Заключённая в четырех стенах непогодой и на этот раз инспектором, я из любопытства побродила по дому. Поднялась по узкой лестнице на второй этаж на крошечную площадку с парой дверей, за одной из них оказалась маленькая спальня, за другой — комната неясного предназначения, по обстановке напоминающая ту, в которой я провела несколько ночей в доме Монтгомери. Полежала на диване в лечебных и психоаналитических целях. Сказала суровое «нет» необоснованной симпатии, которую вызывал у меня инспектор Нейтан. Симпатии и доверия, основанных на чувствах, которое так часто меня подводили. Пора научиться фильтровать эмоции, оставляя лишь чистые, практические и взвешенные. Я думала о странных совпадениях и гадала, почему столь неотвратимо меня преследует эта игра, эта коробка с фишками и костями в исполнении в голландского мастера Ван Майера? Зачем нужно было тащить с собой эти нарды? Как талисман своих невзгод? Как символ истории, что подкосила меня на долгие годы? Как воспоминание о мальчишке, моём первом мужчине? Сентиментальная дура! Все давно поросло быльем, и дочери Машке, что так похожа на своего отца, уже далеко за двадцать. Пора подумать о покое и подвести итоги, а не гоняться за эфемерным счастьем, которого по определению не существует в природе. Лишь мгновенья озарения, что приходят и уходят, как зори на востоке.
Существуют или нет вторые нарды с тайником и хранится ли что-нибудь в том тайнике, как то пропавшее бриллиантовое колье — какое это имеет значение? Джеймс пострадал из-за жадности, глупости или зависти — главных движителей несчастий человечества. Здесь я впала в невыносимый пафос, от которого была спасена естественными позывами — жизнь и организм всегда, так или иначе, все расставляют по местам. Немного похозяйничала на кухне, вскипятила воду и, обнаружив в шкафу банку с молотым кофе, а на плите — турку, сварила себе порцию. Этот напиток богов, пусть и в моём бездарном исполнении, как всегда, подействовал позитивно.
Подступил вечер, непогода отступила, лишь шуршали капли дождя по стёклам. Я металась по чужому дому, бродила, как привидение. Хорошо, что здесь меня не ожидали никакие опасности в лице пришельцев — искателей чужих сокровищ. Щелчок замка и звук открывающейся двери заставили почти вихрем выскочить в маленькую прихожую, чтобы встретить промокшего инспектора Нейтана. Он замер в дверях, уставившись на меня, словно не ожидал увидеть или узрел за моей спиной местное привидение.
— Я все ещё здесь, у вас. Не могла уйти… непогода, — начала оправдываться я, испугавшись, что он позабыл, что оставил меня в своем доме, и в ужасе подумав, что, возможно, он ожидал, что я уйду, и удивляется, почему я до сих пор здесь. Так мы и стояли с ним несколько мгновений, глядя друг на друга, каждый думая о своём, и не умея читать чужие мысли.
— Я… рад, — вдруг сказал он.
Снял шляпу, пальто — всё в тёмных мокрых пятнах — дождь успел нашвырять в него воды за те минуты, что он спешил от машины к крыльцу.
— Вы рады… — пробормотала я по-русски. — Это правда?
— Когда вы говорите на своём языке…
Он привычно оборвал фразу и отправился в гостиную, я хвостиком последовала за ним, рассыпая оправдания:
— Я просто удивилась, что вы рады, и растерялась.
— Удивились? Почему?
— Нет, я не сомневалась в вашем гостеприимстве, вы мне так помогли, инспектор… Нейтан…
Я увяла на этой фразе, почувствовав неловкость формальных излияний. Строго напомнила себе о фильтрации эмоций.
— Простите, я переоденусь, и мы поужинаем… — сказал Нейтан. — И… моё имя Питер, так меня зовут, родители так назвали.
— Да, я это поняла. Официантка, там, на берегу, называла вас по имени. Я сварила кофе, пока вас ждала, и.… выпила его. У вас есть экономка? Или вы сами готовите?
— Нет… да, — пробормотал инспектор.
С какой стати он заговорил об имени? Питер… Неловкость моя разрасталась, толпа внутренних тараканов пустилась в поход, ловко увёртываясь от любых попыток покончить с ними. Может, мне убежать? В шторм, в дождь… в непогоду…
Пока сражалась с тараканами, явился инспектор… Питер Нейтан. В джинсах и помятой майке неопределенно серого цвета. Направился на кухню, достал из морозилки упаковку какого-то полуфабриката и сунул в микроволновку. Мне оставалось лишь наблюдать.
— Располагайтесь в гостиной, Анастасиа, — сказал он.
— Не нужно, — запротестовала я. — Лучше на кухне. Дома мы всегда едим на кухне…
Давайте же я помогу вам… Питер.
Он бросил на меня быстрый взгляд, улыбнулся, если подёргивание уголков рта можно назвать улыбкой, и приглашающе кивнул. Совместный труд, неформальная одежда и кухня сыграли свою роль. Мне полегчало, и ему, кажется, тоже. Когда на столе расположились разнокалиберные инспекторские тарелки с ужином — разогретыми стейками со спагетти — он достал откуда-то, из «закромов родины», бутылку красного вина, против которого я не стала возражать.
А потом стало легко. Не оттого, что я опьянела — всего-то пригубила четверть половины бокала — нет, просто легко, впервые за эти дни. Я даже почти не напрягалась, слушая чужую речь, всё было понятно. Мы начали с темы, чем питаются одинокие люди, и какую важную роль в их рационе и образе жизни играют полуфабрикаты. Я похвасталась, что вполне прилично готовлю, но не слишком часто, потому что нет повода. Он сообщил, что готовить не умеет, но варит хороший кофе. Я посетовала, что кофе варить не умею, но очень люблю, когда удается попробовать хорошо приготовленную порцию, на что Питер пообещал сей же час сварить, чтобы я смогла ещё раз оценить его умение. Затем мы, невзначай, затронули уже поднятую ранее тему о детях и внуках, но не стали на ней задерживаться. Инспектор… Питер спросил, где и как я так хорошо научилась говорить на английском языке. Чистосердечно призналась, что языками интересуюсь ещё со школьных лет, но не решилась пойти в филологи, так как испугалась перспективы оказаться в роли школьного учителя. Выбрала иную стезю и лишь в зрелом возрасте, оказавшись без работы, занялась английским, сначала теоретически, а потом и практически, подрабатывая гидом в туристической фирме.
— Значит, если я вдруг приехал бы в Россию, то вы бы могли организовать мне экскурсию по красивым местам? — спросил Питер, когда ароматы кофе наполнили кухню.
На мгновенье растерявшись, я горячо заверила его, что это не составит труда и будет удовольствием.
— Впрочем, — сказал он, — вы же приехали сюда к мистеру Монтгомери… с определёнными планами.
Я не сразу нашлась, что ответить. «Фильтрация эмоций, не забывай!» — возопил внутренний голос. Он прав, совершенно прав, я приехала к мистеру Монтгомери, который сейчас лежит в больнице с отравленным наркотой организмом, а я распиваю кофе с другим. И это в мои то годы!
— Да, вы совершенно правы, Питер.
Я замолчала. Да, я приехала к Джеймсу, и если бы не произошла вся эта жуткая история, то сейчас бы сидела за столом с ним и обсуждала наши дальнейшие планы. Но жизнь всё перевернула с ног на голову.
— Прекрасный кофе, Питер, — сказала я. — Чудесный кофе, никогда не пила такого.
— Так уж и никогда? — спросил он, вновь дрогнув уголками рта.
— Никогда, — решительно подтвердила я. — Но мне надо идти, я и так замучила вас собой и своими проблемами.
— Хм…получилось так, что у нас с вами общие проблемы, Анастасиа.
— Были общие, а теперь… я вам очень благодарна.
— Куда же вы пойдете? В дождь?
— Но можно ведь вызвать такси…
— Вряд ли найдется много желающих заводить мотор в такую погоду… хотя я и сам мог бы вас отвезти в гостиницу. Но я с трудом добрался сюда, видимости никакой. И я устал, — заявил он, довольно решительно.
Аргумент был веским, оставалось только подчиниться.
— Более того, — добавил он, — Возможно, сегодня вечером или ночью, появятся новости… по нашему делу.
— Какие? — вскинулась я. — Почему ночью?
— Дождь смывает все следы, а буря дает ощущение безопасности для того, кто хочет пройти незамеченным, — заявил он.
Боже, он ещё и поэт! Этот инспектор Нейтан… Питер.
— Что вы хотите этим сказать?
Он усмехнулся, глотнул кофе, поставил чашку на стол.
— Мой сержант и двое парней дежурят сейчас у дома Монтгомери. А я… мы… ждем здесь его сигнала.
— Значит… дело не закончено, и вы кого-то подозреваете? — выдохнула я.
— Смутно, но догадки есть. Давайте подождем. Возможно, ничего и не произойдет, а, может, и случится. И разрешится загадка вашей шкатулки. Но пока больше ничего не скажу. Вы умеете играть в триктрак?
Мы устроились в гостиной, и инспектор поставил на стол мои нарды, не преминув лаконично объяснить, почему держит дома вещественное доказательство.
— Изучал на досуге.
Как будто у него в последние дни был досуг! По ночам, что ли, изучал?
Кошка, что где-то пряталась, пока я хозяйничала в доме, явилась в гостиную и уселась на спинку дивана, словно египетская статуэтка в полоску, уставившись в пространство немигающими жёлтыми глазами.
Я напряглась, вспоминая правила игры, хотя, более всего мне хотелось спросить, зачем у дома Монтгомери дежурит сержант и каких разгадок ждет Нейтан, но не решилась, поскольку на тему был временно наложен запрет.
Триктрак — старинная французская игра восточного происхождения. На квадратной доске, разделенной пополам, 24 треугольные клетки двух разных цветов. Каждому из двух игроков дается 15 белых или черных шашек и пара игральных костей. Выбрасывая поочередно кости, играющие передвигают по одной или по две шашки, начиная от первой клетки слева, в клетку, отстоящую от первой, через столько клеток, сколько очков выпало на костях. Кто первый занял двенадцать клеток, выигрывает одну фишку; 12 фишек составляют одну партию.
Мы сыграли две партии. Нейтан выиграл обе из них. В первой попытался подсказывать, но я потребовала равноправия и свободы проигрыша или выигрыша, на что он безропотно согласился. Начали третью.
— Видите, Питер, оказывается, я не напрасно привезла с собой эти нарды, — подытожила я, выбирая куда практичней поставить свою чёрную фишку.