Что чувствуют люди, близкие которых вот так, как Джеймс Монтгомери, канули в никуда? Как этот дом, подумалось мне. День за днём пустой, потерявший хозяина, гулкий и жутковатый. День за днём стены и вещи покрываются пылью, её слой становится всё толще, и всё вокруг, как и образ пропавшего человека, подёргивается дымкой, размывается, но никогда не исчезает. Впрочем, это были лишь мои гипотетические рассуждения, ведь Джеймс не стал для меня близким, не успел стать. Его исчезновение не вызывало боли — лишь тревогу, недоумение, беспокойство, обиду, страх — букет чувств, которые ранят, но не убивают.
Часы показывали начало одиннадцатого, и я расстроилась, решив, что миссис Хоуп уже приходила и лишь поцеловала закрытую дверь. Экономка так и не оставила мне номер своего телефона. Мне не хотелось перемещаться по дому, как и оставаться в нём — неизвестно, какие ещё сюрпризы припрятаны здесь для посетителей. В раздумье застряла у столика в коридоре, машинально перебирая письма и зачем-то думая об инспекторе Нейтане… Питере. Мысль о нём ввела меня в сумбурное состояние, и я, прислонясь к дверному косяку, стала вспоминать вчерашний совместный ланч, допрос в комфортной обстановке и прощание в гостинице, когда инспектор исчез, едва доставив меня на место. Словно сбежал с поля брани. Или я, как всегда, выдумываю то, чего нет и не было? Внезапно зазвучавший звонок заставил меня подпрыгнуть на месте. Бросилась открывать дверь, но, засомневавшись, застряла на полпути. Затем двинулась дальше, решив: будь что будет. Опасения оказались напрасными — на крыльце стояла экономка собственной персоной. Я готова была обнять её за столь своевременное появление и рассыпалась в извинениях и надеждах, что ей не пришлось приходить во второй раз.
— Что вы? Не переживайте, мэм.
— Возвращаю вам ключ и ухожу. Устроилась в гостинице и больше не буду беспокоить, — заверила я её.
— Хорошо, — кивнула она.
— Вы ничего не слышали о мистере Монтгомери?
— Нет, ничего, — ответила она, рассеянно, думая о чём-то о своем.
Я хотела было спросить, не случилось ли чего в доме вчера вечером или ночью, но не стала, решив, что если бы она что-то знала, то поделилась бы со мной, как с непосредственной участницей событий. А раз не спешит делиться, скорее всего, ничего не знает.
— Тогда… я пойду, спасибо вам за всё, — сказала я.
Миссис Хоуп словно очнулась ото сна, всплеснула руками и вдруг предложила выпить чаю, прежде чем я покину дом. Отказываться было неловко. Экономка засуетилась, бросилась на кухню, я прошла вслед за ней, села на диванчик у стола, решив не вмешиваться в процесс.
— В какой гостинице вы остановились? — спросила миссис Хоуп, поставив на стол чашки и корзинку с печеньем.
— В «Eagle House», — ответила я.
Она кивнула. Обстановка располагала к разговору. У меня имелась пара вопросов, которые хотелось бы задать.
— Могу ли я спросить… Вы давно работаете у Джеймса?
— Нет, не очень давно, — ответила она. — Берите печенье, я сама испекла.
— Очень вкусно, — похвалила я, откусывая суховатое печенье, щедро сдобренное корицей и ещё какой-то пряностью. Не смогла вспомнить, как звучит корица по-английски. Задала общий вопрос, пользовалась ли она пряностями. Миссис Хоуп сообщила какие-то названия, я с понимающим видом закивала головой и заулыбалась, подтверждая, что именно этими приправами пользуюсь и сама, когда занимаюсь выпечкой.
И всё же, почему Джеймс не сообщил ей о моём приезде? Ведь он ждал меня и, кажется, радовался, значит, должен был подготовить комнату в доме и предупредить экономку. Забыл? Образ общительного и довольно скрупулёзного Монтгомери, каким он показался при встрече, никак не вязался с такой забывчивостью и легкомыслием. Или я слишком многого хочу от мужчины? Ему и в голову не пришло предупредить экономку? Зато пришло в голову исчезнуть без следа. Разъярив себя такими мыслями, задала волнующий вопрос:
— Неужели Джеймс ничего не говорил о том, что я приеду?
Она отрицательно покачала головой и спросила, не добавить ли мне чаю. Я отказалась, поблагодарила и поднялась с места. Разговор всё равно не клеился, и мне было пора уходить.
— Куда вы пойдете? — спросила миссис Хоуп.
— Погуляю по городу…
— Вас подвезли сюда или вы сами добрались?
— Кто мог меня подвезти? — спросила я, тотчас подумав, что вчера-то как раз меня подвезли.
— Ну… не знаю, — сказала она.
— Я приехала на автобусе, остановка недалеко, — объяснила я с наглостью коренной жительницы, объясняющей приезжей особенности работы городского транспорта.
— Знаю, — кивнула она.
— Хорошо, — подвела я итог и двинулась к выходу.
— Вы забрали все вещи? — спросила вдруг миссис Хоуп.
Я вопросительно уставилась на неё.
— Я что-то оставила? Вы были здесь вчера после моего отъезда?
— Нет-нет, просто… подумала… не забыли ли вы что-нибудь?
Приятная забота… Нарды! Мои нарды? Но откуда она может знать, что они пропали? Или я опять неправильно поняла?
— Вы имеете в виду, — медленно начала я, старательно выговаривая слова, — что я позабыла какую-то свою вещь, а вы её нашли?
— Свою вещь? Нет, нет, я просто спросила, на всякий случай… на всякий случай.
Миссис Хоуп улыбнулась, но как-то через силу, словно объективу фотоаппарата, когда занудный фотограф упоминает сыр, или по старинке обещает появление загадочной птички, которую никто никогда не видел.
Если она не знает о пропаже моих нард, то зачем спрашивает о забытых вещах? Если знает, отчего не сказать прямо, а не ходить вокруг да около? Мы напоминали двух дипломатов, которые не могут закончить разговор, потому что каждый желает поставить свою точку.
— До свидания, миссис Хоуп, мне пора, — в очередной раз сказала я, так и не упомянув про потерянные нарды.
Причину своей сдержанности объяснить не могла, поступала интуитивно или из упрямства. Я шагнула в прихожую, и в следующую секунду произошло нечто неожиданное. Экономка, как ниндзя, кинулась в сторону двери, перегородив проход своим хрупким телом.
— Вы никуда не пойдете!
Я ошеломленно уставилась на неё, кажется, даже открыв рот. Сплю и вижу сон или не понимаю по-английски?
— Что? Что вы сказали? — по-русски пробормотала я.
— Я вас не понимаю! — воскликнула она, перегораживая дверь.
«Дворецкий сделал это!» — мелькнула в голове сакраментальная фраза. Я замерла, совершенно растерявшись. Не драться же с экономкой за право свободного выхода из этого проклятого дома! Миссис Хоуп, судя по всему, была настроена весьма решительно.
— Что вы хотите? — спросила я. — Это вы взяли мои нарды?
Она уставилась на меня. Может, в запале я снова спросила по-русски? Я собралась повторить вопрос, но миссис Хоуп вдруг сменила гнев на милость, резко, словно сдулась.
— Ваши нарды? Извините. Я… я, погорячилась. Мне нужно с вами поговорить, это важно.
Отчего было не сделать это за чаем, если есть что-то важное для обсуждения, а не устраивать спектакль?
— Это касается Джеймса? — спросила я.
Она кивнула и виновато улыбнулась:
— Пойдемте в гостиную?
— Да, хорошо, — неохотно согласилась я.
По правде говоря, мне хотелось поскорее убраться из этого дома, но наши желания не часто совпадают с необходимостью. Я присела на диван, положив на колени сумку, в полной боевой готовности. Миссис Хоуп устроилась напротив на стуле.
— Вы что-то знаете о Джеймсе? — начала я. — Что? С ним всё в порядке? Или…?
— Понимаете… — сказала она и замолчала, словно прислушиваясь. — Я не знаю, что случилось с Джеймсом, но… разговор касается его собственности.
— Его собственности? — ошеломленно переспросила я. — Но…
Я чуть не добавила: «при чём тут вы?», но осеклась, решив избежать грубости.
— Вы же знаете, о чём я говорю, — заявила миссис Хоуп, теребя пальцы, словно пытаясь их согреть.
— Конечно, не знаю.
— Знаете! — в голосе её прозвучало что-то тревожное.
И это называется важный разговор? Скорее, похоже на допрос.
— Миссис Хоуп, — сказала я, стараясь сдержать дрожь в голосе, — вы делаете что-то странное. Я … я не понимаю, что вы хотите.
— Что я хочу? Чтобы вы вернули то, что взяли!
Она вскочила, вылетела из комнаты, я тоже поднялась с места и мысленно заметалась, не зная, что предпринять: бежать следом или остаться. Пока я сомневалась, теряя драгоценные секунды, миссис Хоуп явилась в гостиную… с моими нардами в руках. Она поместила их на столик, спихнув на пол журналы, и уставилась на меня, как судья на преступника, вина которого доказана. Я онемела. Впрочем, дар речи вернулся, когда я взглянула на экономку, та буквально буравила меня взором — я отчетливо ощутила, как задымилась переносица — виртуальный буравчик по правилу приступил к разрушительному делу.
— Послушайте, послушайте, но почему, зачем, зачем вы взяли нарды? — пробормотала я, перемешивая языки.
— Где вы нашли это и как? Где нашли? Где вещь? Верните её! — частила миссис Хоуп.
— Это мои нарды! Они лежали в моём чемодане! Я привезла их с собой, и они пропали, здесь, в доме! Как они оказались у вас? — почти вопила я.
— Где вещь? Где? Верни… — миссис Хоуп выругалась, довольно круто, но я не могла бы с уверенностью передать точный смысл фразы. Я протянула руку, чтобы взять шкатулку, но миссис Хоуп оказалась проворней. Она схватила нарды и, нажав на тайную панель, вытащила узкий потайной ящичек, второе дно. Там всегда лежала записка, которую я когда-то нашла, узнав тайну шкатулки. Сейчас тайник был пуст.
— Где оно? Где? — пыхтела миссис Хоуп.
— Что оно? Это… это мои нарды! Я привезла их сюда! — взревела я. — А здесь должна быть записка!
Миссис Хоуп молчала, вероятно, пытаясь успокоиться. Я вытянула коробку из её рук, она не сопротивлялась — миссис Хоуп, не коробка. Это были без сомнения мои нарды, я бы узнала их даже по запаху, не говоря о характерных пятнышках и потертостях на коже и тиснёных буквах. Экономка вдруг заговорила, быстро, возмущённо, требовательно, я с трудом успевала за ней. Мне удалось вставить слово, когда она замолчала, задохнувшись от своей пылкости.