– Я сейчас приеду в Управление.
– Он совершенно невменяемый. Не соображает ничего. Такое представление учудил. Поджог во время службы собирался устроить. Там праздник какой-то церковный, несколько храмов открыты. Народу море. Кто-то из батюшек его узнал, кинулся наперерез. Сдается мне, они его портрет в камере слежения нашли, когда он этот свой девиз на стене писал. Халилов метался по территории монастыря, как заяц по снегу, путая следы. Кто-то догадался вызвать полицию. Приехали мы. Короче… – Кира слышала в голосе Самбурова сомнение. Говорить не хочет.
– Он кого-то ранил? – предположила специалист по психопатологии. – Убил?
Самбуров тяжело вздохнул, не обрадовавшись ее догадке.
– Он шестерых порезал… Один священник скончался на месте. Еще трое, и в том числе мужики из прихожан, в тяжелом состоянии. Но может быть, и выкарабкаются. Мы тоже побегали. Уже хотели так… уложить. Он быстрый и сильный. Накачанный чем-то по самые брови. Нарколог сразу не определил, что Халилов употреблял. Говорит, там целый коктейль, но обещал к утру вернуть его в реальность. Поезжай в отель. Я скоро буду. Сходим поужинаем.
– Хорошо.
Возникла пауза. Кира слышала, что Григорий хочет сказать еще что-то, но думает.
– Как отец Пимен? – наугад подтолкнула она.
– Пф! Вергасова, ты все-таки… Он передал тебе, что за грехи свои человек отвечает исключительно сам. Еще передал: «Смело кайтесь, бог все управит. Если будете скрывать грех ваш, то не получите прощения от Бога».
Кира молчала, но Самбуров мог поклясться, что слышит ее недовольное сопение.
– Еще сказал: «Да зачтет тебе господь поимку аспида в покаяние», и закончил батюшка тем, что пригласил тебя на душеспасительную беседу по окончании его епитимьи длиной в сорок дней.
– Товарищ подполковник, вы от себя ничего не добавили? – уточнила Кира с сомнением. – Вам известно, что такое «душеспасительная беседа?».
– Нет. Я даже точно не знаю, что такое «епитимья», – хохотнул Самбуров. – Но у отца Пимена точно есть к тебе вопросы.
– Тогда передай своему батюшке…
– Давай сама, – оторопел Самбуров. – Я уже посоветовал ему встать в очередь за теми, у кого к тебе претензии.
– Тьфу! – выругалась Кира и разъединила связь.
Самбуров приехал в ресторан, когда они с Юнкой уже прикончили бутылку сухого красного шираза на двоих, а ухажер его сестрицы взирал на них с осуждением.
– Вторую заказываем? – поинтересовалась Юнка.
– Нет, я больше двух бокалов не пью, – отозвалась Кира.
– Давно?
– С тех пор, как стала жить с твоим братом в одном номере и не могу объяснить, что это за мужики звонят с утра после пьянки и кто им дал номер моего телефона, – пошутила Кира.
Девчонки засмеялись. Серьезный Леня возмущенно цыкнул.
Григорий пребывал в хорошем настроении, хотя от Киры не укрылись легкие тени, пролегшие под глазами, и чуть сильнее обозначенные морщинки на лбу.
Он погладил ее по волосам и поцеловал в висок. Кира задержала дыхание от заполнившей ее любви и нежности. Она смотрела на Григория, будто давно его не видела. На нее вдруг сошло озарение. Рядом с ней мужчина, с которым ей хорошо. С которым ей нравится делать все – спать, есть, гулять, ходить в магазин, жарить яичницу и молчать. С ним она не испытывала неловкости и сомнений. Как бы пафосно это не звучало, но она предназначена для него.
«А возможно, просто пьяна», – поправила она про себя. Как всегда Кира Вергасова оставляла для себя зону безопасности и возможность отступления.
Глава 26
– Интересного субъекта вы отловили, – хмыкнул врач-нарколог, передавая папку с документами на подпись Семенову.
Вместе с мужчиной комнату заполнил запах табака. Невысокий, подтянутый, резкий в движениях, он постоянно похлопывал себя по бедру. Привык к медицинскому халату, искал карман с пачкой сигарет. На широкий лоб свешивались непослушные пряди, и он устремлял на собеседника внимательный цепкий взгляд сквозь просветы в волосах. Кира подумала, что этот жест профессионально отточен с целью произвести впечатление подозрительности, вселить уверенность, что доктор видит больше, чем кажется.
– В крови просто адская смесь, – мужчина хмыкнул. – Там химия намешена с галлюциногеном, психоделиком, скорее всего, БромоДраг и еще никотин, причем не из сигарет, доза слишком большая. В общем, я бы сказал, что он труп, сдохший от передоза, но для трупа он слишком активен.
Кира заглянула в лабораторные исследования и даже сама почувствовала, как глаза поползли на лоб.
– Это еще не все, – усмехнулся доктор, заметив ее реакцию. – На некоторые исследования нужно время, поэтому полный отчет будет позже. Реакция еще идет. Я провел диализ, но подозреваю, что его организм справился бы и сам. Рубашку снимать не рекомендую, он буйный. И… после э… ваших процедур я бы его с удовольствием поисследовал… Удивительная невосприимчивость организма. Я с подобным не сталкивался. Это исследование существенно улучшит мою диссертацию.
– Он подозреваемый в жестоких убийствах, – озвучил Роман смысл сурового взгляда подполковника Самбурова со свойственной ему улыбкой сангвиника. – Из него получится плохая подопытная мышь.
– Это уникальные способности организма. Думаю, ради науки можно сделать исключение, скажем, отправить в тюремную больницу…
Взгляд Самбурова суровел стремительнее накатывающей грозы.
Майор Мотухнов хмыкнул и подхватил профессора под локоть с намерением выпроводить.
– Вы нам очень помогли, профессор. Наказание и меру пресечения определит суд.
– Слюна на жертвах его, кровь тоже его, остальные исследования будут позже. – Семенов отложил стопку бумаг и посмотрел на Самбурова. – Думаю, нет сомнений, что мы нашли того, кого нам надо.
Подполковник кивнул.
– Ну что? Мы нашли убийцу. Заканчивайте это дело. Мы хорошо потрудились.
Татьяна Николаевна вытянулась в струнку, принимая похвалу полковника.
Халилов Гадель выглядел жутко. Распухшие вены, устрашающие мрачные рисунки, уродливые шрамы и заточенные зубы. Самое неизгладимое впечатление производили глаза. Темные, мутные и сильно покрасневшие, будто принадлежали дохлой рыбе, а не человеку. Они медленно смотрели то на Самбурова, то на Мотухнова. Но Гадель был абсолютно вменяем. Никаких сомнений.
Кира рассматривала зверя из-за стекла.
Самбуров разложил перед арестованным фотографии его жертв. Тот лишь слегка поморщился, они вызывали у него брезгливость.
– На всех трупах обнаружены следы вашей крови, потожировые выделения, слюни. Чем они вам не угодили?
– Они понесли наказание.
– Вы признаете, что убили Андрея Родионова, Антона Монголина и Тамару Сенежскую?
– Наказал.
– Убив?
– Да.
– За что?
– Они погасили свет.
– Угу, – сказал Самбуров – А кто вам помогал?
Зверь медленно поднял взгляд на подполковника.
– Никто. Вам надо, чтобы приказы отдавали. А я бог. Единственный бог себе.
– А где вы проживаете?
– Я везде и повсюду. Мне стоит лишь пожелать.
– Прекрасно, – со вздохом протянул Самбуров. – Жертв где-то пытали, и в ходе следственного эксперимента вам придется показать, где и как вы это делали. Кроме того, жертв вывезли в места, где их нашли. Вывезли на некоем транспортном средстве. А на вас ни одного не зарегистрировано. Где вы взяли машину?
– Следственного эксперимента не будет. Слово мое едино и уверенно.
– Вы не могли в одиночестве перевезти и разместить жертв там, где их нашли. Силенок не хватило бы. Кто вам помогал? Вы готовы сесть за двоих?
– Вы будете верить мне, ибо я бог ваш. Я бог. Нет силы выше меня. Ваши боги слабы и покинули вас.
– Он цитирует какое-то писание? Библию? Коран? – Роман смотрел на Голема, и в глазах его читались удивление и ужас. А еще презрение. Вот только к кому?
– Нет, – Кира пожала плечами. – Скорее всего, он пишет свое священное писание. Вон, в божество же подался. Уверовал в себя.
– Может, нет второго? Он один. – Роман закусил губу. – Если себя богом мнит.
Кира помотала головой.
– Он уверен, что его отсюда вытащат, – прошептала она. – Он не верит в свое наказание. Еще не все жертвы мертвы…
Мотухнов мерил комнату шагами позади нее. Девушка видела – он думает. Даже догадывалась о чем. Но сейчас Гадель Халилов интересовал ее больше. Она вышла из комнаты и зашла в соседнюю дверь. Голем не отреагировал на зашедшую, не обернулся. Если бы Кира видела его лицо, она бы лицезрела, как он дернул ноздрями, принюхиваясь к ее появлению.
– Я разрушу веру в ложного бога. И почитать станете истинного…
– Тебя? – Кира встала напротив Голема, по другую сторону стола. До нее донесся тяжелый вздох Самбурова.
– Меня, – на девушку уставились мутные больные глаза.
– Это вряд ли, – Кира рассмеялась, похлопала ресницами и произнесла речитативом: – Я верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна…[14]
Голем сжал челюсти. Вены проступили сильнее.
Кира встала и, обойдя стол, положила руку арестованному на плечо. Звук, который тот издал, походил на последний вздох животного. Беспардонное женское прикосновение. Халилова трясло от унижения, которому его подвергала специалист по психопатологии, демонстрируя его слабость и подчиненную позицию.
– Ты не бог, Гадель. Ты Голем. Низшее существо, слепленное из неживого материала для выполнения грязной и не требующей ума работы. И Голем ты всю свою жизнь. Еще тогда, с детдома.
Кира отошла в сторону, чтобы Халилов повернул к ней голову, чтобы, будучи не в силах отвести от нее взгляд, ему приходилось демонстрировать действие.
– Ты не хранишь великую тайну. Я давно все разгадала. Свет, который померк, это Александара Каляева? Девочка, которую ты любил и которая умерла при родах в детдоме? Ты до сих пор ее любишь. Не как мужчина женщину. Как цветы любят солнце, как птицы боготворят небо, как рыбы испытывают необходимость в воде. Для тебя она была святой. А вот твой друг, Князев, отнесся к ней гораздо прозаичнее. Напоил и овладел.