ости, ни экономической, ни экологической. Но стоит начать взимать налог на сырье, как вдруг фирмы, занимающиеся вторичной переработкой, примутся звонить в дома и скупать мусор.
– Это послужило бы хорошим стимулом к тому, чтобы делать более долговечные и крепкие приборы, – продолжал развивать мысль Джон. – Даже если они будут стоить дороже, это все равно будет выгодно.
– Вот именно. Если сырье станет дорогим, все трижды подумают, стоит ли распылять его по миру в виде вредных веществ. – Роберн поднял руку. – И помните, само собой, упраздняются все налоги на добавленную стоимость. Это означает, что работа снова подешевеет, потому что перестанет облагаться налогами. Разного рода услуги станут скорее дешевле, чем дороже. Безработица уже не будет проблемой.
Джон задумчиво кивнул.
– Но разве это справедливо? – вдруг пришло ему в голову. – Я имею в виду то, что определенный объем ресурсов и в первую очередь энергии необходим для того, чтобы остаться в живых. Не скажется ли ваш налог в первую очередь на бедняках, в то время как богатым загорится зеленый свет, позволяя тратить средства на разрушающие окружающую среду виды деятельности?
Роберн развел руками.
– Мистер Фонтанелли, ведь в прошлом вы не могли не заметить, что все несправедливости больше сказываются на бедных, чем на богатых, не считая, пожалуй, кризиса в отрасли производства икры. Это ведь наше определение богатства, не так ли?
– Конечно, но ведь мне не нужно еще больше ухудшать ситуацию с помощью системы налогов. Или вот подумайте о том, что различные страны обладают различными залежами полезных ископаемых. В Японии, к примеру, практически нет никаких. Поэтому ей достанется минимальное количество налогов.
– Это уже довод получше, – согласился Роберн, – и по этому поводу у меня тоже есть предложение. Налоги на сырье, как уже было сказано, должны быть едины во всем мире, но я бы разрешил отдельным государствам или даже регионам дополнительно облагать налогами состояния своих граждан. Такой налог сильнее сказывался бы на богатых и таким образом обеспечил бы социальное равенство. Более того, такой способ позволил бы устранить многие препятствия, которые на самом деле мешают свободе передвижения: границы, иммиграционные квоты, ограничение на разрешение заниматься трудовой деятельностью и так далее, – поскольку вся миграция сама собой урегулируется различной привлекательностью регионов.
«Это звучит неплохо», – признал Джон. И вдруг ему вспомнился его первый визит в Лондон, в другой офис, при других обстоятельствах, и как все тогда звучало хорошо, практически гениально.
Как давно это было… Так много всего произошло с тех пор – и все же… ничего…
– Но разве не вернемся мы к той же самой проблеме? – спросил он. – Как вы собираетесь определить, сколько должны стоить те или иные полезные ископаемые?
Роберн кивнул, словно только и ждал этого вопроса.
– Это та же самая проблема, с той лишь разницей, что для нее существует решение. Почти до грубости простое математическое решение. Достаточно лишь верно все сбалансировать в тех же самых масштабах, которые справедливы для предприятия. Возьмем, к примеру, уголь или нефть. Никто сегодня не станет спорить с тем, что эти вещества представлены в ограниченных количествах. Существуют различные теории насчет того, насколько велики запасы, но в том, что они ограничены, едины все. Итак, в экономике предприятия запасы относятся к наличному капиталу, и поэтому их нужно уравновесить с издержками на восстановление. Именно так нам следует поступить и в этом случае.
– Издержки на восстановление? – удивился Джон. – Но откуда нам взять новую нефть?
– Нефть – это ископаемый энергоноситель, а значит, в принципе представляет собой окаменелую солнечную энергию. Следовательно, в качестве издержек на восстановление нужно по меньшей мере учесть расходы, связанные с получением соответствующего количества солнечной энергии в наши дни. Поскольку сжигание данного количества нефти вызывает к тому же измеримое ухудшение качества воздуха, то придется в налоге на ископаемый энергоноситель еще и учесть надбавку за очистку воздуха, которую, признаю, рассчитать несколько сложнее. Вуаля – налог на ископаемый энергоноситель.
Джон нахмурил брови.
– Но ведь это означает, что солнечная энергия в любом случае станет дешевле любого другого вида энергии.
Роберн лукаво улыбнулся.
– Поздравляю. Вы уже начинаете понимать, к каким благословенным последствиям приведет человечество моя реформа.
– Но как вы собираетесь рассчитать издержки на восстановление, скажем, меди? Ее придется завозить с другой планеты или как?
– Да, пожалуй, но в этом месте мы можем позволить себе мыслить прагматично, – сказал Роберн. – Как вам, возможно, известно, практически любой элемент, встречающийся в земной коре, можно добывать из морской воды, причем в головокружительно больших количествах, и запасов хватит на больший срок, чем мы можем выжить на этой планете в качестве вида. Единственная проблема заключается в том, что добыча названных элементов, той же меди из воды – довольно энергоемкий процесс. Рассчитываем расход энергии, и вот уже получаем наш налог на медь.
– Однако похоже на то, что сырье тогда станет безумно дорогим.
– Что дает также безумный стимул к развитию более экономной технологии, – согласился с ним Роберн. – Существует немало чудесных историй о том, как нехватка чего-то пробуждает технический гений.
– Но если в море присутствуют все вещества в огромных количествах, – пришло в голову Джону, – то на самом деле вообще не существует никакой нехватки сырья.
Высокородный журналист ткнул в него пальцем.
– Этот кандидат набрал сто очков. Мы приближаемся к сути моей концепции. Налог на сырье, кстати, не имеет своей целью в первую очередь сберечь ограниченные запасы. На самом деле у нас не настолько быстро закончится сырье, не считая нефти и газа. А вот что закончится скоро, так это способность экосистем вбирать в себя вредные вещества и избыточную энергию. Мы можем превратить весь мир в одну огромную нежилую свалку, а в земной коре все еще будет достаточно металлов, чтобы поддержать существующее техническое производство. Самое основное заключается в том, что нам нужны полезные ископаемые и энергия для того, чтобы загрязнять окружающую среду. В принципе, это та же самая идея, что высказывалась и тогда, в моей книге, только теперь я подхожу к ней с другой стороны. С той стороны, которую легче контролировать. Принцип тот же самый: обложить налогом то, что вредно, и таким образом наметить вехи для преобразования экономики. И, что самое прекрасное в моем концепте, это преобразование произойдет совершенно свободно. Не нужно никаких предписаний, никаких десятилетних планов, никакой экологической полиции, ничего подобного. Вы можете предоставить заботу о деталях механизмам рынка. Рынок решит все так же идеально, как делал это всегда. Лишь задать граничные условия, вот что нужно сделать. Упраздните налоги на произведенную механическую работу и введите налог на сырье – и спасение человечества произойдет автоматически.
После того, как Роберн ушел, Джон ходил взад-вперед по своему кабинету, словно пойманный в клетку тигр, по кругу, как мысли в его голове. Он надеялся получить новый план по исполнению пророчества, но вместо ясности и уверенности его наполняли смущение и малодушие.
– И как мне это сделать? – спросил он. – Я ведь не устанавливаю налоги. Налоги устанавливают правительства.
Роберн только пожал плечами.
– Вы самый могущественный человек. Вас послушают.
Неужели? Послушают предпринимателя, который требует изменить систему налогообложения? Да никогда в жизни.
– Я могу только подать идею, – защищался Роберн. – А воплощать ее придется другим.
На этом они и расстались.
Джон неотрывно смотрел в окно, которое все сильнее и сильнее засыпал снег. Сработает ли это вообще? Все звучало так хорошо, но ведь он не специалист и в принципе не мог судить. Ладно, он может подключить к этому экономический отдел. Может начать исследование совместно с каким-нибудь университетом. Пригласить для разговора людей из валютных фондов или Всемирного банка, знакомых с международными финансовыми концептами.
– Я не могу, – произнес вслух Джон, прислушиваясь к звуку своего голоса. – Я не могу, – повторил он и решил, что это звучит довольно правдиво.
Он уже был не способен еще раз вложить всю душу и сердце в чей-то план, обещавший спасти мир. И неважно, насколько убедительно он звучит. У него уже не было сил, больше не было веры. Маккейн вначале тоже был убедителен, а способность Джона ввериться чему-то полностью исчерпалась в этом проекте.
Он сжал правую руку в кулак, медленно, глядя при этом на свои пальцы.
– Хотелось бы мне, чтобы хоть раз в жизни мне пришла в голову идея, – сказал он, обращаясь к собственному отражению в стекле, через которое уже не было видно мира снаружи, погружавшегося в ночь и холод.
Позднее он позвонил Полу Зигелю и сказал:
– Ты мне нужен.
– Что, опять? – спросил тот.
– Я хочу, чтобы ты взял на себя управление «Фонтанелли энтерпрайзис».
На другом конце провода послышался протяжный вздох.
– Джон… это мило с твоей стороны, ты наверняка хотел как лучше, я польщен, конечно же. Но я специалист по политической экономии, а не по экономике и организации предприятия.
– Пол, – ответил Джон, – оборот моего концерна выше, чем внутренний валовой продукт большинства государств этого мира. У меня больше сотрудников, чем жителей в Финляндии. Кто, если не специалист по политической экономии, должен с этим справиться?
На миг воцарилась тишина. Потом Пол Зигель кашлянул.
– В любом случае это аргумент.
45
Общество «Темпл туморроу» приглашало на конгресс под названием «Планетарный менеджмент». Приглашало в Сан-Франциско лауреатов Нобелевской премии, бывших президентов США, убеленных сединами бывших глав государств и самых именитых управляющих экономикой со всего мира, чтоб на протяжении трех дней в знаменитом отеле «Фермон», этом культовом месте благосостояния, обсуждать