ервые состязание в беге состоялось между членом этого клана и членом клана Медведя. Цель состязания состояла в том, чтобы определить, представитель какого клана будет избран вождем племени. Возможно, сатира здесь направлена и на подсчет военных подвигов. Только приняв во внимание все это, мы можем понять смысл следующих отрывков:
«— Давай устроим состязание в беге. Победитель станет вождем. А тот, кто проиграет, будет подавать еду, — сказал Вакджункага норке. Целью был горшочек с едой. Победить должен был тот, кто первым прикоснется к еде».
Детальное объяснение того, почему в данном эпизоде, как и во многих других, критике постоянно подвергается именно вождь, увело бы нас слишком далеко. Достаточно сказать, что вождь был символом порядка, защитником мира, в его функции входило вмешательство в самые разные ситуации. Более того, в этой культуре, где престиж был прежде всего связан с войной, вождь не мог вступать на тропу войны.
Один из самых острых сатирических выпадов направлен против поста по достижении половой зрелости (эпизоды 33 и 34). Люди всегда были недовольны слишком строгими правилами соблюдения этого поста и его многочисленными ограничениями. Тем, кому это было особенно в тягость, думаю, очень по душе была сцена, где Вакджункага, с головой, безнадежно запертой внутри лосиного черепа, лежит под своим енотовым одеялом на берегу реки и при этом «выглядит довольно устрашающе», как с саркастическим святотатством отмечает миф. Блестящая пародия. Утром женщина идет за водой, натыкается на него и убегает. Он кричит ей вслед, чтобы она вернулась, и обращается к ней с речью. Он говорит: «Вернись, я благословлю тебя... Возьми топор и принеси сюда. Потом соверши все требуемые обычаем приношения, как тебе скажут родственники. Если ты ударишь меня топором по голове, ты сможешь использовать то, что найдешь внутри, в качестве снадобья, и получишь все, что только захочешь».
Чтобы понять всю комичность ситуации, необходимо заметить, что благословение духов можно получить только ночью и к этому нужно тщательно готовиться — покрыть черной краской лицо, а перед этим поститься. Причем духи никогда не призывают человека, чтобы тот позволил им благословить себя.
В этом эпизоде интересно то, что в самом конце, когда лосиный череп расколот, а Вакджункага освобожден и смеется над всеобщей растерянностью, богохульство всей сцены даже больше, чем могли бы вынести сами участники, поэтому Вакджункага говорит:
«— Раз уж вы сделали мне эти приношения, они не пропадут зря. Ибо для чего бы вам ни вздумалось использовать этот череп, вы получите то, что захотите.
Тогда люди изготовили всякие знахарские средства для лечения болезней и впоследствии нашли их вполне пригодными».
По поводу сатиры и высмеивания важных сторон культуры виннебаго сказано достаточно. Менее значительные моменты требуют слишком много места, и я ограничусь лишь одним примером. В эпизоде 27, где Вакджункага убеждает самок енота доверить ему своих детей, пока они будут искать сливы, он говорит: «И если к вечеру, на закате, вы увидите красное небо, знайте, что это от слив». Это замечание является четкой пародией на одну из сцен хорошо известного мифа, в которой отец говорит детям, что если к вечеру они увидят, что небо стало красным, значит, его убили. Это сравнение стало метафорой насильственной смерти. После того, как Вакджункага убил и съел маленьких енотов, оставленных на его попечение, он отрезает голову одного из них, насаживает ее на палку и выставляет у двери, как будто малыш выглядывает в щелку и смеется. Это хорошо известный военный обычай виннебаго. Короче говоря, острая сатира направлена здесь на военные обычаи.
Приведенных примеров должно хватить для доказательства того, что в этих отрывках мы действительно сталкиваемся с намеренной сатирой. Однако то, что эта сатира не принадлежит к циклу изначально, не вызывает сомнений. Но это совсем не значит, что она относится к недавнему времени. Можно с уверенностью предположить, что в племени всегда существовали профессиональные юмористы и сатирики и всегда была аудитория, которая с удовольствием слушала их.
VIII ЦИКЛ О ВАКДЖУНКАГЕ В ЕГО ОТНОШЕНИИ К ДРУГИМ СЕВЕРОАМЕРИКАНСКИМ ЦИКЛАМ О ТРИКСТЕРЕ
Итак, мы подошли к нашей последней и, быть может, самой трудной задаче — попытаться определить, в какой степени цикл о Вакджункаге у виннебаго, в представленном здесь варианте, является особой, свойственной только виннебаго, передачей этого повествования. Я ставлю этот вопрос по двум причинам: во-первых, нигде более в Северной Америке такой вариант мифа о Трикстере не встречается, во-вторых, в версии виннебаго можно найти указания, которые ясно свидетельствуют об изменении формы повествования. Я не имею в виду те преобразования, о которых здесь уже шла речь — внесение сатирического элемента или расстановка новых психологических и этических акцентов, меня интересует то, что предшествовало этим изменениям за много поколений. Браться за решение этой проблемы при отсутствии исторических данных очень трудно и, возможно, даже рискованно. Тем не менее, это должно быть сделано. И единственный путь, оставляющий некоторую надежду на успех — путь сравнения версии виннебаго с мифами о Трикстере, распространенными в других частях континента.
Подавляющее большинство всех так называемых мифов о Трикстере в Северной Америке описывают сотворение земли или, по крайней мере, ее изменение. В них всегда присутствует герой, странствующий по свету. Он всегда голоден, у него нет обычных понятий о добре и зле, он либо обманывает людей и животных, либо сам становится жертвой их обмана. Кроме того, он очень сексуален. Почти во всех вариантах мифа он наделен некоторыми чертами божества, которые изменяются в зависимости от племени. В одних случаях его представляют божеством, в других он тесно связан с миром божественного, в третьих он в лучшем случае обобщенный образ животного или человека, то есть смертного существа. Один из вопросов, которые нам предстоит решить, связан с тем, как объяснить эти колебания в природе его идентичности.
Поскольку количество племен ограничено, лучше всего будет обсудить каждый из этих моментов отдельно. Выбор племени должен определятся типом культуры, а также богатством и степенью достоверности мифологического материала, имеющегося в нашем распоряжении. Таким образом, наше внимание будет направлено на мифы о Трикстере племен северо-западного побережья Канады, алгонкиноязычных племен Западных равнин Соединенных Штатов, а также Висконсина и Миннесоты и сиуязычных племен на территории к востоку от Монтаны до Небраски и Великих Озер.
На северо-западном[205] побережье роль Трикстера играет Ворон. Цикл, связанный с ним, состоит из двух частей. В первую входят эпизоды, описывающие сотворение земли и всего, что на ней есть. Вторая посвящена собственно Ворону, его неутолимому чувству голода, и тому, как он обманом или силой добывает или пытается добыть то, что хочет. Во время своих похождений он терпит множество неудач, но в конце концов всегда добивается своего. В первой части цикла эпизоды связаны в достаточно жесткое композиционное единство, во второй же они располагаются в более или менее произвольном порядке. В конце своих деяний он не только добивается исполнения всех желаний и утоляет свой непомерный аппетит, но также, сознательно никогда к этому не стремясь, создает много нужного человеку и устанавливает обычаи, которым люди будут следовать. Далее мы увидим, что эта черта обнаруживается по всей Северной Америке.
Как правило, все циклы о Вороне начинаются одним из двух вариантов. В первом случае мир изначально покрыт водой, и Ворон начинает свою деятельность после того, как вода спадает — либо сама по себе, либо благодаря ему. Во втором случае мир изначально погружен во тьму. В первом случае описывается то, как Ворон появился на свет, и дается его родословная, во втором же он существует от начала времен. Мне хотелось бы привести два примера начала цикла. Один принадлежит индейцам хайда[206], другой тлинкитам[207]. Версия хайда начинается так:
«Говорят, остров весь был залит соленой водой. Над водой летал Ворон. Он искал место, чтобы приземлиться. Через некоторое время он увидел большой плоский камень, который находился на южной оконечности острова. Все сверхъестественные существа лежали на нем, как Гено, и шеи их лежали одна на другой. Те, что были слабее других, растянулись здесь и там, во все стороны. Они спали. Там был свет, вокруг же было темно. Так говорят.
Гагара жил в доме Нанкилстласа. Однажды Гагара вышел из дома и закричал. Потом вбежал обратно и сел на то место, где сидел всегда. И еще там лежал старик, но он никогда не смотрел на Гагару. Вскоре Гагара опять вышел, закричал, вернулся обратно и сел на свое место. И так он продолжал делать снова и снова.
Однажды человек, который лежал спиной к огню, спросил:
— Отчего ты так часто кричишь?
— Ах, вождь. Я кричу не по собственной воле. Сверхъестественные существа говорят мне, что не могут найти места, где бы им поселиться. Вот почему я кричу.
Тогда он сказал:
— Я позабочусь об этом.
Полетав некоторое время. Ворон увидел рядом чистое небо. Он полетел туда. Вонзив в него клюв, он подтянулся. Там был город из пяти деревень, и в самой первой дочь вождя только что родила ребенка. Вечером они все уснули. Тогда он содрал с ребенка кожу, начиная с ног, надел ее и лег на его место.
Наутро о ребенке спросил дед, и ему принесли его. Он вымыл ребенка, потом приложил свои ноги к его ногам и потянул. Затем он отдал его обратно. На следующий день он сделал то же и снова отдал его матери. Теперь ребенок проголодался. Они не стали разжевывать для него еду, чтобы кормить его.
Однажды вечером, когда все отправились спать и заснули, Ворон поднял голову и осмотрел все, что было в доме. Все крепко спали. Он начал извиваться и, освободившись от одежды, выбрался из колыбели. Потом он вышел. В углу дома жила женщина-полукамень, которая следила за ним. Вскоре он вернулся, пряча что-то у себя под накидкой. Раскидав костер, что всегда горел рядом с местом, где спала его мать, он расчистил небольшой клочок земли и выкопал яму. В яму он положил то, что прятал под своей накидкой. Перемешав это с золой, он съел то, что получилось. При этом раздался хлопок. Во время еды он смеялся. Женщина-полукамень же видела все, что происходило, наблюдая из своего угла.