«Если бы мог я поиграть с кусочком белого облака/» Чтобы понять смысл его слов, призывают шамана. То же происходит и после других просьб ребенка. Все они кажутся бессмысленными и несвоевременными. Но чего мы еще могли ожидать от этой фантасмагории? Однако в то же время эти просьбы вполне осмысленны и имеют конкретное, несимволическое значение. Не для ребенка, конечно, а для Вакджункаги, который ждет весны — того времени, когда он сам сможет добыть пищу. Не нужно забывать, что Вакджункага никогда не изображается жертвой этой фантасмагории. Он всегда остается собой, своим изначальным я. Он мало чему научился, а еще больше забыл.
Развязка наступает в тот момент, когда Вакджункагу дразнит свекровь, в шутку гоняясь за ним вокруг очага. Тот во время бега роняет свою вульву, и тут же наступает разоблачение. Обычно, когда он открывает свое подлинное лицо, он смеется над растерянностью тех, кого провел. Но здесь он сразу же убегает. Причина ясна — ситуация осложнена многими обстоятельствами. Было нарушено слишком много табу, слишком велика обида обманутых людей, слишком многие были унижены. Случившееся достаточно серьезно, так как оказывается, что сын вождя вступил в гомосексуальную связь. Но гораздо более серьезна та ситуация, в которой оказывается «свекровь» Вакджункаги, жена вождя. Обычаи виннебаго предусматривали очень строгие табу в отношении тещи, а тут она открыто общается с тем, кто мог бы жениться на ее дочери и стать ее зятем, то есть родственником, с которым она не имеет права разговаривать и тем более шутить. Право подшучивать и поддразнивать кого бы то ни было подразумевает некие особые отношения. Эти отношения могут быть только между весьма ограниченным числом кровных родственников и в несколько более широком кругу свойственников. Подшучивание между тещей и зятем просто немыслимо. Оно немыслимо даже в этой атмосфере Вальпургиевой ночи, поскольку рассказчик не употребляет термин «невестка», описывая, как жена вождя дразнит Вакджункагу. Он пользуется словом хишига, означающим «жена сына брата». То, что Вакджункага, играя роль невестки, не мог быть хишига — было, конечно, известно слушателям, но в данном случае любое слово лучше слова «невестка».
Понятно, каким потрясением были все эти откровения для участников этой трагикомической драмы, и наш рассказчик выразил это потрясение, внезапно оборвав повествование. Он явно чувствует, что необходимо как можно быстрее выйти из этой нездоровой атмосферы. Думаю, что он сделал это очень ловко. Он не только заставил Вакджункагу убежать, но и до некоторой степени осознать, что же он делает. Внезапно, в первый раз с начала цикла, он изображается как обычный человек, имеющий законную жену и сына, о котором нужно заботиться. Иными словами, он вдруг становится добропорядочным членом общества. Он возвращается домой, где его встречают с радостью, и остается в кругу семьи до тех пор, пока не подрастает его сын, который теперь уже может начать самостоятельную жизнь. Единственным указанием на то, что мы имеем дело с Вакджункагой, служат последние три предложения эпизода. «Я хочу обойти всю землю и повидать людей, потому что я устал сидеть на одном месте. Я привык мирно бродить по свету. Здесь же я только наживаю кучу неприятностей». В этих словах явно чувствуется его протест против домашнего образа жизни, против жизни в обществе, которая полна обязанностей и ограничений. Бесспорно, это и протест всех виннебаго.
Познание Вакджункагой особенностей своей биологии продолжается. Следующее приключение использует чисто раблезианский сюжет, который встречается по всей аборигенной Америке — сюжет о говорящей слабительной луковице (эпизоды 23 и 24). Хотя теперь Вакджункага обладает внутренностями обычного человека, он ничего о них не знает. Он встречается с луковицей, которая говорит ему, что тот, кто ее съест, будет испражняться. Никогда еще природа не издевалась над ним так сильно. Он берет луковицу, кладет ее в рот и жует. Поначалу он только пускает ветры. Однако газы выходят из него со все возрастающей силой. Он цепляется за бревно, но его поднимает в воздух вместе с бревном, которое больно ударяет его. Он хватается за деревья, но их вырывает с корнем. Не зная, что предпринять, он решает взгромоздить себе на плечи жителей целого поселения со всем их скарбом, домами и собаками, предупреждая их о якобы готовящемся нападении врага. И вот весь мир людей на плечах Вакджункаги. С новым чудовищным взрывом люди и все их добро разлетается в разные стороны. Он же, как мы знаем, стоит и хохочет до колик в животе.
Есть ли здесь что-либо, кроме гротеска и явной сатиры? Безусловно. В общем, виннебаго могут сказать, что это иллюстрация того, что может произойти, если бросить даже самый малый вызов природе — что происходит, когда люди забираются на плечи Вакджункаге.
Но тот мир, куда он бежит от общества, мир, где он может спокойно странствовать, готовит ему новые испытания. Теперь он начинает испражняться. Земля покрывается испражнениями. Пытаясь спастись, он забирается на дерево, но все напрасно — он падает в горы собственных испражнений. Ничего не видя из-за налипшей на глаза грязи, он тщетно ищет дорогу к воде. Деревья, у которых он спрашивает, как найти воду, насмехаются над ним и указывают ему неверный путь. Наконец он добирается до воды и может отмыться.
Однако, несмотря на полученный урок, знание о себе и об окружающем мире приходит к нему медленно. Не успев полностью отмыться, он принимает отражение слив, растущих на берегу, за сами сливы[198].
За этим следует ряд эпизодов (27—46), которые имеют мало отношения к образованию Вакджункаги. Кроме их явного сатирического значения, это более или менее типичные приключения всех североамериканских трикстеров. В них обнаруживают себя все характерные черты, которые обычно приписываются этому персонажу. Это бессмысленная жестокость по отношению к другим, которую он проявляет всякий раз, когда хочет добыть себе еды, это ситуации, в которых в самый последний момент он сам оказывается обманутым, не только попадаясь на чужие уловки, но и лишаясь еды по собственной глупости (эпизод 30 и 31). Это и неудачные попытки подражания другим (эпизод 32, 33 и 41—44). Это и эпизоды, в которых иногда ему удается свести счеты с прежними врагами и мучителями (34, 45 и 46). С литературной и психологической точки зрения наш мифологический цикл распадается после 26 эпизода, когда Вакджункага ныряет в воду за отраженными в ней сливами, ударяется об камень и теряет сознание. Хотя нить повествования и восстанавливается после 38 эпизода, она все же непрочна.
За 26 эпизодом должен был бы следовать тот эпизод, в котором Вакджункага благодаря бурундуку узнает, где должны располагаться его половые органы — пенис и тестикулы (38 и 39 эпизоды).
Слова Вакджункаги в его диалоге с бурундуком стоит здесь привести. Их цель — показать, что он наконец-то полностью осознал свою половую принадлежность. «Что это ты несешь? Свой пенис, вот что ты несешь у себя за спиной!» — кричит ему бурундук, а Вакджункага отвечает: «Какие отвратительные вещи говорит это презренное существо! Кажется, он точно знает, что я несу». И опять бурундук дразнит его: «Тестикулы свои ты несешь у себя за спиной!» Вакджункага на это отвечает: «Должно быть, он наблюдает за мной». Вакджункага смущен-и сбит с толку. Сначала он ведет себя совершенно пассивно, хотя и делает то, что ему говорят. Он начинает злиться, только когда бурундук дает ему последнее указание: «Положи конец пениса сверху, положи его сверху!» Теперь, когда его половые органы располагаются на своем месте и так, как надо, и он действительно осознал свой пол, то, что он мужчина — только теперь он пускается в погоню за насмешником. Он атакует бурундука своим пенисом, но не для того, чтобы совокупиться, а чтобы наказать, уничтожить его. В этом — его последний протест, нежелание становиться зрелым мужчиной. При этом его пенис все еще сохраняет свои гигантские размеры. Чем дальше он просовывает пенис в дыру, где спрятался бурундук, тем больше бурундук откусывает от него, пока пенис не обретает нормальные человеческие размеры. Так Вакджункага становится мужчиной и осознает свой пол.
Далее следует очень важное добавление. Если от своих выпавших наружу внутренностей Вакджункага избавляется, съедая их, то части пениса, которые были откушены бурундуком, он бросает в воду, где они превращаются в съедобные растения.
Нежелание Вакджункаги достигать половой зрелости имеет глубокое психологическое и психоаналитическое значение, объяснить его, однако, я предоставляю другим. В данном случае мне бы хотелось выделить только два момента. Во-первых, важен тот факт, что сам он не может придать своим огромным и бесформенным половым органам нормальные размеры, равно как и не может правильно расположить их. Все это происходит с помощью кого-то другого. Однако, с другой стороны, он сам уменьшает свои внутренности. Во-вторых, можно задаться вопросом, что же происходит в конце эпизода — когда бурундук, сидя в своем укрытии, отгрызает от его пениса кусок за куском — некое совокупление или своего рода кастрация? Мне кажется, ни то, ни другое. Мы все еще имеем дело с биологическим развитием Вакджункаги, и здесь символически выражен его переход от образа обобщенной природной и порождающей силы к образу конкретного человека, культурного героя. Это, как мне кажется, явно выражено в следующем восклицании Вакджункаги: «Горе мне, какого прекрасного органа он меня лишил! Но зачем я это говорю? Я сделаю из кусков моего пениса предметы, которые люди смогут использовать». Так он превращается в благодетеля сознательного, причем благодетеля не только человечества, но и природы.
Поскольку до этого рассказывалось о том, как герой достиг биологической зрелости, можно предположить, что далее речь пойдет о достижении им зрелости психической и социальноэтической. Однако из следующих эпизодов трудно составить об этом сколько-нибудь определенное представление. Вероятно, сделать это вообще невозможно, принимая во внимание традиционный образ Вакджункаги. Одна из причин этого — по крайней мере, с литературно-психологической точки зрения — состоит, видимо, в том, что в повествовании непременно должен присутствовать один или даже ряд подвигов, которые связаны с Вакджункагой и без которых для виннебаго этот цикл вообще был бы немыслим — это его визиты к различным животным, их отношение к нему как к гостю, а также его неудачные попытки отплатить им за оказанное гостеприимство (эпизоды 41—44). Но эти эпизоды вряд ли могут претендовать на описание какого бы то ни было прогрессивного развития характера Вакджункаги, хотя некоторые попытки и прослеживаются — например, в стремлении показат