Кира помотала головой.
Он рассуждал о своем плане, о жертвах, которые он уже принес и еще собирается принести, с абсолютным хладнокровием, спокойствием и безразличием. Будто речь шла вовсе и не о людях, а о камнях на дороге, о каком-то бесполезном мусоре. Эта прозаичность, обыденность и банальность его понимания не просто пугали, приводили в оцепенение, лишали способности даже понимать, чего боишься.
– Сколько человек осталось в списке? Старый директор школы? А Голема уже поймали. На кого свалите оставшиеся смерти? – Кира внимательно смотрела на Марата, но думала о другом. О том, о чем сейчас думать было ни в коем случае нельзя. Есть ли в списке Самбуров? Она знала, что есть. И жив ли он еще?
Большинство людей жаждут скрывать свои эмоции и чувства от собеседников. Она и сама считает умение вести беседу, не выдавая своего истинного состояния, хорошим навыком. Умение держать удар, хорошая мина при плохой игре. А вместе с тем нет ничего неприятнее, чем видеть перед собой мертвую маску на лице и ничего не выражающие глаза.
– Голем сбежит. Ему помогут. Вы правы, ему еще надо кое-что доделать. А потом его награда – самоубийство.
– Сегодня нашли труп вашего настоящего отца или отца Халилова?
– Сегодня нашли тело отца Антонова Макара. Он никак не желал угомониться. Когда становилось не на что пить, наведывался за деньгами. Он, безусловно, старый выживший из ума алкаш. И маловероятно, что у него хватит ума что-то додумать. Но никогда не встречал никого целеустремленнее, чем алкаши или наркоманы. Не хочу рисковать. В Москве он мне не нужен.
Кира улыбнулась, прикидывая, насколько он сумел отгородиться от своей личности. Стал Князевым для себя. Наверняка заполучил биполярное расстройство.
– Если уж начал обрубать концы, нужно закончить. Выкорчевать все подчистую, чтобы сорняки не лезли со всех сторон. Ахат Халилов в психушке. Уже двадцать лет. Так заколот успокоительными, что не встает с кровати. Можно посчитать за труп. Видите, Кира, я вам полностью доверяю. Я раскрываю перед вами все свои карты.
Марат Атаев очень легко делился планами. Кира даже засомневалась, а нет ли ее самой в числе жертв. Все, кому он доверяет, оказались мертвы. Чтобы не выдать себя, она развернулась к столу.
– Вы приготовили нам ужин? С удовольствием бы поела.
На лице Атаева возникла бесцветная улыбка.
– Очень рад, что вы сделали правильный выбор. – Он пропустил ее вперед.
Кира прошла несколько шагов по балкону, присела перед тарелкой, накрытой серебряным колпаком.
– Вы поразили меня, Кира. Никогда не встречал таких женщин. Вы равная мне. Бесстрашная, уверенная в своем могуществе, настолько умная, что почти неуязвима. Я даже вам завидовал.
Кира с невозмутимым лицом слушала дифирамбы в свой адрес. Она открыла свою тарелку и обнаружила на ней рыбу. Ох уж этот мужской пищевой шовинизм. Если женщина, то должна есть фрукты и рыбку. Кира с удовольствием бы вточила кусок мяса приличного размера. Ее взгляд скользнул к светлой винной бутылке, потом к ведерку с шампанским. И вино она любила красное. Даже к рыбе.
Лицо Марата, освещенное сумрачным лунным светом и заляпанное пятнами от свечей, ничего не выражало. Но он широко размахивал руками, разговаривая с ней. Медленно, не торопясь, обошел стол. Вальяжен. Спокоен. Доволен. Он хвастался. Гордился собой.
Мужчина налил ей вина. «Винный дом Валерия Захарьина». Белое. Автохтонное. Один ее знакомый из Москвы называл белые вина «бабоукладчиками». Девочки так любят легкие белые напитки. Мало кто в курсе, что часто они крепче и быстрее ударяют в голову, чем красные.
– Знаете, Кира, я еще тогда, в детдоме, осознал, что многим людям нужно диктовать, что делать. Они не в состоянии принимать решений. Они ждут ваших указаний и распоряжений. С удовольствием переложат на вас ответственность. И управлять-то несложно. Я тогда глядел на Голема и удивлялся… Он ненавидел Князева. Его знобило от ненависти. Стоило ему вспомнить платье, расползающееся на животе Аси, и его тело сводили от злобы судороги. Он варился в своей ненависти долго и мучительно. И при этом любил Князева. Преданно и самозабвенно, как собака. Без оглядки. Даже сильнее меня. Хотя я ему жизнь спасал регулярно, раз в неделю. Его бы еще классе в пятом до смерти запинали. Я не дал. Но меня он боялся, а Князя любил. Он, не задумываясь, отдал бы за Князя свою жизнь. А вот Асе не мог. Когда там, в детдоме, все полыхало, Гадель до последнего сомневался. Метался, словно безумный. Он не смог сжечь Князя, тот сам оступился. Я успевал его вытащить, но не успел. И не успел не потому, что хотел его смерти. Да, я завидовал ему. У него было много, о чем я только мечтал. Его должны были усыновить. А для детдомовского ребенка нет счастья больше. Его любили женщины, он вообще нравился людям. Ему многое доставалось просто так и еще больше сходило с рук только потому, что он был обаятельным. Смех, взгляд, манеры. Настоящий князь. Но не спас я его потому, что мне стало противно стать сомневающимся.
Марат внимательно смотрел на Киру поверх бокала. Он оценивал, понимает она или нет. Осуждает или поддерживает.
– Я смотрел на мечущегося в своей любви и ненависти Голема и больше всего испугался стать вот таким, нерешительным. Не знать, как поступить. Не уметь принять решение.
Возникла долгая пауза. Марат смотрел на Киру. Девушка прикидывала, как долго можно скрывать психическое заболевание, казаться вполне нормальным. Да, у многих есть депрессивные расстройства, не все из-за них попадают в психушку. Вот этому типу там было самое место.
– Я решил тогда и быстро решал с тех пор. Интересом стал только один ориентир. Моя собственная выгода. На одной стороне ты сам, на другой – горстка насекомых, щепотка пыли. А влиять на людей очень просто, следует лишь создать им нужные обстоятельства. При определенных условиях человек поступит единственным возможным способом. А в критической ситуации даже задумываться не будет. Дальше я уже легче убирал помехи.
Кира отпила глоток вина и удивилась, насколько ей невкусно. Ни семга, ни вино не доставляли удовольствия. Она поднялась из-за стола и пошла к перилам балкона. Стеклянные ограждения держались на гладких хромированных поручнях. Она облокотилась на блестящие перила. Марат последовал за ней.
– Знаете, когда моего деда хватил инфаркт, а его поверенный принялся вымогать у меня деньги, укрывая завещание, никому в голову не пришло заподозрить восемнадцатилетнего пацана в убийстве уважаемого нотариуса. Меня даже полиция не опрашивала. У него оказалось столько врагов. Там было где разгуляться. Может быть, все дело не в том, что можно избежать наказания. Возможно, дело в том, что не каждое действие, осуждаемое человеческой моралью, заслуживает наказание с точки зрения высшего суда. У высшей силы и человеческого общества разные понятия о добре и зле.
– Очень удобно, – улыбнулась Кира. – Чего ни нагадь, а всегда можно рассудить, что высшая сила так пожелала. Кажется, сумасшедшие фанатики рассуждают примерно так.
Марат засмеялся. Он явно пребывал в хорошем настроении.
– И знаете, к какому выводу я пришел? Что богов мы создаем себе сами. А самые умные и сильные люди создают их из себя. С болью и мучением выворачиваются наизнанку и вынимают наружу новую личность. Убивая, устраняя других людей, наносят своей душе повреждения, пока та не разрушится, и тогда на ее месте появится другая. Чистая. Новая. Способная править.
– Править? Если вы про администрацию президента, то они обитают в Москве, – хмыкнула Кира, с трудом отведя взгляд от его правой руки.
Нервный непроизвольный жест. Он выдвигал из кулака то безымянный палец, то мизинец, дергал кистью. Этот жест она не смогла рассмотреть на фотографии, которую стащила у директора детского дома. Не каждому человеку удобно так делать. Тут надо иметь растянутые фасции и переломанные пальцы. У Марата Атаева нервный тик. А еще у него путались мысли, он часто повторял слова или целые предложения. Как она тогда, при первой встрече, не заметила всего этого. Просто не обратила внимания? Была занята собой и войной с Татьяной Николаевной? Все признаки в наличии. Пестование и взращивание собственного «я», презрение к другим, пренебрежение чувствами и эмоциями, холодная жестокость. Классическая психопатия.
– Вот я и хочу перебраться в Москву. Повезу вас с собой, – Марат улыбнулся одними губами.
Кира отвернулась, скрывая неприязнь. Запас ее терпения и спокойствия заканчивался. В сердце тонкой струйкой вползал страх. Весь ее план – сплошные иллюзии. Взгляни реальности в лицо. Ты в руках психопата-убийцы.
За ограждением балкона Кира разглядела просторный пустой двор. Пару машин, в одной из которых опознала «Хаммер Аш один», протектора отсюда видно не было. Она на втором этаже. В доме помощник. Тот немой, о котором еще говорила проститутка Лилия. Возможно, водитель. Есть ли еще кто-то? Они все где-то в доме. Выход из комнаты наверняка стерегут, если что-то пойдет не так и Кира попытается сбежать. Если тихо, можно попробовать спуститься через балкон. Перекинуть через нижние перила скатерть плюс ее собственный полный рост, до земли останется не больше метра. Спрыгнет. Но во дворе обязательно есть камеры. Далеко она не убежит.
Марат встал с ней рядом, но на довольно большом расстоянии. Он боится к ней приблизиться? Держит дистанцию с женщиной, которую собирается везти с собой в Москву?
– Я предлагаю вам весь мир. Больше, чем я, вам никто не может дать. И кроме меня вас никто не поймет. Я вижу, как вы самоуверенны, надменны, вы презираете слабых, вы гордитесь своей силой. Я восхищаюсь этими качествами. Никогда не заставлю их стыдиться. Мужчины видят вашу красивую внешность, но не способны оценить ваше величие. Вас заставляют усомниться в себе. Подавлять тьму внутри. Вас всегда будут пытаться переделать под стереотипы общества, заставить быть хорошей и удобной. Я поставлю вас выше этого общества.
Да уж, психолог из него фиговый. Мысли у Марата путались, утрачивали причинно-логическую последовательность.