– Может, и стоило о боге поговорить, тут с пожарами такая штука интересная… – Глаза Романа сияли восторгом.
Кира замерла, удержала желание втянуть шею в плечи, лишь улыбка стала слегка натянутой. Взгляд Самбурова поменялся. Веселость сошла на нет. Майор не заметил перемен, Кира, конечно, забыла сообщить Роману, что исследование о пожарах просила сделать она, а не его руководитель.
– За последние полгода в Крыму много что погорело, дома, хозяйственные постройки, газовые взрывы есть, методон варили одни тут, еще по пьяни люди горят хорошо. Причины возгорания, как правило, очевидны, быстро установлены, и никаких дел не возбуждено. Там халатность, неосторожность, алкоголь. Но мне попалась сожженная синагога… и к этому делу целый талмуд жалоб, заявлений и обвинений. Очень интересно получается.
– Только не антисемитизм! Только не антисемитизм! – взмолилась Кира.
– Не, не антисемитизм, – обрадовал ее Рома. – Синагога в Крыму только одна, Егие-Капай в Евпатории. А общин две. Одна традиционная, вторая какая-то новая, я в тонкостях не разбираюсь. Но вроде они живут дружно. Дело не в этом. Община строила еще одну небольшую синагогу, близь Бахчисарая. И ее сожгли. Еврейская община написала заявление в полицию. Там молодой участковый, он все как положено сделал, все заявления отработал. В епархию сходил, в муфтият сходил, к католикам тоже и выяснил, что за последние полгода храмов, мечетей и костелов аж шесть штук погорело, включая ту самую синагогу. Но заявлений об умышленном поджоге никто не писал, дабы не разжигать межнациональной розни. Все твердят про терпимость к ближнему и всепрощение во спасение. – Роман выдохнул. – В общем, сержант ничего толком и не добился. Вот! Могу за делом кого-нибудь отправить.
– Храмы всех конфессий, говоришь? – Кира принялась мерять кабинет шагами.
– Точно. Даже двум сектам досталось. Эти вообще хрени какой-то поклоняются: одни Многоликому вершителю, другие Великому опустошителю, но дома, где они заседали, сожгли по-настоящему.
– Наш товарищ? – Самбуров оторвался от ноутбука и посмотрел на Киру исподлобья. Претензии к девушке все еще читались у него в глазах, но интересы следствия он поставил выше свои личных.
– Наш, – кивнула Кира. – Этот поджигатель, скорее всего, наш убийца.
– И какой он веры, если всех подряд сжигает? Если ему все религии не угодили, во что же он верит? – спросил Роман, не замечая зрительной перепалки, бившей мимо него. Он гордился проведенной работой.
– В своего индивидуального бога он верит. Думаю, он под богом понимает что-то наподобие глобальной высшей силы. Обширно. Во всех проявлениях. Не деля и не углубляясь ни в какую веру. Или верит в «единого» для всех религий. И не просто верит. Он его в соперники выбрал. С ним он соревнуется и конкурирует. Нет, не конкурирует, – передумала Кира. – Он ему мстит. Если вопрос с неудовлетворенной сексуальностью он как-то худо-бедно решает. Ну не просто же так ему проститутку привозили. Значит, какую-то разрядку он все-таки получает. И на передний план выступает месть. И то, что он весь в татуировках и рубцах, это тоже подспудное, а может, и осознанное желание изувечить собственное тело. «Тело мое – храм Божий. Храм Божий свят, и храм этот – Вы». Послание коринфянам. Как-то так. – Кира скорчила гримасу и добавила: – Но надо подумать и уточнить.
– Что? Что ты сказала? – Глаза Романа округлились, и даже улыбка сангвиника попыталась сползти с лица, но не получилось, и она застряла на губах, став дерганой однобокой ухмылкой.
– Я все не могу повторить, – призналась Кира. – Непрерывный поток мыслей, высказанный вслух…
– Вот это, про коринфян…
– Кажется, Первое послание коринфянам. «Тело мое – храм Божий. Храм Божий свят, и храм этот – Вы». Как-то так, – повторила Кира. – Свое тело он оскверняет и уродует, пытаясь насолить и отомстить богу. Зубы, шрамы, рубцы, татуировки.
– Ну ты даешь! Вы, Кира Даниловна, страшная женщина!
Мотухнов так и обращался к Кире, то на «вы», то на «ты», не определившись до конца, кто она для него – профессионал и коллега или хорошенькая женщина, с которой приятно флиртовать.
Григорий засмеялся.
– Я думала, что хотя бы симпатичная, – усмехнулась Кира.
Роман порылся в ноутбуке, потом в телефоне.
– Сейчас… Где-же это. Вот!
Он подошел к подполковнику, развернул к нему экран. Кира пристроилась рядом.
– Мне этот участковый прислал несколько страниц из дела. Тут фотографии…
Среди обгоревших руин здания, на черном пепелище, замаранная гарью, но все еще яркая, виднелась надпись: «Храм Божий свят, и храм этот – я».
– Ну-у-у, – протянула Кира и шмыгнула носом.
– Угу, – кивнул Самбуров. – Роман, пожар надо проанализировать, с пожарниками поговорить, метод поджога, время, может быть, что-то особенное.
– Есть! – принял распоряжение Роман, не сводя восхищенного взгляда с Киры. Вслед этому взгляду на нее устремился взор Самбурова, колкий, недовольный, укоризненный.
Кира нахмурилась и отвернулась к окну, усилием расслабила поджатые закушенные губы, мысленно говоря себе: «Нет, это не угрызения совести».
Роман покинул их вместе с ноутбуком, послышался едва заметный стук захлопнувшейся двери. Но Кира продолжала ощущать затылком взор подполковника Самбурова. От макушки жар растекался густой лавой и пытался затопить ее совесть, мораль, необходимость соблюдать субординацию и регламент, приличное воспитание, то есть то, что нельзя затопить. То, чего нет. А еще в голове здоровыми алыми буквами выплыли слова подруги Тани.
«Ты сама рушишь все, что тебе ценно».
Девушка вздохнула и начала:
– Да, Самбуров, я пренебрегала субординацией, умышленно ввела в заблуждение лицо при исполнении и в очередной раз подвергла сомнению твой авторитет. Нет мне прощения, смиренно приму выговор в трех экземплярах и взыскание в размере премии к окладу.
Рядом с подполковником Самбуровым стояла Татьяна Николаевна, она демонстрировала предварительно получившийся портрет, а как она зашла, Кира не слышала. Зато майор Корюхова очень оживилась возможности обеспечить Кире взыскание и выговор. Кира знала, чем отличается мудрая женщина от всех остальных – умением промолчать, когда нужно, или в крайнем случае заткнуться. Но этот талант тоже обошел ее стороной, поэтому Кира добавила:
– Но не леопарду укорять за пятна! Иначе бы Вольцев давно перечислял всю твою зарплату в фонд помощи от тебя пострадавшим.
– Выговор и взыскание. Хорошо, – спокойно произнес подполковник Самбуров и замолчал, выдерживая паузу.
Татьяна Николаевна восторженно дернулась, чуть ли не до потолка подпрыгнула. Кира мстительно прищурила глаза и криво улыбнулась:
– Я знаю, что пауза и согласие выражают позицию силы. Я тоже так делаю. Я все вижу. Можешь не сомневаться.
– Хорошо, – подполковник вновь ограничился лаконичным высказыванием.
– Ты быстро учишься манипулировать, – не тормозила специалист по психопатологии.
– У меня лучшие учителя.
– Я хотела рассказать еще кое-что по расследованию, но, пожалуй, воспользуюсь свободным графиком, оговоренным в моем контракте, и пойду развеюсь. Потанцую, – мстительно закончила специалист по психопатологии и, как всегда, потерпев поражение, сбежала.
На пороге она столкнулась с довольным и радостным Романом. По скорости, с которой сползла улыбка с его лица и появилось недоуменное выражение, Кира догадалась – Татьяна Николаевна смерила его самым ликующим взором, на который была способна, ну только победную петарду не выстрелила.
– Это ж надо, насколько у женщины инстинкт самосохранения отсутствует, – пошипела Кира, исчезая за дверью.
Она нашла номер в телефоне.
– Аня, привет, – поздоровалась, когда майор МВД ответила.
Вергасова подставила лицо нежным весенним солнечным лучам и подкинула на ладони ключи от «Мерседеса» Самбурова. Еще одна мелкая месть. Она могла поручиться, Григорий не подумал, что она уедет на его тачке и кинет его в УВД беззащитным и уязвимым без байкерского прикида. С утра он облачился в форменную рубашку и брюки, а байк оставил в отеле. Впрочем, беззащитный и уязвимый – это вообще не про него. А вот если он объявит свое авто в угон, получится интересно. Кира хмыкнула и вернулась к Ане, ожидающей у телефона:
– Я понимаю, что искать особо нечего. Данных мало, никакой конкретики, но попробуй, пожалуйста, может быть, что-то получится. Сейчас одну фотку пришлю.
– Оки, – односложно отозвалась Аня.
Вот она-то наверняка знала, что заказ на поиск данных мог исходить непосредственно от Киры и даже идти вразрез с намерениями Самбурова, поэтому уточняющих вопросов не задавала.
Спустя несколько часов как ни в чем не бывало Кира вошла в кабинет и застала всю опергруппу в сборе. Все работали, кроме нее, лентяйки.
– Личность установлена, наша жертва Сенежская Тамара Сергеевна, восемьдесят третьего года рождения, она позавчера объявлена в розыск по Ростову-на-Дону. Заявление написала мать. Еще есть несовершеннолетний сын. Не замужем. Со слов матери, неделю назад уехала отдыхать с подругой в Сочи. Через три дня перестала выходить на связь. Адрес Сенежской, адрес подруги… Подругу не ищут. У меня все, – объявил Роман.
– С хахалем, поди, ускакала наша жертва, а матери наврала, потому что та без ребенка не отпустила бы, – пробурчала Татьяна Николаевна.
Кира уставилась на майора МВД. Думала она о чем-то стороннем, но неморгающий, цепкий взгляд специалиста по психопатологии и дерево заставит отодвинуться. Впрочем, Корюхова оказалась не столь впечатлительна. К тому же она сейчас ощущала солидарность со следователями, даже с этим, навязанным им Москвой, чужаком. Точнее, солидарность не с ним, а против специалиста по психопатологии, разодетой выскочки.
– Абсолютно верно! – вдруг согласилась Кира, ткнув в женщину пальцем, от чего та вздрогнула и все-таки попятилась. Общение с Кирой Вергасовой ни для кого не проходит бесследно. – Не зря смотрите сериалы, товарищ майор.