Молчание, через которое до их сознания донесся далекий шум транспорта.
– Ты имеешь в виду, так, как Якоб Фуггер воспользовался верой Джакомо Фонтанелли?
– И не забывай о Микеланджело Вакки.
Рядом с алтарем появился мужчина, наверное, работник церкви; он перетащил на новые места два подсвечника и стал возиться со свечами. Все казалось таким пугающе нормальным.
– А тогдашние люди, – спросил Джон, – во что они верили? Они ведь пришли сюда, в церковь. Они должны были во что-то верить.
Урсула пожала плечами.
– Не знаю. Мне тогда казалось, что они просто в отчаянии и нет другого места, куда они могли бы пойти. И уж совершенно точно они не верили в то, что смогут свергнуть государство.
– Не верили?
– Никто не верил в это. Этого хотели немногие. Большинство удовлетворилось бы некоторой демократизацией общества и свободой передвижения. С этого все и началось – с того, что имена людей, которые подавали запрос на поездку за границу, вывешивали в витрине церкви, потому что те боялись однажды бесследно исчезнуть. – Она обернулась к нему. – Никто всерьез не ожидал, что может произойти что-то вроде воссоединения, – в этом вся и шутка, понимаешь? Несмотря на Горбачева в Москве, несмотря на гласность и перестройку, ни один человек не рассчитывал на это. Ни тайные службы, ни правительства, никто. Ни один ясновидящий не предсказывал этого, ни один компьютер не рассчитал этого, нет ни одного утопического рассказа, в котором автор осмелился бы описать воссоединение Германии и развал Варшавского пакта, да еще мирно и без кровопролития. И я утверждаю, что это было невозможно ни предугадать, ни заставить свершиться. Все с тем же успехом могло произойти иначе. Они могли начать стрелять девятого октября. Девятое ноября с тем же успехом могло стать началом третьей мировой войны. Все ходили по лезвию ножа. Нам просто повезло.
– Или так было предначертано.
– И по этому же предначертанию все временами случается иначе? Нет, спасибо. Какой мне прок от предначертанного, которое может означать с равным успехом и мою смерть? Я уж лучше скажу, что мне повезло, если повезет.
– Неужели все было действительно настолько опасно? Я и не помню.
– Об этом никогда особенно не говорили. Я исследовала данный вопрос; впоследствии это стало одной из моих первых работ во время учебы на историческом факультете. Не было ни единого военного плана на тот случай, если произойдет мирное восстание и после него правительство сдастся. Кроме того, вечером девятого ноября люди только потому массово устремились через границы, что неправильно поняли соответствующие заявления правительства: было предусмотрено не настоящее открытие границ, а всего лишь упрощение обработки туристических заявлений. А если бы хотя бы один пограничник выстрелил? – Она дала ему время подумать, наблюдая за ним, а когда заметила, что это произвело на него впечатление, добавила: – Для меня это означает, что все хитрые планы, расчеты вероятностей и анализы тенденций ничего особенного не значат. Что будет, то будет, и только по-настоящему важные события в этом веке произошли неожиданно. И если сегодня посмотреть на старые прогнозы, которым лет пятьдесят и больше, то становится просто смешно: почти ничего не случилось так, как было предсказано. – Она накрыла его руку ладонью. – Поэтому я тебе говорю: все это мистификация. Пророчество – это мистификация. Люди, утратившие будущее, – мистификация.
– А то, что мне принадлежит половина планеты? Это тоже мистификация?
Урсула зажмурилась.
– Ты вынужден бежать от собственных телохранителей, словно вор. Как бы ты это назвал? Свободной, полной жизнью?
Профессор открыл толстую папку, бросил ее – она тяжело упала на стол перед Маккейном – и стал перелистывать в ней диаграммы.
– Вот, к примеру. Возможный сценарий развития всех экономик. Как вы легко можете видеть, здесь вы имеете большое влияние. Вы можете выбрать почти любую страну мира и решить, расцветет ли ее экономика до невиданных масштабов или разрушится полностью. Номера соответствующих наборов данных указаны в диаграммах, относящиеся к ним стратегии – в приложении. Справочник по мировому господству.
Маккейн перевернул страницы кончиками пальцев.
– В голове не укладывается, что подобное влияние бесполезно.
– Потому что вы путаете две вещи: деньги и реальность. Все, что вы можете контролировать, – это деньги. Но деньги – это просто фикция, человеческая условность. Если вы контролируете деньги, то можете контролировать экономику, но только до тех пор, пока придерживаетесь всех уговоров по умолчанию. А на все, что не является частью экономического процесса, вы практически не имеете влияния. Например, на размножение. – Коллинз подошел к одной из иллюстраций, постучал по ней тыльной стороной руки. – Это прогноз возможного развития численности населения. Поразительно узкий канал, вы не находите? Еще до наступления 2000 года на свет родится шестимиллиардный человек, что неизбежно. И это число удвоится снова, с этим можно справиться разве что маргинальными методами.
Маккейн поднес ко рту сжатый кулак, мрачно воззрился на кривые и недовольно покачал головой.
– И это только половина правды, – продолжал ученый. – Потому что если посмотреть на стратегии, которые постепенно влияют на рост населения, то выяснится, что они, к примеру, способствуют превращению земель в степь, росту пустынь и засолению почв. – Он указал на другую, меньшую иллюстрацию. – Вот, развитие пахотных земель. В 1980 году на одного жителя Земли приходилось 0,31 гектара плодородных земель, в 2000 году это число будет составлять всего 0,16 гектара. И плодородные земли исчезают, что касается как их площади, так и их качества и урожайности. Эрозия, усиленная неизбежной культивацией: засоление почв в тех местах, где ирригация обязательна, и, наконец, отравление вносят свой вклад. Через двадцать пять лет, судя по всему, одному человеку придется довольствоваться менее чем 800 квадратными метрами, то есть просто большим садом. Как это может быть? – Он бессильно опустил руки. – Этого не будет.
Некоторое время они сидели, словно примерзнув к своим местам, предаваясь размышлениям. Затем Маккейн задумчиво откинулся на спинку кресла, которое издало пронзительный скрипящий звук.
– И все равно я не могу поверить, – произнес он. – Как, к примеру, насчет сырья? «Фонтанелли энтерпрайзис» де-факто обладает монополией на множество металлов, имеющих решающее значение в технике. Мы можем остановить добычу, если захотим. Или энергия? Хоть мы и не контролируем весь рынок нефти, но можем поднять цену до почти любого уровня. Это ведь должно иметь значение для ваших моделей.
Коллинз снова сел на краешек стола.
– Имеет. Даже если вы будете давить на всю сложную систему, то возникнут стратегии отклонения – совершенно автоматически, поскольку тем самым вы усилите привлекательность альтернативных вариантов. Возьмите хотя бы энергию. В той же степени, в какой будет расти цена на нефть, будут становиться все более привлекательными другие варианты, к примеру, солнечная энергия.
– Против этого я ничего не имею.
– Но тем самым вы теряете средства давления. То же самое касается сырья. Этому даже существуют прецеденты в истории. Во время мировых войн враждующие стороны пытались отрезать друг друга от обеспечения сырьем путем бойкота или морских блокад, от того сырья, которое считалось важным для ведения военных действий, – с тем результатом, что были изобретены заменители, иногда намного лучшие.
Маккейн с каменным лицом положил руки на подлокотники.
– Значит, таков ваш результат? Что все потеряно, что это только вопрос времени?
– Этого я не говорил. Результат таков, что ваших возможностей недостаточно для влияния на систему, чтобы предотвратить коллапс. Проще говоря, это не в вашей власти.
– О, спасибо, – произнес Маккейн.
– Однако никто не говорит, что благодаря далеко идущим мерам в рамках международного сотрудничества…
Профессор замолчал, когда его гость при этих словах запрокинул голову и издал резкий звук, отчасти напоминавший крик, отчасти смех.
– Международное сотрудничество? – проревел Маккейн. – Профессор, вы на какой планете живете? Когда и где существовало плодотворное международное сотрудничество? Для этого существуют прецеденты? Я знаю только прецеденты катастроф. Все эти экологические конференции, не давшие абсолютно никакого результата… Нет, не говорите мне об этом. Это просто смешно.
– У нас здесь есть самые точные, самые обоснованные прогнозы, которые когда-либо производились. Мы могли бы рассчитать результаты любой предложенной программы и представить их вниманию участников международной конференции.
Маккейн засопел и покачал головой.
– Забудьте об этом.
– Благодаря публикации мы могли бы…
– Публикаций не будет.
– Вы начальник. – Казалось, худощавая фигура Коллинза сморщилась еще больше. – Но если быстро и решительно не принять серьезные меры, то я не смогу предложить вам ничего, кроме голода и эпидемий, лежащих за границами воображения, а в конце концов – огромную пустынную планету, на которой уже не будет смысла жить.
Они ждали их перед домом, в котором у родителей Урсулы была маленькая трехкомнатная квартира с балконом. Вдруг словно из-под земли вырос Марко и произнес: «Добрый день, мистер Фонтанелли», изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не было упрека. Полностью ему это не удалось. Остальные ребята, вышедшие из припаркованной машины, мрачно посмотрели на него и ничего не сказали.
Семья Вален жила на пятом этаже, лифт отсутствовал. Они ждали их в дверях, когда Урсула и Джон, с трудом переводя дух, поднялись по темной лестнице, – два скромных обывателя, лица которых при виде дочери, казалось, засияли. Они поприветствовали гостей. Мать Урсулы произнесла: «Welcome»[68], но тут же поспешила добавить: «I don’t speak English»[69]