«Знать и дворянство» всей округи, включая «бедную, дорогую маркизу» (один из сыновей которой служил когда-то в одном полку с Таффи), держались также очень гостеприимно и любезно с обоими художниками. Таффи занимался спортом «сколько душе было угодно» и пользовался чрезвычайной популярностью. В общем, они прекрасно провели время до Рождества, и сам праздник прошёл для них очень приятно, хотя никакого особенного веселья не было.
После Рождества Маленький Билли настоял на своём отъезде в Лондон, где намеревался писать новую картину для Королевской академии. Таффи уехал вместе с ним. В доме Баготов воцарилась скука, а в материнском сердце хозяйки дома – тревога и беспокойство.
И все окрестные жители, как знатные, так и незнатные, от титулованных особ до простых рыбаков, включая их жён и детей, чувствовали отсутствие двух художников, дружески ко всем расположенных и рисовавших такие прекрасные этюды этого прекрасного побережья.
Ла Свенгали прибыла в Лондон. Её имя у всех на устах. Её фотографии выставлены во всех витринах. На следующей неделе она выступит в сольном концерте. Она должна была петь раньше, но ввиду ссоры во время репетиции между Свенгали и его первым скрипачом, очень важной персоной, концерт пришлось отложить.
На Риджент-стрит, у окон Стереоскопического общества, как всегда, стоит толпа, только народу гораздо больше, чем обычно, – все глазеют на Ла Свенгали в фотоснимках всех образцов, видов и размеров. Она очень красива – это не подлежит никакому сомнению, и выражение её лица прелестно: нежное, ласковое, грустное. У неё столь царственный вид, что, кажется, королевская корона ей подошла бы гораздо больше, чем маленькая золотая диадема, усыпанная брильянтами. Один из фотографов изобразил её в классическом одеянии; левая нога покоится на скамеечке, своей позой она напоминает Венеру Милосскую, только руки заложены за спину; обнажённая нога обута в греческую сандалию и выглядит такой изящной, точёной и очаровательной, так пластична форма и линия гибких пальцев (большой слегка отклонён в сторону и не соприкасается со своим соседом, который и длиннее, и тоньше, и высокомернее), что эту фотографию берут нарасхват.
И человек маленького роста, насилу пробравшийся со своими двумя высокими друзьями к окну витрины, обращается к одному из них:
– Посмотрите, Сэнди, посмотрите на ногу! Неужели вы всё ещё сомневаетесь?
– О да, это ступня Трильби, совершенно точно! – говорит Сэнди. Они входят в магазин и покупают фотографии в большом количестве.
Насколько мне удалось узнать, ссора между Свенгали и его первым скрипачом произошла в театре Друри-Лэйн во время репетиции.
Говорили, что с 15 октября, то есть с того дня, когда Таффи в Париже дал ему пощёчину, Свенгали не мог прийти в себя. Он стал ещё более вспыльчив и раздражителен, особенно с женой (если она действительно была его женой). По-видимому, у него были серьёзные основания страстно ненавидеть Маленького Билли.
Свенгали не видел его пять лет, с того самого дня, когда в мастерской на площади св. Анатоля праздновали Рождество и они дрались на кулачках. Но не это было причиной его ненависти. При виде Маленького Билли на площади Согласия, наблюдавшего за процессией «всего Парижа», Свенгали сразу узнал его и пришёл в ярость: он сделал вид, что не узнаёт его, и заставил свою жену сделать то же самое.
На следующее утро он встретил его случайно в гостинице. Билли выглядел маленьким, беспомощным и растерянным, причём был совершенно один, и Свенгали, в жилах которого текла древняя восточная кровь, не смог побороть в себе искушения плюнуть ему в лицо, коли уж нельзя было задушить его насмерть!
В ту же минуту он пожалел о содеянной глупости. Билли ринулся за ним, поднял скандал, стал драться, на что Свенгали ответил ударом и раскровянил ему лицо; и вдруг, совершенно внезапно и неожиданно, на сцене появился страшный пo прежним воспоминаниям проклятый великан англичанин, бешеный бык, тупоголовая дубина с военной выправкой, всем своим видом напоминавший Свенгали о жестоких и высокомерных, бряцающих саблями и звякающих шпорами аристократах его страны, грубых хамах, которые всегда относились к евреям, как к низшей расе. Равнодушный к страданиям других, этот избалованный, впечатлительный музыкант чрезвычайно остро реагировал на всё, что касалось его личности. Сплошной клубок нервов, он был особенно чувствителен к физической боли и к грубому обращению, но отнюдь не был храбрецом. Суровый, гневный взгляд ненавистного шотландца сразу отрезвил его. Пережитое унижение и тяжёлый наотмашь удар по лицу настолько потрясли Свенгали, что он навсегда потерял душевное равновесие.
Он беспрестанно, днём и ночью думал об этом; его преследовали кошмары; во сне он переживал всё заново и просыпался от ужаса, ярости и стыда. Он не мог больше спать спокойно.
Кроме того, хотя он выглядел младше своего возраста, на самом деле ему было за пятьдесят; здоровье его было надломлено, вся жизнь его прошла в долгой, изнурительной борьбе за существование.
Свенгали испытывал к своей жене, рабыне и ученице, безумную, ревнивую любовь – неиссякаемый источник терзаний для него, – ибо в её сердце неизгладимо запечатлелся никогда не меркнувший образ маленького английского художника, и она не делала из этого секрета… В её сердце, обладать которым он хотел один, безраздельно!
Джеко разлюбил своего учителя. Вся сила преданности Джеко устремилась к рабыне и ученице Свенгали, он обожал её пылко и бескорыстно. Единственная живая душа, которой Свенгали доверял, его старая родственница, и та любила его ученицу не менее, чем его – своего хозяина.
На репетиции в Друри-Лэйн произошло следующее. Мадам Свенгали пела под управлением своего мужа. Oн неоднократно прерывал её, раздражённо и незаслуженно бранил и заявил, что она поёт фальшиво, «как проклятая кошка». Это было совершеннейшей неправдой! Она чудесно спела: «Родина, любимая родина!»
В конце концов он с силой ударил её по рукам своей дирижёрской палочкой, и она упала перед ним на колени, плача и умоляя:
– О Свенгали! не бейте меня, мой друг, я делаю всё, что в моих силах!
И тут Джеко внезапно вскочил, бросился к Свенгали и нанёс ему удар в шею около ключицы; в его руках блеснул окровавленный нож, из шеи Свенгали брызнула струя крови, при виде которой он потерял сознание; мадам Свенгали положила его голову к себе на колени и сидела с ошеломлённым видом, как бы очнувшись от глубокого сна.
Джеко обезоружили; Свенгали пришёл в себя после обморока, его отвезли домой, но за полицией не послали; дело затушили, чтобы избежать огласки. Всё же первое выступление Ла Свенгали, к великому огорчению месье Икс, пришлось отложить на целую неделю, так как Свенгали не разрешал жене петь в своё отсутствие и вообще не разлучался с ней ни на минуту, требуя, чтобы она непрестанно была подле него.
Рана была лёгкой. Доктор, лечивший Свенгали, говорил, что жена его производит впечатление слабоумной; без сомнения, она потеряла голову от горя и волнения, но ни на минуту она не отходит от изголовья своего мужа и прислуживает ему преданно и послушно.
Наконец наступил вечер первого концерта. Доктор разрешил Свенгали присутствовать на выступлении его жены, но категорически запретил ему дирижировать. Огорчение и тревога Свенгали были столь велики, что он перестал владеть собой и неистовствовал, как безумный; месье Икс чувствовал себя тоже весьма неважно.
Месье Икс провёл все репетиции с оркестром, пока болел Свенгали. Это была приятная работа, так как оркестр был так вымуштрован и так сыгран, что мог бы обойтись совсем без дирижёра, тем более что репетировали вещи, уже много раз исполнявшиеся (большинство из них служило аккомпанементом к пению Ла Свенгали). У неё был обширнейший репертуар, и её муж тщательно и превосходно оркестровал его.
В этот вечер всё было устроено так, чтобы Свенгали мог сидеть в ложе один, прямо напротив сцены, где в центре должна была стоять его жена и откуда она хорошо могла его видеть. Между ним, дирижёром месье Икс и оркестром был выработан код, состоящий из простых сигналов, чтобы в случае какой-нибудь заминки или неполадки Свенгали сразу мог прийти на помощь. Накануне выступления была устроена пробная репетиция в присутствии Свенгали, который сидел в ложе; репетиция прошла превосходно, Ла Свенгали пела изумительно при пустом зрительном зале.
В понедельник вечером, казалось, всё идёт гладко. Зал был набит битком, так что трудно было дышать. Пустовала одна средняя ложа бельэтажа. Это был неслыханно дорогой концерт, даже кресла задних рядов стоили целую гинею! (Концертный сезон должен был начаться через неделю.)
В центре партера сидели Лэрд, Таффи и Маленький Билли. Оркестранты начали рассаживаться на свои места и настраивать инструменты. Взоры всех присутствующих беспрестанно обращались к пустующей ложе, всех интересовало, для какой коронованной особы она предназначена.
Месье Икс, встреченный бурными аплодисментами, стал за пюпитр и поклонился публике, поглядывая на пустую ложу. Затем он постучал палочкой по пюпитру, взмахнул – оркестр исполнил венгерский танец и имел огромный успех. Затем наступила небольшая пауза, вызвавшая некоторое нетерпение на галёрке. Мистер Икс вдруг исчез.
Таффи встал спиной к оркестру и оглядел зрительный зал.
Кто-то вошёл в пустую ложу, подошёл к барьеру и на минуту остановился, разглядывая публику. Высокий человек с мертвенно-бледным лицом, чернобородый, с длинными волосами.
Это был Свенгали.
Он увидел Таффи, взгляды их встретились, и Таффи сказал:
– Боже милостивый! Смотрите! Смотрите!
Билли и Лэрд поднялись и тоже стали смотреть на ложу.
Какое-то мгновение Свенгали, не отрываясь, глядел на них. Выражение его лица было столь ужасно, удивление, ярость, страх так ясно отобразились на нём, что оно производило устрашающее впечатление. Затем он сел, продолжая пристально смотреть на Таффи, закатив глаза и оскалив зубы в какой-то судорожной усмешке, полной ненависти.