Бывший директор пожал плечами.
– Князева усыновили, точнее, его забрал дед. Халилов выпустился. Знаю, что на мясокомбинате работал. Все. Больше про него я ничего не слышал.
Кира стремительно подтянула альбом к себе.
– А есть еще фотографии этих ребят и девочки?
Игорь Дмитриевич нахмурился, на лице отразилось сомнение, но вырывать альбом у гостьи он не стал.
– В то время много фотографий не делали. Другие возможности, – рассуждал педагог.
Действительно, фотографий оказалось немного. В основном групповые, постановочные, с четкими, ровными рядами лиц. Но эту девочку Кира нашла еще на двух фото.
– Здесь Ася охотно позирует фотографу, – Кира указала на фотографии, сделанные раньше. – Даже кокетничает. А потом вдруг прячется за друзей. Игорь Дмитриевич? Что случилось с девочкой? Она прячет тело… Живот. Она беременна?
Бывший директор вздрогнул, как от удара током, и уставился на Киру.
– Вы уже с кем-то беседовали из детдома? До меня?
Кира отмахнулась:
– От кого она беременна?
– Я точно не знаю. От кого-то из друзей. Или от Князева, или от Халилова, – голос мужчины звучал холодно и спокойно, ноздри дернулись вверх.
– Вот сейчас вы выражаете презрение, осуждение, укоризну, – Кира указала пальцем на нос. – Вы кого-то вините в беременности несовершеннолетней? Девочку изнасиловали?
– Нет. Никто ее не насиловал. Ну, во всяком случае, явно. Напоили. Сама пила, потом себя не контролировала… – Презрение дополнилось усталостью. Этот случай не задевал за живое бывшего педагога. – Да, к нашему стыду, такое случается не редко. Беременность несовершеннолетней. Учителя не доглядели. Саша умерла при родах, – подтвердил директор ее догадку. – Возможно, это даже к лучшему. Знаете, есть такое мнение: «Как бы долго ни болтался на улице мальчик, в каких бы сложных и незаконных приключениях он ни участвовал, как бы ни топорщился он против нашего педагогического вмешательства, но, если у него есть – пусть самый небольшой – интеллект, в хорошем коллективе из него всегда выйдет человек… Девочка, рано в детстве начавшая жить половой жизнью, не только отстала – и физически, и духовно, она несет на себе глубокую травму, очень сложную и болезненную…»[13].
– И человека из нее, я так понимаю, согласно этому мнению, уже не получится? – уточнила Кира и получила утвердительный ответ. – Да. Макаренко, наверное?
– Совершенно верно. Знакомы с трудами?
– Нет, угадала, – Кира уже не спрашивала, она утверждала. – Саша родила девочку. Где эта девочка?
– Да, за месяц или два до пожара она родила. Ребенка оправили в Дом малютки, как обычно делают в таких случаях. Возможно, ему досталась лучшая учесть, чем избрала себе мать, и его усыновили. У малышей на это намного больше шансов, тем более полных сирот. Если нет, то детский дом. Я не помню пол ребенка и как назвали.
– Девочка. Это была девочка. Я знаю, как ее назвали, – Кира грустно улыбнулась. – Как мать.
Специалист по психопатологии осмотрела комнату, потом ее хозяина. Он снова не выдержал ее взгляда и встал приготовить чай повторно. Цокнула кнопка на электрическом чайнике. Что еще тревожит бывшего директора детского дома? А он о чем-то беспокоился. На бледной, пергаментной, покрытой морщинами коже проступил румянец, взгляд не находил себе места. Он уже несколько раз посмотрел в сторону двери, с нетерпением ожидая, когда гости уйдут. Он бы уже выставил гадкую девчонку прочь, но удостоверение подполковника Самбурова мешало проявить чувства в полном объеме.
– В меня влезет еще три чашки чая, – сказала Кира и удовлетворенно отметила, что хозяин дома оторопел, почти испугавшись ее заявления. – А если посетить туалетную комнату, то больше. И я не уйду, пока не выясню, что вы скрываете. Должен кто-то прийти? Кто-то связанный с выпуском восемьдесят седьмого.
Девушка перехватила чашку из его рук.
– Вы назойливы. Я устал. Я все рассказал, нечего больше добавить, – заявил Игорь Дмитриевич.
– Нет, вы никого не ждете, – Кира закусила губу, не обращая внимания на возражения педагога. – Вы видели этих ребят после выпуска?
– Видел, – признался учитель. – В газетной заметке «похороны какого-то там авторитета». Халилов и Антонов были у гроба. Близко. Я огорчился.
– Хорошо, что не вы были на месте авторитета, – глупо пошутила Кира, но бывший директор улыбнулся. – Халилов и Антонов? А сгорел кто?
– Антонов сгорел. На фото в газете Халилов и Князев…
Кира засмеялась радостно и звонко, как смеются дети, которые смогли залезть на горку или осилили сложный финт с мячом. Ей даже не надо было смотреть на Игоря Дмитриевича, чтобы знать – на его лице она найдет выражение смущения, досады, сожаления.
– Я уже стар, память подводит и язык, – нашелся собеседник, но Кира держала руку на его запястье.
– У вас пульс лгуна – длинный и гулкий, – сверкнула она глазами в сторону бывшего директора.
– Игорь Дмитриевич, кто погиб в пожаре? Что вы от нас утаиваете? – устало начал Самбуров. Перед ним дымилась нетронутая чашка чая, он явно не обладал желанием Киры употребить еще пару-тройку подобных. – Тот пожар – дело былое. Поднимать старые материалы никто не станет, возобновлять расследование тоже. Наверное, уже срок давности вышел. Сколько лет прошло? Но сокрытие фактов сейчас – это злой умысел против следствия.
– Это не имеет отношения к нашей беседе. И вообще уже ни к чему не имеет отношения, – пробормотал директор. – Это и тогда…
– И тем не менее, – давил Самбуров. Его телефон разрывался от звонков.
– Вы путаете Антонова и Князева, – рассуждала Кира. – Столько лет их учили, жили с ними… и вдруг перепутали фамилии… – Ее глаза округлились. Она еще не осознала произошедшее, а мозг уже отреагировал шоком и удивлением. – Вы их подменили!
– Не подменил! Я… только знал о подмене… – его взгляд уперся в каменный взор Самбурова, брови которого ползли на лоб.
– Князева должны были усыновить. Точнее, у него всегда была мать. Большая часть детдомовских детей не сироты. Их родителей лишили родительских прав. Но обычно родителям до детей нет дела. А к Князеву мать иногда приходила, приносила подарки, гуляла с ним. Забирала на несколько дней. Его мать, Ольга Федосеева, из очень хорошей семьи, из семьи ученых, отец – известный архитектор, мать – врач. А Ольга, единственная дочь, забеременела рано от женатого мужчины, который не собирался на ней жениться. Родители посадили ее под домашний арест, ребенка сдали в детдом. Когда все утихло, она стала навещать сына тайком, но о том, чтобы забрать, речь не шла. Когда мать Ольги умерла, отец смягчился, женщина смогла уговорить отца забрать сына домой. Старость, одиночество, наверное, угнетали его. Но Князеву опять не повезло. Ольгу сбила машина. И вот через год дед прислал представителя, чтобы забрать внука из детдома. Просто с документами на усыновление. Ни дед, ни адвокат этот не ходили к парню, в глаза его ни разу не видели. Ну и когда у нас случился пожар… Князев погиб. Антонов отправился к деду как его внук. Антонов как-то сам так решил. Вроде как навестить сначала собирался, а потом внуком назвался. Я не стал мешать. Какая, по сути, разница. Дед остался один, ему нужен внук, родная душа. Он у него появился. В документах написали, что погиб Антонов. Детдомовские мало кого волнуют. Один погиб или другой, разбираться никто не стал.
– Может, даже так и лучше, – философски рассудила Кира, пребывая в задумчивости, пока не столкнулась со взглядом Григория. Девушка пояснила ему: – Ну у настоящего Князева должны быть претензии к деду, обиды затаенные, он его в детдом сдал, матери лишил, семьи. Как они дальше будут жить? Придется сложно налаживать взаимоотношения. А с Антоновым нормально, у него никаких претензий.
Самбуров пожал плечами.
– Вы не знаете детдомовских детей, если думаете, что у них бывают хоть какие-то обиды на мать или семью, – покачал головой Игорь Дмитриевич. – Но Князева уже не было, а Антонов был. И получилось вот так.
…Кира и Самбуров в задумчивости покидали дом бывшего директора детского дома. На сиденье машины девушка поерзала и вытащила из-за пояса фотографию, ту самую, со всеми друзьями.
– Вергасова! Ты ограбила старика! Ты лишила человека памяти и возможности ностальгировать. – Самбуров даже не возмущался. Кира всегда шла к своей цели кратчайшим путем. Условности и приличия ее волновали редко, к этому он уже привык. – Это классифицируется как…
– Как изъятие улик, – решила специалист по психопатологии, шмыгнув носом и выразительно посмотрев на Григория.
Самбуров округлил глаза.
– Имей в виду. Если кто-нибудь напишет на тебя заявление за мелкую кражу, я не стану вмешиваться, придется тебе просить помощи у Татьяны Николаевны!
– Очень плохая шутка, – огрызнулась Кира. – Верну я эту фотографию! Он бы сам не дал! Пришлось бы ордер выписывать, или как там правильно оформлять изъятие? Потом сюда присылать за фото кого-то специально. Это долго. Мне сейчас нужно, – отмахнулась Кира. – Я посмотрю и верну. У тебя есть лупа? Вот у этого, Антонова, странно как-то рука зажата. Нечеткое фото. По этой карточке даже не разберешь, похож Халилов на наш фоторобот или нет.
– Специалисты увеличат и посмотрят.
– Вот! А ругаешься, что я ее стащила!
Самбуров покачал головой. Володя наконец-то прорвался к шефу и делился добытой информацией. Григорий поставил телефон на громкую связь. Серьезная ответственность, которая являлась буквально синонимом Володи, полилась из динамика:
– Матери Сенежской полком бы каким командовать. В атаку идти! Я до сих пор разрешения на каждый шаг жду. Так. Сейчас. – В трубке зашуршала бумага. – К дочери у Зои Константиновны Сенежской претензий много. Говорит, Тамара Сергеевна женщина загульная, до мужиков и спиртного охочая, безответственная, безнравственная и нуждалась в постоянном контроле, который она, мать, и осуществляла. Как женщина опытная и серьезная, Зоя Константиновна убеждена, что любовь и личную жизнь следовало в юности строить, а теперь главные силы необходимо тратить на воспитание сына. Мать утверждает, что никаких мужчин дочери заводить не позволяла и тщательно следила за тем, с кем дочь общается, включая рабочее время. Она наизусть знает имена всех коллег Сенежской и подруг. Тех всего две. С одной якобы Тамара и отправилась в Сочи, на море отдохнуть. Зоя Константиновна уверенна, что в Крым дочь ни за что бы не поехала, потому что десять лет назад они оттуда практически сбежали, и в Крыму у Тамары остались недоброжелатели. Говорит, дочь ее хорошо наследила и только воспитанием достойного сына смогла бы смыть с себя все грехи, которые взяла на совесть. – Последнюю фразу Володя явно прочитал. – По словам матери, попав под пагубное влияние мужиков и имея к ним слабость, она участвовала в страшных непотребствах, хоть и работала бухгалтером. Как мать выразилась: «Она продавала души, разделив с телом». В общем, продравшись через ее иносказания, выяснил я, чем Сенежская занималась. Она в работорговле участвовала. Точнее, поставляла девочек в публичные дома, на съемки порнофильмов и вывозила будущих проституток за границу.