Вдруг в зале грянул гром аплодисментов, и Таффи, Билли и Лэрд увидели Трильби – месье Икс вёл её через сцену к рампе. На губах у неё блуждала отсутствующая улыбка, глаза с тревогой глядели в ложу прямо на Свенгали.
Она кланялась направо и налево, так же, как на концерте в Париже.
Оркестр сыграл вступление к «Бен Болту», которым, как было объявлено, она начинала свою программу.
Трильби продолжала смотреть на ложу, но не пела; оркестр трижды повторил вступление. Послышался приглушённый встревоженный шёпот месье Икс:
– Пойте же, мадам, ради бога! Начинайте же, начинайте!
Она повернулась к нему с каким-то странным выражением лица и сказала:
– Петь? Почему вы хотите, чтобы я пела? И что я должна петь?
– «Бен Болта»! Пойте же!
– «Бен Болта»? Да, я знаю эту песню!
И оркестр снова сыграл вступление.
Она пыталась запеть, но пропустила такт. Тогда она повернулась к месье Икс и сказала:
– Какого чёрта вы требуете, чтобы я пела под адский грохот, который производят все эти проклятые музыканты?
– Боже мой, что с вами, мадам? – вскричал месье Икс.
– А то, что я предпочитаю петь без этой музыки! Я предпочитаю петь одна!
Оркестр замолк. Зал был охвачен неописуемым удивлением.
Она осмотрелась, опустила глаза и расправила своё платье. Затем поглядела на люстру с нежной, сентиментальной улыбкой и запела:
Ты помнишь Алису, мой старый Бен Болт,
И тёмные волны кудрей…
Не успела она пропеть эти слова, как публика пришла в волнение, с галёрки послышались крики, смех, улюлюканье, свистки.
Она замолкла, грозно, как львица, поглядела на всех и вскричала:
– Да что это с вами? Чего вы! Уж не думаете ли, что я вас испугалась? – И вдруг неожиданно: – Да вы, кажется, англичане? Отчего же вы так шумите? И зачем вы привели меня сюда? Что я вам сделала, хотелось бы мне знать?
Когда она заговорила, глубина и великолепие её голоса показались столь необычными, интонация столь трогательно женственной, и так властно и негодующе прозвучали её вопросы, что шум на минуту стих.
Казалось, это голос существа из какого-то иного мира, голос оскорблённой дочери особой расы, более благородной, чем наша; голос, который никогда не смог бы издать ни единого фальшивого звука.
С галёрки послышался возглас:
– Э, да вы, значит, англичанка? Почему вы не поёте как полагается? Голоса-то у вас, слава богу, для этого достаточно! Чего же вы фальшивите?
– Фальшивлю? – вскричала Трильби. – Я вовсе не хотела петь, это он меня попросил – этот французский джентльмен в белом жилете! Я больше не спою ни ноты.
– Вот как! Вы больше не споёте! Тогда давайте нам деньги обратно, или мы заговорим по-другому!
Поднялся оглушительный шум, делалось нечто невообразимое.
Месье Икс вопил на весь театр:
– Свенгали, Свенгали, что же это такое! Что с вашей женой?.. Она сошла с ума!
Действительно, когда она попыталась спеть «Бен Болта», она спела его так, как когда-то в Латинском квартале в Париже, – жалкая пародия на пение!
– Свенгали! Свенгали! – визжал бедный месье Икс, обращаясь к центральной ложе, откуда безучастно, с сардонической, дьявольской улыбкой, как воплощение ненависти и торжествующей мести, на него смотрел Свенгали, как бы говоря:
– На этот раз я смеюсь последний!
Взоры Таффи, Лэрда, Билли, всего зала были прикованы к нему. Ла Свенгали была забыта.
Она стояла на сцене, оглядывая всех и вся вокруг себя, люстру, месье Икс, Свенгали в ложе, публику в партере и на галёрке, и тихо улыбалась, как будто неожиданное зрелище развлекало и радовало её.
– Свенгали! Свенгали! Свенгали!
Весь зал оглушительно выкрикивал его имя. Месье Икс увёл мадам Свенгали со сцены, а ужасная фигура в ложе не двигалась с места, как бы наблюдая с той же дьявольской усмешкой на губах, как удаляется его жена. Все взоры были прикованы к нему.
В ложу вошёл месье Икс в сопровождении полисмена и ещё двух или трёх мужчин, один из которых был во фраке. Он быстро задёрнул занавес ложи, а через две-три минуты появился на авансцене вместе с господином во фраке. Бледный как смерть, месье Икс попросил публику не шуметь, а господин во фраке объявил, что произошло несчастье: знаменитый Свенгали внезапно скончался – от апоплексического удара или разрыва сердца; его жена, заметив со своего места что-то неладное с мужем, очевидно лишилась рассудка, чем и объясняется её необыкновенно странное поведение.
Он добавил, что у выхода публике будут возвращены деньги за билеты, и просил всех разойтись спокойно.
Таффи с друзьями стал протискиваться к двери, ведущей за кулисы. Лэрд больше не сомневался в подлинности Трильби – это была она, и никто другой.
Таффи стучал в дверь, пока её не открыли, и подал свою визитную карточку капельдинеру со словами, что они старые друзья мадам Свенгали и должны её немедленно видеть.
Капельдинер не хотел его впускать и попытался захлопнуть дверь, но Таффи оттолкнул его, пропустил вперёд своих друзей и вошёл сам. Он запер дверь за собой, чтобы за ними не ворвалась толпа, и категорически потребовал, чтобы его немедленно провели к месье Икс. Высокий рост Таффи, его осанка и прекрасно сшитый костюм заставили капельдинера уступить, и он повёл их к месье Икс.
Они прошли мимо комнаты, через открытую дверь которой увидели распростёртого на столе, полураздетого человека, – над ним склонились какие-то люди, по всей вероятности врачи.
Так в последний раз они увидели Свенгали.
Их подвели к другой двери, из которой вышел месье Икс. Таффи объяснил ему, кто они такие, после чего их впустили.
В кресле у камина сидела Ла Свенгали. Вокруг неё, жестикулируя и перебрасываясь словами по-немецки, по-польски и по-еврейски, стояли музыканты из оркестра. Джеко на коленях перед Трильби растирал ей руки и ноги, стараясь их согреть. Казалось, она ничего не видит и не слышит.
При виде Таффи она вскочила и бросилась к нему навстречу со словами:
– Таффи, дорогой мой! О Таффи! Я ничего не понимаю! Где я? Как давно мы не виделись!
Затем взгляд Трильби упал на Лэрда, она поцеловала его и вдруг узнала Маленького Билли.
Она долго смотрела на него с изумлением и молча протянула ему руку.
– Как вы бледны! И как вы изменились – у вас теперь усы! Но что случилось? Почему вы в чёрных костюмах с белыми галстуками, как будто собрались на похороны? Где Свенгали? Я хочу домой!
– Куда? То есть что вы называете домом? Я хочу сказать, где ваш дом? – спросил Таффи.
– Отель «Нормандия», в Хеймаркет. Вас туда отвезут, мадам, – сказал месье Икс.
– Да, да, это там! – отозвалась Трильби. – Отель «Нормандия»… но Свенгали – где же он?
– Увы, мадам, он очень болен.
– Болен? Чем? Как забавно вы выглядите с усами, Билли! Дорогой, дорогой Маленький Билли! Как вы бледны, как ужасно вы бледны! Разве вы тоже болеете? О, надеюсь, что нет. Вы представить себе не можете, как я рада видеть вас снова! Хотя я обещала вашей матери никогда, никогда больше не встречаться с вами! Как вы поживаете, дорогой Билли?
Месье Икс, казалось, совсем потерял голову. В сильнейшем возбуждении он беспрестанно то вбегал, то выбегал из комнаты. Оркестранты, перебивая друг друга, пытались на непонятном французском языке объясняться с Таффи. Джеко куда-то исчез. Вокруг творилось что-то невообразимое – топот, суматоха, крики толпы, шум, доносящийся с улицы, какие-то растерянные люди, служители театра, полисмены, пожарные – кого только здесь не было!
Наконец Билли, героически владевший собой, предложил Трильби покинуть с ними театр и поехать к нему на квартиру. Таффи признал, что это наилучший выход из создавшегося положения, и обратился к месье Икс, который, убедившись, что три приятеля – старые друзья мадам Свенгали и вполне порядочные люди, с радостью согласился на это предложение, освобождавшее его от дальнейших забот о ней.
Маленький Билли и Таффи поспешили на Фицрой-сквер, чтобы предупредить хозяйку квартиры, которая сначала была очень раздосадована такой новостью. Но ей разъяснили, что другого выхода нет. Ей рассказали, что у мадам Свенгали, величайшей певицы в Европе и старинного друга её жильца, внезапно, от горя вследствие трагической смерти супруга, помрачился рассудок и что, во всяком случае, эту ночь несчастная женщина должна провести в квартире Билли, а он переночует в гостинице. Её уверили, что к больной немедленно вызовут сиделку, а сама больная смирна, как овечка, и, возможно, к утру, после ночного отдыха, придёт в себя. Тут же послали за доктором, а затем прибыла Трильби в сопровождении Лэрда. Её внешность и роскошные соболя произвели такое впечатление на миссис Годвин – квартирную хозяйку Билли, – что, фигурально выражаясь, она чуть не преклонила перед ней колена. Затем Таффи, Лэрд и Билли отправились по делам: один за ночной сиделкой, другой за Джеко, а третий за кое-какими вещами Трильби в отель «Нормандия» и за её горничной.
Оказалось, что горничная (старая еврейка, родственница Свенгали), обезумев от горя при известии о смерти своего хозяина, побежала в театр, а Джеко арестован. Дело принимало скверный оборот. Друзья сделали всё, что было в их силах. Они провели на ногах почти всю ночь.
Так закончилось выступление Ла Свенгали в Лондоне.
Автор книги не присутствовал лично при этом чрезвычайном происшествии, поэтому описывает его на основании, с одной стороны, разных слухов и частной информации, а с другой, – газетных репортажей. Его рассказ, безусловно, весьма неполон и несовершенен.
Если эти страницы попадутся на глаза человеку, бывшему свидетелем печального исхода концерта и он найдёт большие неточности и погрешности в неприукрашенном изложении сего, автор почтёт себя глубоко обязанным за всякое исправление или дополнение, – оно будет учтено и с благодарностью внесено в последующие издания. Их будет, без сомнения, множество, этих изданий, ввиду огромного интереса, проявляемого к Ла Свенгали даже теми, кто никогда её не видел и не слышал (а такие есть). К тому же автор случайно располагает интереснейшими данными и личными воспоминаниями для составления её краткой биографии – более чем кто-либо другой из поныне живущих, за исключением, конечно, «Таффи» и «Лэрда». Им он обязан сведениями, которые, возможно, представляют из себя серьёзную историческую ценность для тех, кто изучает данный период времени.