростным взором и прошла мимо, обиженно прогремев реквизитом.
– Может, застежка на бюстгальтере звенит, – хихикнула девушка в форме, и по радостной физиономии Кира догадалась, что девица неоднократно подвергалась призывам к порядку в форме, тихой и не очень, агрессии и счастлива лицезреть расправу, – она ж металлическая бывает.
– Ни у кого не звенит, – сообщил смущенный Коваленко. Он бы уже с удовольствием избавился от Корюховой, но отступать было некуда. На них смотрело почти все отделение, и он вынужденно раз за разом повторял: «Проверьте карманы. Пройдите еще раз, пожалуйста».
– Так и бюстгальтеры разные у всех. Мало ли из чего застежки делают, чтобы это держать, – девушка выразительно показала, что конкретно тяжело удержать у данной особи и для чего понадобятся застежки из кобальто-никелевого сплава.
Кира верно угадала, Татьяна Николаевна за годы службы Родине успела истрепать нервы всему отделению и довести до судорог при своем появлении отдельных личностей. Лицезреть экзекуцию над бедной женщиной собрались все ее жертвы. Киру уже практически мучила совесть, и она готова была остановить затянувшуюся проделку, но с ходу не придумала, как незаметно приблизиться, майора Корюхову окружало плотное кольцо людей. И тут на улице мелькнул знакомый силуэт. К серебристому «Мерседесу», на котором приехала она, рядом встал его близнец.
Кира смалодушничала. «Сбежать – лучшее из возможных решений», – подумала она. Девушка попятилась сквозь собравшуюся толпу и налетела на полковника Семенова.
– Кира Даниловна! Приветствую. Жду! Проведем оперативное собрание. Завтра все-таки выходные. Григорий Сергеевич уже подъехал…
Кира сдержанно кивнула и прошла мимо.
– Что здесь происходит? – Семенов накинулся на Татьяну Николаевну. – Что за цирк вы тут устроили? Почему не на рабочем месте? Разве у нас сегодня сокращенный рабочий день?
Полковник буянил, призывая к порядку, совести и ответственности, Кира шуршала кроссовками в сторону туалета.
Когда она вошла в кабинет, именуемый штабом опергруппы, Самбуров встретил ее недобрым взглядом, в руках он крутил значок с видом монастыря и Ялты. У Татьяны Николаевны тряслись руки и пылало лицо. Роман, как всегда, улыбался, дивная особенность сангвиника. А полковник Семенов пребывал в хорошем расположении духа. Кира просияла и как ни в чем не бывало уселась на диван.
– Монголин практически ушел из бизнеса, продал свою долю, почти всю недвижимость. В строительной компании остался как советник по стратегии. Новые директора к нему претензий не имеют. Считают, что человек решил податься на заслуженную пенсию, подбивал бабки и собирался ехать к сыну, – поведал Самбуров информацию, добытую в ялтинском офисе строительной компании.
– Ага! Похороны на себя возьмут. Считают, что Монголину никто зла не желал. Ну вот настолько, чтобы убить, – точно. Да еще так зверски убить. – Мотухнов вертел в руках карандаш. – Хотя и так понятно, что убийство не относится к бизнесу. Уж больно ярко и необычно.
– Татьяна Николаевна, проверьте его счета. Откуда приходили деньги, куда уходили. Если верить домработнице, к сыну он не собирался. – Самбуров внимательно оглядел каждого из присутствующих в кабинете.
– Я отправлю запросы в банк, – звенящим голосом произнесла женщина, которая все еще не могла успокоиться.
– Он храм строил. Даже храмы. На богоугодное дело его деньги пошли. Скорее всего, обнаружится, что в основном он наличными снимал. Я не могу оценить, насколько у него был большой капитал, но планировал он построить очень много. В монастыре у батюшек весьма масштабные планы. Там семинария, приют и… храмы, храмы… – Кира распахнула глаза, насколько смогла, демонстрируя размеры ожидаемых мероприятий и стройки. – Нет, не из-за бизнеса его убили. Он собирался что-то обнародовать. Его остановили, чтобы он этого не сделал.
Семенов слушал внимательно, но все время нервно посматривал на свой телефон.
Кира вздохнула и принялась расхаживать по кабинету.
– Монголин Антон Алексеевич угодил, то есть пришел в лоно церкви. Крестился, освятил дом, вел регулярные беседы с духовным отцом. Каялся он. Активно и с размахом. Отец Пимен очень настойчиво его на путь раскаяния наставлял. Опытный батюшка. Деловой. Психологически грамотный, – сообщила Кира. – Нелегко его было разговорить. Ну… Не получилось у меня… найти с ним… общего языка, – туманно закончила она.
– Тебе не удалось выбесить православного батюшку? – Самбуров удивленно вскинул брови. – Или грехи твои не отпустил?
– Ну до грехов, во всяком случае моих, мы не добрались, – фыркнула Кира. – Но в целом да, на все мои трюки и разводки я лицезрела безоблачно терпеливый взгляд и слышала: «Покайся, дитя мое, и озарит свет Христов сердце твое…» – и все в таком роде. Не ожидала я. Признаю – сильна наша церковь православная против бесовских уловок науки, именуемой психологией, и крепка духом защищать свою паству и имущество. А конкретно этот батюшка наверняка владеет приемами боя православным крестом. У него, скорее всего, спецназ ВДВ в прошлом. Так что он и физически за дело божие наваляет, не побрезгует. – На лбу Киры Вергасовой пролегла глубокая вертикальная морщинка, а носик то и дело недовольно морщился. Поражение она терпела с трудом.