Кира сморщила нос. Она сосредоточенно смотрела перед собой на человека, у которого напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения.
– Я знаю, почему вы так упорно не хотите посещать психолога, – в голосе Татьяны Николаевны звенели торжество и радость победы. Кира округлила глаза. – Я давно провела исследование, наблюдение и сама установила. У вас диссоциальное расстройство личности[12].
Кира вскинула одну бровь и поднялась из кресла.
– Не может быть!
Татьяна Николаевна восторженно продолжила:
– Все признаки налицо. Отсутствие внутренних авторитетов – есть. Легкость и поверхностное обаяние – есть.
– О! Вы преувеличиваете!
– Чувство собственной важности – с лихвой! Хитрость – да. Талант к манипулированию, непредсказуемость и неуправляемость. Неспособность отвечать за собственные поступки – в полном объеме. Вы клиническая психопатка!
– Вы меня раскрыли! Я в ужасе!
– Вам не место в МВД. Вам место в психиатрическом стационаре!
– Прежде чем попытаетесь меня туда упечь, вспомните о своей хомячковой фобии.
– Это не является препятствием к работе, – Татьяна Николаевна раздувала ноздри, словно капюшон кобры. – Я проходила психологическую экспертизу.
– Это они не знают, что проверять, – хмыкнула Кира. – Мертвых животных тоже боитесь? Некрофобия, кажется.
– Ничего я не боюсь. Я заслуженный сотрудник МВД.
– Вспомните, как пахнет дохлая мышь. Отвратительно. От запаха невозможно избавиться. Он преследует повсюду. – Кира вплотную приблизилась к женщине. – Хомячки воняют еще хуже и сильнее.
– Причем здесь…
– У вас в кармане труп хомяка. Теперь вся ваша форма будет вонять дохлыми мышами. Не отстирать и не отчистить.
Татьяна Николаевна замерла, побледнела, медленно повела рукой по своему телу, нащупала мягкий комок у себя в кармане…
Управление УВД еще не слыхивало столь нечеловеческого визга. Майор Корюхова самозабвенно орала, подпрыгивала, толкнула бедром стол, с которого горой полетели ее книги и папки. Женщина раздирала на себе форменную рубашку, пуговицы полетели брызгами. Звякнула упавшая чашка. Специалист по психопатологии сиганула к двери и налетела на только что вошедших Самбурова и Мотухнова.
– Мышь! Мышь! Дохлая мышь! – вопила Татьяна Николаевна, пытаясь стащить с себя рубашку, но та застряла на манжетах. Грудь пятого размера, запакованная в целомудренный бюстгальтер, колыхалась в разные стороны вместе со своей обладательницей.
Кира попятилась от Григория, впервые лицезрея ярость на его лице.
Мотухнов уже завернул женщину в ее же рубашку и вытащил из кармана формы несколько салфеток, свернутых в рулончик.
– Не хомяк… – пролепетала Татьяна Николаевна обескровленными губами.
– Истерический приступ – предвестник психического срыва, – проговорила Кира. – Вам бы, Татьяна Николаевна, психологу показаться.
Кира отодвинула каблук своей босоножки с листка бумаги и подняла его.
– О! Вот и направление! Распишитесь, – девушка протянула Корюховой листок. – Буковки только немного подмокли, а так идеальный документ.
Мотухнов порядком веселился, налил Татьяне Николаевне воды, собрал с пола пуговицы от рубашки. Никаких сомнений, эта история сегодня полетит по всему УВД. Звериный взгляд Самбурова вдруг стал усталым и безразличным.
– Ты ведешь себя как взбалмошная девчонка, а не профессиональный психолог, – прошипел он.
– Как клинический психопат, – жестко проговорила Кира. Почувствовала в своем голосе звенящие ноты и заторопилась, – непредсказуемо, неуправляемо, без уважения к авторитетам и не собираясь отвечать за собственные поступки.
– Здесь нет Вольцева, который прикрывает тебе задницу и все спускает с рук. – Его голос звучал холодно и безразлично.
– Наверное, я ошибочно предположила, что это сделает кто-то другой.
Распахнутая дверь сквозняком взметнула волосы подполковника. Стук каблуков и звон ключей от его машины удалялись прочь. За спиной громко и сипло дышала Татьяна Николаевна.
– Кира, я могу ошибаться, но тебя же трясет не потому, что не по-твоему выходит? Тебе слегка прижали хвост, и вот тебя уже заносит, как кавказского водителя на повороте – жестко и виляя задом, – ввернула подруга Киры Татьяна, когда девушка пожаловалась ей на Самбурова и на жизнь вообще. – В чем причина на самом деле?
Две гибкие девичьи спины на разных концах эфемерной интернетной связи оперлись на хромированные шесты. Танина – в своей студии «Вилисы», Кирина – в студии танцев в Ялте.
– Самбуров любит тебя, заботится и оберегает. Сейчас такого мужика днем с огнем не найти. Времена не те. Социальное давление всем подпортило характер. Психически здоровых людей единицы. А ты со всех сторон подрываешь ваши отношения. Чего добиваешься?
– Я звоню за поддержкой, вообще-то, – напомнила Кира. – Ты моя подруга, а не Самбурова.
– Твоя. Поэтому отлично знаю, как ты бьешь в самые больные точки, манипулируешь и внушаешь чувство вины. Ты же не успокоишься, пока верх не возьмешь. А он мужик. Настоящий, с мозгами, волей, силой характера и внутренним стержнем. Ему признать свою неправоту, подчиниться и сложить свой авторитет к твоим ногам это как в гроб лечь. Может, и не сразу задохнется, но не выберется.
– Я же выбралась, – буркнула Кира.
– Не мешай все в одну кучу. Если бы тебе надо было услышать, что ты самая лучшая и непревзойденная Кира Вергасова, а все вокруг мудаки, ты бы позвонила Вике.
– Не позвонила бы. – Кира состроила презрительную рожицу, хоть и понимала, что Таня ее не видит. – Она у него или подкупленная, или прикормленная. Печет ему арахисовые печенья.
– Ой, насмешила! Она пытается облегчить ему бремя «Кира Вергасова». Потому что ни одному мужику без помощи посторонних это не под силу. А делить тебя Самбуров ни с кем не станет.
– Предполагается, что любящий мужчина должен встать на сторону той, кого любит, – злобно выдохнула Кира. – Наверное, я слишком наивна, чтобы на это рассчитывать.
– А он на чьей?
Кира молчала.
– А ты, как любящая женщина, не хочешь поддержать своего мужчину, попавшего в сложную ситуацию? – проговорила Таня, и в ее голосе звучала горечь. – Вот я сейчас тебе одну вещь скажу, а ты подумай и потанцуй, а потом еще подумай. И снова потанцуй, потому что тебе действительно становится от танцев лучше. Тебя трясет, как мокрую кошку, и вывихивает на всяких несущественных мелочах, потому что ты боишься. Ты боишься, что встретила нормального, сильного, спокойного и психически здорового мужика. Способного заботиться, уважать и любить. По всей видимости, уже поняла, что и сама всерьез влюбилась и хочешь с ним все, что должна хотеть нормальная женщина с настоящим мужчиной. Только ты, Вергасова, ненормальная. Поэтому вместо того, чтобы радоваться и бежать к нему без оглядки, ты кусаешься и огрызаешься, словно мелкий бес, саботируешь отношения и пытаешься найти повод разойтись. Ты много спрашиваешь с других людей, по самому высокому курсу. И всегда обязательно додавливаешь, Кира, до явного признания всех ошибок и полной капитуляции. А методов раскатать человека, словно паровым катком, ты знаешь немало. С других спрашиваешь, а сама? Понимание, участие, компромисс? Не слышала? Свои ошибки признаешь? И не шипи на меня. Хочешь разойтись – уходи и не мучай человека. На твое место желающих найдется гора. Как ты говоришь? Разойдутся, и станет не двое несчастных, а четверо счастливых. Есть еще вариант. Разойдутся, и так и останутся двое несчастных. Возможно, четверо несчастных.
– Да, наверное, боюсь. Я знаю, что будет дальше. Знаю наверняка, поэтому не хочу в это ввязываться. Сначала он предложит съехаться, я не смогу отказать.
– Не сможешь? – в голосе Татьяны звучал смех.
– Хорошо! Не захочу отказываться, – признала Кира. – Потом он захочет пожениться. И да, наверное, и я захочу тоже. Мы и сами не заметим, как окажемся вот в этом всем – дом, быт, дети, собака и кошка. Я не хочу! Я не создана для семьи. У меня этот механизм отсутствует. Мне на себя саму нужно очень много времени. Я плохо жертвую собой. Не умею. Долго боролась, чтобы не приносить себя в жертву, и не буду этого делать. Кухня, дети, церковь – не мое. Он начнет меня поглощать, я стану манипулировать. Я уже сейчас живу с оглядкой на него. Постоянно думаю и соизмеряю. Если я уеду на три дня, как к этому отнесется Григорий Самбуров? Дальше, он поселится на работе, я похороню себя под пеленками, кружками и секциями? Мы оба станем ненавидеть друг друга, свою жизнь и весь мир. Оглянись. Ты видела хоть раз, что бывает иначе? Вот! А я так не хочу. Я буду сопротивляться, начну врать и манипулировать.
– Ты и так врешь и манипулируешь, – легко отмахнулась Таня. – У тебя механизм защиты такой. Чтобы из тебя много правды не выуживали. Дурацкую картинку нарисовала. Плохо придумала. Все может быть совсем иначе. Вот только представь, что разрушила эти отношения. Что дальше? По мальчикам скакать будешь? Из постели в постель? И лелеять свой внутренний мир? Видела я того мачо, как его, Макс? Ты точно хочешь вот таких вот одноразовых случайных встреч? Красавчик Максим себя любит. А Самбуров твой любит тебя. А вот кого, кроме себя, любит Кира Вергасова? Да, жизнь в паре это всегда некоторый компромисс. Да, где-то придется уступить, просто принять. А жизнь вдвоем другой не бывает.
– Если ты сейчас скажешь, что у нас будут красивые дети, я плюну в тебя кислотой. Если скрестить ежа и ужа, получится метр колючей проволоки. – Кира хлюпала носом, одновременно сожалея о своих нерожденных гипотетических детях и не желая их иметь.
– Нет, не скажу. Дети вторичны и не обязательны. У вас с Самбуровым не обязательно должно быть по стандартному сценарию. Уже сейчас у вас все не как у людей. Он не контролирует тебя, не пытается изменить. Боже! Вергасова! Он спокойно делит с тобой быт! Моет посуду и, не меняясь в лице, собирает по квартире твои носки и трусы! Ты же разбрасываешь вещи везде, где только появляешься! Даже в студии! Ты трусами способна захватить мир! Это Самбурову ты можешь рассказывать сказки, а я-то знаю, ты еще в школе заплатила уборщице, чтобы она отмыла кусок стены, положенный тебе на субботнике. Ты после пьянок в студии даже бутылку не доносишь до мусорки! – Таня откровенно смеялась над Кирой. – Не знаю, за каким чертом ты ему понадобилась. Девок с красивым телом хоть пруд пруди, а мозг и вовсе вещь напряжная и сложная. Но Самбурову скорее посочувствовать можно. Он понимает, во что вляпывается? Ну и царствие ему небесное. А ты, если сейчас разрушишь, если со злым умыслом откажешься от нормальных отношений… Тогда, в Москве, тебя в могилу уложили долбанутые упыри. Если ты уложишь в могилу себя сама, ты не выберешься. Из-под своего замка ты не вылезешь. Ты сама говорила, нельзя познать любовь и свободу одновременно.