Кира отодвинулась. Посмотрела в распахнутые глаза, которые вытаращились от удивления.
– Женщины умеют бить. – Девушка шмыгнула носом, стряхнула шампанское с рук, правую сильно щипало, и поправила себя: – Особенно с применением некоторых подручных средств.
Она поднялась, скинула босоножки, уже схватилась за перила, чтобы перемахнуть через них. Холодный кусок металла уперся в голую спину, между лопаток.
– Гы-ры, – раздалось за спиной.
– Что б вас всех! – прошипела Вергасова, вскинув руки вверх и медленно разворачиваясь.
– Гы-ы!
Помощник Атаева действительно был высок и гротескно худ при широких плечах. Производил впечатление скелета, одетого в пиджак. Из-за очень большой и темной радужки казалось, что глаза заплыли чернотой. Темные, длинные растрепанные волосы дополняли сходство с каким-то упырем, только что воскресшим и покинувшим могилу. И этот упырь собирался уложить в могилу специалиста по психопатологии. Он упер пистолет ей в грудь и что-то сипел. Потом вдруг замер. Кира перевела взор на палец, лежащий на спусковом крючке. Она не дышала, не моргала. Она видела, как палец напрягся, как давит на металл. Громыхнул выстрел. Кира не почувствовала боли. Она ждала, когда замершее время возобновит свой бег. Как же она ненавидела ждать.
Упырь с пистолетом рухнул к ее ногам. Кира уставилась на него, не понимая, что произошло.
Рядом, в трех шагах от девушки, стоял Роман Мотухнов с пистолетом в руке.
Глава 29
– Фу! Живая! – Роман опустил руку. Быстро проверил Дениса. Дырка в затылке не оставляла никаких сомнений в том, что он мертв. Рядом с Атаевым Маратом он задержался подольше. – Это ты его?
Кира кивнула.
– И чем ты его?
Девушка пожала плечами:
– Сначала снотворным, потом кулаком, добила бутылкой.
– Он, похоже, парализован, – Роман попинал руки и ноги. – Но живучий. Где Самбуров? В доме больше никого.
Киру замутило. Большой ледяной комок разворачивался в груди. На лицо сыпалась сухая земля, тонкие веточки щекотали лоб. Не хватало воздуха. Она провела ладонью по лбу и щекам.
– Вход в подвал. За домом? – обескровленными губами спросила она.
– Там не смотрел. Пойдем!
На ногах Киру удерживала только сила воли. Поэтому она не сползла по стенке в обморок, хотя, казалось, сердце ее не билось. Исключительно на мышечной памяти спустилась за Романом по лестнице, вышла на улицу. Дверь в подвал оказалась нараспашку, следующая тоже открытой, в комнате орал телевизор. Кира обшарила стены взглядом. Не скрытая, но завуалированная под деревянные панели на стене нашлась еще одна. Она толкнула ее, та тяжело открылась. Узкий лестничный проход вел вниз, в темноту. Она пошла по ступеням, в конце поскользнулась и рухнула на пол перед еще одной дверью, освещенной тусклой, мигающей лампочкой без плафона. Из щели внизу растекалась темная лужа.
– Нет! Нет! Нет! – зашептала Кира, толкая дверь, та не поддавалась. Кира дергала ручку, но дверь не шевелилась. – Нет! Не может этого быть!
Она почувствовала, как сильная рука сжала ее за плечи, отодвинула, продолжая держать. Клацнул замок и дверь распахнулась. Роман выпустил ее из захвата, и она ввалилась в каменный мешок с низким потолком и тусклым фонарем. Запах крови ударил в нос. Пахло еще чем-то кислым и медицинским. Кира прохлюпала на четвереньках по крови к прикованному за руки к стене мужчине. Перебирая по нему руками, встала на колени. Самбуров открыл глаза.
– А-ай! – заскулила девушка.
Роман подбирал ключ к кандалам. Поддержал подполковника, когда оковы спали.
Григорий был усыпан ранами, синими и кровоточащими, похожими на укусы, но какими-то странными. Брюки на бедре промокли от крови. Но он был жив и не в беспамятстве. Едва Роман освободил его, он сел, опершись на стену. Вертел руками, растирал запястья.
– Испугалась мучиться бессонницей всю оставшуюся жизнь? – прошептал подполковник Кире.
Вергасова посмеялась бы, но взгляд метался по залитой кровью комнате.
– Откуда столько крови?
– Это не моя, – подполковник кивнул в сторону, и только сейчас они заметили скрюченную в темном углу женщину. Кира сразу поняла, что это за раны на мертвенно-белом теле. Из-под тела растекалась кровь. Женщина не шевелилась. – Давно уже не шевелится. Мертва.
Роман и Кира уставились на низкую полку, не в силах отвести от нее взгляд. Этот кошмар навсегда поселится в ее снах. На грязной кровавой тряпке рядком расположились орудия пыток – щипцы, пики, отлитые из металла, челюсти с острыми зубами. Банка с таблетками, какая-то синяя жидкость.
– Он пытался имитировать укусы, пока Голема нет, – глухо прошептал Роман.
Самбуров хохотнул:
– Ты не видел, как он укусить пытался. Жрал таблетки, потом пристраивался то к моей ноге, то к девке, рыдал, его драло. Жесть!
– Ни одними щипцами не сымитировать реально укуса, – помотал головой Роман.
– Финциклидин, – Кира толкнула банку пальцем, из той посыпались цветные горошины. – С чем-то смешанный. Галлюциноген. Оторванность от реальности, изменение сенсорного восприятия, агрессия, вообще непредсказуемые симптомы.
– Ангельская пыль, – хмыкнул Роман. – Интересная штука.
– Ему не очень помогло, – сказал Самбуров.
– Давайте выбираться отсюда. Встанешь?
До них донесся шум. Громыхали ворота, орали люди.
В камеру пыток спустился вооруженный мужчина в маске и с автоматом.
– Майор Мотухнов, – Роман медленно достал свою корочку. – Это подполковник Самбуров и Вергасова.
Мужчина лишь оглядел всех и сразу достал мобильник.
– Да, Дмитрий Юрьевич. Успели. Все живы.
Мотухнов вздохнул и пошел за врачами.
Кира так и сидела в луже крови, вцепившись в руку Самбурова и упершись головой в его плечо. Ее била крупная дрожь, зубы стучал, из глаз катились слезы. Она никак не могла доказать своему организму, что все закончилось. Все хорошо.
– Замуж за меня пойдешь? – спросил Григорий.
– Пойду, – согласилась Кира и, уже не сдерживая рыдания, проговорила: – Можно было бы и как-то попроще организовать предложение. Меня бы обычный ресторан устроил.
Раны подполковника Самбурова оказались хоть и поверхностными, но с серьезной потерей крови. Невзирая на возражения, его усадили в машину скорой помощи.
– Ну вы же должны на чем-то до города доехать? – вопил, глядя на него, молодой доктор. – Вашей машины здесь все равно нет.
Кира не сомневалась: в одном из тех уколов, что сделали подполковнику, оказалась приличная доза успокоительного. Ее в скорую не пустили.
Ей наложили повязку на руку. Ребра остались целы, ну, может, синяк будет. Саднили костяшки пальцев, но ни растяжения, ни вывиха она не получила, хотя в одежде, залитой кровью, выглядела жутко.
– Он велел выпустить Голема. – В голосе Романа прозвучали возмущение, презрение, злость. Впервые Кира не видела улыбки на его лице. Он встал рядом с девушкой, отдал ей ее сумку и даже мобильник. Они вместе смотрели, как машины разъезжаются со двора. Кто-то из экспертов еще остался работать. – Убийцу и психа. Он велел его отпустить!
– Ты выбрал верную сторону, – улыбнулась Кира.
– Не было никакого выбора. Эта сторона единственно возможная, – произнес майор. Голос прозвучал сурово, Кира решила, что обидела его. – Марат Константинович знал моего отца. Когда того убили, помогал моей матери и мне тоже. Я считал себя обязанным ему. Даже гордился этим. Придумал себе, что выплачиваю какой-то долг. Даже наколку сделал, как у отца.
– Поруч? На одной руке. – Кира покивала. – У отца татуировки были на обеих руках?
– Да. Сам в это влез. Сейчас понимаю, что Фюрст воспользовался моей глупостью, манипулировал. Я в школу полиции поступил с его подачи, хотя хотел в строительный. Он всегда был рядом, чтобы посоветовать. Посоветовать то, что выгодно ему. Я к нему как к отцу, что ли, относился. Но я никогда бы не подумал, что он убийца. Он всегда такой спокойный, уравновешенный.
– Хладнокровный, жестокий, – добавила Кира.
Роман, соглашаясь, кивнул.
– Когда я уже в УВД работал, он никогда не просил чего-то невыполнимого. Но с каждым разом просьбы становились все больше похожи на приказы. То номера для него пробивал, то людей кое-каких. Ничего незаконного. Голема искал несколько раз. Но я его мельком видел. В основном возникшие по его вине неприятности заминал. А забирали Голема всегда люди Атаева. Я его по ориентировке не узнал. Он за последние полгода, с тех пор как я его видел последний раз, изменился до неузнаваемости. Другой человек. Татуировки эти, и зубы, и глаза. Я его живым-то в монастыре при захвате не узнал. Даже думал, это какой-то другой Голем.
Кира только кивала. Слушала не прерывая.
– Три месяца назад Марат Константинович позвал меня в Москву. С собой. Не позвал. Велел, – голос Романа выровнялся, зазвучал спокойнее. – И я не спорил. Убеждал себя, что мне это нужно. Он приказывал… Но что он убийца… Даже когда про Голема узнал, мне и в голову не пришло, что Марат Константинович мог быть убийцей. У него нет «Хаммера Аш один». Он бизнесмен. Зачем ему убивать людей? А Голем чокнутый. Марат Константинович с ним сам намучился. Его постоянно откуда-то доставали. То обдолбанного с карусели снимали, то из петли вынимали. Однажды он по парапету на крыше ходил, танцевал по краю. Я знал, что он больной. Когда понял, что он убийца… Я позвонил Атаеву сказать, что поймали Голема и его друг, или, уж скорее, подопечный, убийца. Думал, он подскажет, какие друзья у него есть, кто мог помогать с убийством, а он велел мне его выпустить. Подстроить побег. Он приказал и не допускал мысли, что я ослушаюсь. Я что? Новый Голем? В общем, я Григорию все рассказал… И подставил его. Фюрст его как свидетеля убрать хотел. Я бы стал следующим.
Кира помотала головой.
– Нет, Роман. Марат не понял, что ты Голема не выпустишь. И Самбурова убить у него есть еще причины.
– Почему ты не сказала, что догадалась о моем знакомстве с Фюрстом? Ты думала, я тоже убийца?