На ланч остановились в маленькой хижине в Палмер Ридж. В стенном шкафу громоздились банки с чили, пропановый холодильник был набит пивом. Мотт смешал содержимое нескольких банок в большом чугунном котелке и затопил печь:
— В честь нашего знакомства угощу тебя настоящем фермерским ланчем Семерка-Не-Откинь-Копыта а-ля Мотт Стокер: на шесть частей мяса одна часть красного перца. Я каждый месяц стряпаю целый бак чили и оставляю банки везде, куда меня может забросить по делам. Имей в виду, Дэн: это чертовски специфическая жратва.
Дэниел попробовал — показалось, что с нёба содрали кожу. Он принялся судорожно глотать воздух.
— Островат, а? — Мотт зачерпнул еще ложку.
— Да-а, — выдохнул Дэниел.
— Вся штука в перце. Я ращу его сам, по собственному методу, уже лет десять как. Видишь вон ту теплицу за сараем? Думаешь, что там, как не друзья-перцы? Всякий раз, как у меня есть свободная минутка, я захожу к ним поболтать: называю их тормозами, ублюдками, безмозглыми сорняками. Я их щиплю, дрочу на них, тычу всякими палками. Поливаю ровно столько, чтобы не засохли. От жажды перец становится жгучим, от злости — по-настоящему злым.
Дэниел допивал вторую банку пива и по-прежнему не мог говорить. Он кивнул в знак понимания.
Мотт зачерпнул еще чили, стирая пот со лба.
— Это чили из оленины. Хочешь спросить, а как же говядина? К черту говядину. И хваленые рецепты чили с кулинарных конкурсов — к черту! Все, что нужно для настоящего чили, — это мясо, перец, ключевая вода, немного крови дикого кабана и три чайных ложки пороху. Иногда я в него бросаю горсть псилоцибиновых грибов, если они есть под рукой, но мое личное мнение — от них чили только слабее.
— И немножко серной кислоты, — пробормотал Дэниел онемевшими губами. При упоминании кислоты стены хибарки начали растворяться.
— Давай ешь, — подтолкнул его Мотт. — Люсиль прилетает через час, нам еще ехать и ехать.
— Не хочу оскорбить вашего гостеприимства, но боюсь, этот чили для меня островат. Просто уши горят.
— Еще бы. Добрая порция настоящего горного чили делает из сопляков настоящих фермеров и удлиняет член на целый дюйм! Не бойся, со временем войдешь во вкус. Я обижусь только, если ты притащил с собой какие-нибудь дохлые бутерброды с сыром или с этим… как его… тунцом. Этого я не люблю.
— Хотите, я помою посуду? — вызвался Дэниел.
Мотт опустошил еще одну банку пива:
— А я сверну нам пару косяков на дорожку.
— Куда мне деть остатки?
— Вывали обратно в котел для Мудозвона. Он заслужил хорошую жратву. С прошлого вторника ни разу ни лягнул меня в задницу.
Дэниел с восхищением наблюдал, как мул поглощал чили и заедал его влажным мхом со ствола дерева, к которому был привязан. Дэниел тоже отщипнул немного и сунул в рот. Полегчало.
— Соображаешь, — одобрил Дэниел и потрепал мула по шее.
Мудозвон мотнул головой и свирепо куснул Дэниела за бок.
На вопль Дэниела Мотт выскочил из хижины с кольтом в одной руке и огромным ножом в другой.
— Не надо! — Дэниел вцепился в его руку. — Это всего лишь Мудозвон. Сукин сын меня укусил. — Дэниел задрал рубашку и показал Мотту синяк размером с куриное яйцо.
— Ты что, пытался трахнуть его, или что он натворил?
Дэниел не понял, к кому из них адресован вопрос, но на всякий случай ответил:
— Да ничего особенного, я просто кормил его, ну, и похлопал по шее.
— Вот блин. Никогда больше так не делай. Не выносит нежностей. — Мотт засунул пистолет в кобуру, нож заткнул за голенище сапога.
— Знаете что, — начал Дэниел, потирая укус, — я провел часть жизни в горах. Я знаю их и чувствую себя там в безопасности. Проснувшись сегодня утром, я представлял, что проведу день в милейшей коровьей компании — и вот я здесь шесть часов спустя, меня шатает от наркотиков, уши горят после ланча, ненормальный мул с садомазохистскими наклонностями, любитель виски, чуть не перекусил меня пополам, мы отправляемся к какой-то неведомой женщине с неведомыми целями — есть от чего растеряться! По-моему, происходит что-то не то.
— А ты что, видел, чтобы где-то происходило то? Но, как говорят у нас в Рок-Айленде: что нашел, с тем и пошел.
— Ладно, — сказал Дэниел, — я понял.
— Не бойся, Дэн, — Мотт диковато подмигнул своим светло-голубым глазом. — Все схвачено.
Он щелкнул Мудозвона по носу и вскочил в седло.
— Едем встречать Люсиль.
Дэниел и Мотт издалека заслышали ее приближение. Они остановились среди деревьев на вершине хребта и подождали несколько минут, затем Дэниел насторожился и взглянул на Мотта:
— Что это?
Мотт раскурил косяк размером с хорошую сигару и выдохнул:
— Люсиль.
— Да нет, — Дэниел прислушался, — это… какая-то машина… Слышите?
Он попытался изобразить звук: — Чоп-чоп-чоп… Когда его пропитанный наркотиками мозг осознал, что звук был знакомым, он вцепился в Мотта:
— Это же вертолет!
— Да-а, — выдохнул Мотт, — его мы и ждем.
Дэниел тоже выдохнул, но с другим чувством, а затем проворчал раздраженно:
— Черт возьми, а предупредить нельзя было? У меня не очень счастливый опыт общения с вертолетами — так что их появление действует на меня…
— Как скипидар на голую задницу, — подхватил Мотт.
— Так что, Люсиль прилетает на вертолете?
— Нет. Люсиль и есть вертолет.
— Ага. Теперь это хоть на что-то похоже. И подозреваю, что она привезла вам ежедневную дозу.
— Почти угадал, Дэн. Доставка и вывоз происходят еженедельно. Пилота зовут Эдди-Низколет. Для парня с равнины он ничего, только не вздумай ляпнуть худого слова про Люсиль, не то дело кончится поножовщиной.
Вертолет протарахтел над верхушками деревьев, сделал резкий вираж, описал круг и сел, приминая несущим винтом траву. Это был старый «Сикорски» времен корейской войны, но измененный до неузнаваемости. Корпус был переделан и удлинен, все наружные детали покрыты хромом, темно-синий фюзеляж поблескивал рифленой обшивкой. Изысканная золотая надпись на задней панели гласила: «Люсиль». В кабине пилота болталась пара розовых пенопластовых игральных костей с точками.
— Это Низколет, — Мотт оторвал зад от седла. — Бросим-ка нашу скотину здесь и пойдем поздороваемся.
Когда они подошли к вертолету, Эдди как раз выбрался из кабины и пригибаясь пробежал под винтом, одной рукой прижимая к себе видавший виды чемоданчик, а другой прикрывая голову.
В этот день Дэниел увидел зрелище, доступное немногим смертным: в горах Орегона полуголый горец покупал тридцать фунтов афганского гашиша у худого парня с землистым лицом, одетого по последней моде пятидесятых: потертые белые замшевые туфли, черные китаезы, подпоясанные ярко-розовым кожаным ремнем, и алая шелковая рубашка, почти касающаяся поднятым воротничком тщательно напомаженного кока.
Мотт и Дэниел общались с Эдди в роще. «Новый кот в оборот?» — поинтересовался он, едва заметно указав на Дэниела хмурыми карими глазами.
— А это Даниэль, развратный малый, видал женских задниц побольше, чем унитаз в публичном доме. Прислали сюда поучиться торговле, пожрать моего чили да отрастить кое-что, чтобы в штаны не помещалось.
Эдди кивнул, разглядывая Дэниела из-под летных очков.
— Рад познакомиться, — сказал Дэниел. — Видеть такую машину, как у вас — просто счастье. Это настоящее произведение искусства.
— Попотел я над ней, это верно, — ответил Эдди с деланным безразличием. — В безветренную погоду делает два с половиной оборота. А попадись в небе какая песчинка — двери сорвет к черту.
— Это, наверное, очень удобно, — поддержал разговор Дэниел.
— Охренеть до чего удобно, — буркнул Эдди. — Так же спокойно, как под бабой скакать.
— Черт побери, Низколет, не напоминай мне. Я так возбужден, что готов трахать все, что движется.
— Только не приставай к Люсиль, — одернул Эдди.
— Не буду, — заверил его Мотт. — Из всех машин я люблю только кольты.
— Чувак, а не пора тебе подзавязать с дурью? Глаза у тебя как эти… Черт возьми, как называются эти хреновины?
— Шутихи? — предположил Дэниел.
— Точно, — Эдди щелкнул пальцами. — Никак не пойму, то они закручиваются, то раскручиваются.
— Без тебя знаю, — кивнул Мотт. — Но хотя старина Дэн и поможет мне кое с чем, я тут озадачился с оценкой продукта. Это жуткая ответственность, но я создан для загруза, если ты понимаешь, к чему я клоню. Если интересуешься, достань у меня из кармана сигарету с отличным планом, собственноручно выращенным. Нечто между Тройным Крушением и Полиомиелитом Гумбольдта. Вот уж вещь так вещь. Доведет до кровавых соплей.
— Спасибо, чувак, но два плана одновременно — этого я пока не умею и, пожалуй, не хочу учиться. У меня еще заброска в Кейв Джанкшн. Так что давай-ка к делу. Мне скоро пора валить.
— Что ты привез?
Эдди открыл чемоданчик:
— Черный Гхани, отменного качества из Гиндукуша. Последний сбор до того, как туда ввалились русские. Двадцать фунтов.
— Сколько это в деньгах? — Мотт хлопнул рукой по куртке. Дэниел, вспомнив о ноже, возникшем из сапога, поднапрягся.
— Шестнадцать кусков.
Мотт вытащил большой бумажник из лосиной кожи.
— Шестнадцать? — с сомнением переспросил Мотт. — Что-то больно дешево.
— Чувак, это не ко мне, мое дело — привезти-увезти.
Мотт вытащил большую кипу стодолларовых бумажек и начал считать.
— Я могу перепродать его по двадцать за фунт, да ко мне еще и очередь выстроится.
— Это была хорошая сделка, ты же знаешь правило: не наваривать больше сотни на фунт, если имеешь дело с Альянсом.
Мотт что-то буркнул, продолжая считать.
— Почему такое правило? — спросил Дэниел.
— Чтоб жмотам неповадно было, — ответил Эдди. Мотт кончил слюнявить купюры и вручил пачку Эдди.
— Четыре тысячи. Тут еще за мескалин с прошлого раза. В расчете.
Эдди отделил одну купюру и сунул остальные в карман.
— Побесимся?
— Не вопрос.
— Как прошло?
— Все спокойно. У тебя не было шухера в дороге?