делать шаг навстречу. Матери она об этом не сказала, а просто перестала ввязываться в словесные перепалки. Когда мать делала критическое замечание, Эми отмахивалась от него, как от ядовитого облака, и ждала, когда пары рассеются. Поняв, что дочь не собирается отругиваться, мать ругаться перестала. И наоборот.
– Вы сделали очень важное дело, – сказал я, поздравляя Эми с достижением гораздо более значительным, чем отказ от курения. Я попросил ее представить, насколько мирными и радостными были бы все семейные праздники, обеды в День благодарения и дни рождения, если бы все поступили так же, как она: объявили перемирие своим близким. – Вы изменили сценарий жизни двух людей, не только свой. Вам есть, чем гордиться.
Многие моего вопроса не понимали. Они вспоминали важные карьерные решения или озарения, путая их с переменой поведения. Крупный финансист рассказал о первом курсе юридического факультета, когда он понял, что, в отличие от отца и братьев, не хочет быть юристом. Тот момент стал триггером для всего последующего: он ушел с юридического факультета и стал финансовым аналитиком. Но это была всего лишь развилка, а не перемена поведения. Точно так же арт-дилер совершенно серьезно описывал момент, когда он «понял, что не все согласны с моей точкой зрения». Это было озарение (и отнюдь не уникальное), но если оно не изменило кардинально его отношения к окружающим, то переменой поведения его считать нельзя.
Многие рассказывали о своих физических триумфах и ментальной дисциплине: кто-то пробежал марафон, выжал штангу в 150 килограммов, вернулся к учебе ради очередной степени, научился печь хлеб и медитировать… Достойные примеры самосовершенствования, путь к которым был нелегким. Но если выпечка хлеба и медитация не улучшила вашего поведения в кругу других людей (а не просто успокоила, как таблетка «валиума»), это совсем не то межличностное достижение, о котором я надеялся услышать. Вы овладели достойным навыком, но не изменили своего поведения.
Большинство людей просто впадали в ступор. Они вообще ничего не могли припомнить. (Ну-ка быстро ответьте: какая перемена в вашем поведении стала самой запоминающейся?)
Их недоумение меня не удивило. Я вижу то же самое у своих клиентов на наших первых встречах. Как бы хорошо ни осознавали самих себя и свое окружение эти успешные люди, о потребности в изменении поведения они и не думали, пока я им на это не указывал. Невозможно измениться, пока не знаешь, что менять.
А, выбирая, что менять, мы совершаем массу невольных ошибок.
Мы тратим время на проблемы, которые для нас не важны. Мы думаем: «Было бы неплохо регулярно звонить матери». Но если бы это было действительно важно, мы звонили бы, а не откладывали это на потом. Да, мы иногда звоним, но разговоры никогда не становятся глубокими и приносящими удовлетворение. Мы желаем, вместо того чтобы делать.
Мы ограничиваем себя жестким двоичным мышлением. Надим, к примеру, считал, что в общении с Саймоном у него есть только два варианта: либо улыбнуться и проглотить (а это было унизительно), либо дать отпор (а это лишний раз доказало бы народную мудрость: «Никогда не дерись со свиньей. Вы оба изваляетесь в грязи, но свинье это понравится».) Надим не понимал, что среду – любую среду – можно изменить. Это не вопрос «или-или». Он должен был показать, что его сложности – это возможность продемонстрировать позитивное поведение, которое будет способствовать укреплению его имиджа члена команды, а, кроме того, поможет и Саймону стать настоящим членом команды.
Больше всего мы страдаем от недостатка воображения.
До недавнего времени я никогда не консультировал врачей. Теперь же на моем счету их три: доктор Джим Ён Ким, президент Всемирного банка; доктор Джон Ноузворти, президент клиники Майо; доктор Радж Шах, администратор Американского агентства по международному развитию. Эти блестящие люди – самые серьезные и цельные, каких мне только доводилось встречать.
В начале процесса коучинга я предложил всем им шесть вопросов вовлеченности:
1. Сделал ли я все возможное, чтобы поставить четкие цели?
2. Сделал ли я все возможное, чтобы приблизиться к своим целям?
3. Сделал ли я все возможное, чтобы обрести смысл?
4. Сделал ли я все возможное, чтобы стать счастливым?
5. Сделал ли я все возможное, чтобы построить позитивные отношения?
6. Сделал ли я все возможное, чтобы ощутить полную вовлеченность?
Это были умные, ответственные люди, которых не поставишь в тупик простыми вопросами. Но я видел, что мне удалось их смутить. Над четвертым вопросом о счастье все они задумывались глубоко и надолго.
– У вас есть проблемы со счастьем? – спросил я.
И каждый по отдельности ответил практически одно и то же:
– Мне и в голову не приходило стараться стать счастливым.
Все трое окончили медицинские институты, поднялись до невероятных высот, и им нужно было напоминать о том, что люди должны быть счастливы. Вот как трудно понять, что мы хотим изменить. Даже лучшие стрелки порой промахиваются мимо огромной цели.
Я не могу сказать, что вам нужно изменить. Это личный выбор. Я могу пробежаться по списку основных качеств – сочувствие, преданность, смелость, уважение, цельность, терпение, щедрость, смирение и т. п. Все это вечные добродетели, которым вас учили родители, учителя и тренеры. Они делали это в детстве, когда мы особенно податливы. Мы часто упоминаем эти качества в проповедях, хвалебных речах и поздравительных адресах.
Но чтение лекций о добродетелях не делает нас добродетельными. Сколь бы увлекательной и красноречивой ни была речь, она редко становится триггером серьезных перемен – если только у нас нет веской причины измениться. Мы слушаем, киваем, а потом возвращаемся к прежнему образу жизни. Нам недостает структуры, чтобы реализовать свои амбиции.
Мы – планировщики-визионеры и плохие деятели.
Но, возможно, нам, как и трем моим докторам, просто не приходило в голову, что можно изменить.
Вот почему я сразу же знакомлю клиентов с вопросами вовлеченности. Я заставляю людей задуматься над вопросами настолько тривиальными, что мы часто забываем их задать. Эти шесть вопросов я дополняю своим фирменным наставлением о влиянии среды – о том, как мы не замечаем хороших, а чаще плохих способов, какими среда влияет на наше поведение. А потом я сижу и жду, когда колесики в голове клиента начнут вращаться. По опыту могу сказать, что, заставляя людей задуматься о среде в контексте таких фундаментальных желаний, как счастье, смысл жизни и вовлеченность, я заставляю их размышлять об оценке своих показателей в этих сферах – и о том, почему эти оценки именно такие.
Когда мы анализируем свое поведение с помощью вопросов вовлеченности и осознаем свои желания, то в их невыполнении можем винить либо самих себя, либо среду.
Мы любим во всем винить среду. Мы не ставим четких целей, потому что нам приходится работать с большим количеством людей. Мы не достигаем имеющихся, потому что их слишком много. Мы несчастливы, потому что у нас плохая работа. Мы не строим позитивных отношений, потому что люди не идут нам навстречу. Мы не увлечены работой, потому что компания отказывается нам помогать. И так далее, и тому подобное.
Мы умеем винить во всем среду – и точно так же хорошо умеем оправдывать все свои недостатки. Мы редко виним себя в ошибках или неправильном выборе – ведь среда такой удобный козел отпущения. Как часто вам приходилось слышать, чтобы коллега брал ответственность за промах на себя, говоря: «Что за невезение!»? Проблема всегда где-то извне, но только не в нас.
Честная оценка взаимодействия двух сил – среды и нас самих – позволяет нам стать такими, какими мы хотим быть.
Я написал эту книгу с довольно скромной целью: помочь вам осуществить позитивные и долгосрочные перемены в поведении в том, что для вас важнее всего. Не моя задача говорить, что вы должны менять. У вас есть время поразмыслить и понять, что нужно делать. А моя задача – помочь вам в этом. Перемены не должны быть грандиозными настолько, что окружающие перестанут вас узнавать. Любая позитивная перемена лучше, чем никакой. Если результат будет достигнут, если вы станете немного счастливее, если ваши отношения с близкими улучшатся, если вы добьетесь какой-то цели, мне этого будет достаточно.
Но я пытался также подчеркнуть ценность двух других целей. Они не вписываются в рамки классических традиционных добродетелей, которым нас учат родители. Это, скорее, позитивное состояние бытия.
Первая цель – осознание, понимание всего, что происходит вокруг нас. Практически все мы осознаем мир лишь частично. Отключаем мозг по дороге на работу. Рассеянны во время совещаний. Даже с близкими людьми мы часто отвлекаемся на телевизор или экран компьютера. Представьте, что вы пропускаете, не обращая внимания на жизнь!
Вторая цель – вовлеченность. Мы не просто осознаем среду, но активно в ней участвуем – и близкие люди замечают нашу вовлеченность. Чаще всего вовлеченность – это самое замечательное состояние бытия, достойное и приятное одновременно. Мы можем этим гордиться и наслаждаться. Как приятно услышать от партнера или ребенка: «Ты всегда готов мне помочь во всем!» И как больно принять: «У тебя никогда нет для меня времени!» Вот что значит для нас вовлеченность. Это лучший результат изменения поведения во взрослой жизни.
Приняв желание осознания и вовлеченности, мы способны понять все триггеры окружающей среды.
Мы можем и не знать, чего ожидать (триггерная сила среды постоянно нас изумляет), но мы представляем, чего ожидают от нас другие. И чего мы сами ждем от себя. Результаты могу быть поразительными. Нам больше не придется видеть в среде поезд, который мчится прямо на нас, пока мы беспомощно стоим на путях в ожидании смерти. Наше взаимодействие со средой станет взаимным, где мы будем и брать, и давать. И тогда мы будем создавать среду в той же степени, в какой она создает нас. Мы достигнем равновесия, которое я называю кругом вовлеченности.