Тщательно выстроенные планы приходилось перестраивать. Передача состояния теперь должна была произойти не во Флоренции, а в Риме, прямо в министерстве финансов. В строжайшем секрете держались дата и время.
– Нужно вызвать вертолет, – заметил в разговоре Эдуардо. – По крайней мере, в том случае, если репортеры будут осаждать наши ворота.
– Наш автомобиль они пропустят, – ответил его отец, выглядевший так, словно с момента появления прессы вообще перестал спать. – Не стоит бросать деньги на ветер.
Джон хотел рассказать Вакки о звонке, но почему-то откладывал. И чем дольше длились разговоры, тем более неподходящим казался ему момент. В принципе, это ведь не имеет значения, не так ли?
То, что акт передачи будет теперь проходить в самом Риме, облегчит дальнейшую официальную процедуру, которая должна была состояться до этого.
– Есть небольшое осложнение, – поведал ему с обезоруживающей улыбкой Альберто. – Короче говоря, вы должны стать итальянцем.
Осложнением было гражданство. Поскольку он гражданин Соединенных Штатов Америки, с утомительной тщательностью растолковывал ему Грегорио, все его доходы по всему миру облагаются налогами США. А значит, и наследство, о котором идет речь. Поскольку с американскими финансовыми структурами договориться не удалось, оставался только один путь: сменить гражданство.
Эта мысль не понравилась Джону.
– Мой дед бежал от Муссолини. Он ожесточенно боролся за американский паспорт. Мне не нравится то, что я должен теперь от него отказаться.
– Надеюсь, от вас не укрылся тот факт, что Муссолини уже не у власти, – заметил Альберто.
– Я любил деда, понимаете? Он очень гордился тем, что стал американцем. И отказаться от этого кажется мне предательством.
– Ваш патриотизм и родственные чувства выше всяких похвал, – сказал Грегорио Вакки. – Но несколько сотен миллиардов долларов – слишком высокая цена за это, вы не находите?
– Конечно, но сама идея не должна мне нравиться. И она мне не нравится.
– Вы слишком серьезно к этому относитесь, – вмешался Эдуардо. – Вы будете богатым человеком, Джон. Ваше состояние будет больше, чем ВВП большинства государств в этом мире. Вы сможете отправиться туда, куда вам заблагорассудится. Если смотреть на вещи реалистично, вы можете даже не придерживаться договоренности с министерством финансов Италии. Ну что они сделают, если вы уедете? Ничего. А теперь подумайте, какое значение имеет ваше гражданство с учетом всего этого.
Наконец Джон сдался.
– Ну ладно. Когда все это начнется?
– Как только все будет готово. Сохранение тайны, защита людей и так далее. Кроме того, после церемонии вас хочет принять премьер-министр, – сказал Грегорио Вакки. – В следующий четверг.
Складывалось впечатление, будто он ждет не дождется.
Джон стоял у окна библиотеки и сквозь плотные шторы наблюдал за сотрудниками прессы, стоящими лагерем перед ведущими во двор воротами, словно публика на концерте под открытым небом. Он поражался упрямству и выдержке, с которой ждали репортеры, несмотря на его заявление о том, что он не будет давать интервью, пока передача наследства не завершится нотариально. Все это производило какое-то нереальное впечатление, и еще более нереальным казалось то, что поводом к этому стал он. Нет, даже не он, не он лично. Поводом было что-то вроде мечты, которую он воплощал, возможно, мечты о бесконечном богатстве. Похоже, никто не догадывался, насколько пугающим могло стать это состояние.
И он решил, что расскажет людям о завещании Джакомо Фонтанелли.
– Джон? Ах, вот вы где.
Голос Эдуардо. Джон обернулся. В комнату вошел Эдуардо в сопровождении человека, из которого можно было легко сделать двух: широкоплечий колосс, выше его на голову, которого испугался бы даже мастер спорта по боксу.
– Позвольте представить вам Марко. Марко, это синьор Фонтанелли.
– Buongiorno[11], – сказал мужчина и протянул Джону руку, напоминавшую лопату. Джону пришлось сделать над собой усилие, чтобы пожать ее, но он напряг мышцы так, будто намеревался порвать рукав темного костюма Марко, и рукопожатие вышло вполне сносным.
– Марко работает в лучшем охранном агентстве Италии, – пояснил Эдуардо.
– Охранном агентстве?
– Ваш телохранитель, signore[12], – произнес Марко.
– Мой… – Джон судорожно сглотнул. Ах да, Вакки говорили о чем-то подобном. Сто лет назад, в другой жизни. Телохранитель. Как у короля, которому приходится защищаться от бессовестных соперников. – Телохранитель. Я понял. Вы должны за мной присматривать.
– Si, signore[13].
Уже одно только физическое присутствие этого человека внушало суеверный страх. Наверняка ему не придется делать ничего, кроме как просто быть рядом, чтобы заставить потенциальных убийц задуматься о другом. Джон глубоко вздохнул. Телохранитель. Это делало всю эту историю чертовски реальной.
Он посмотрел на Эдуардо, каждая петелька новомодного костюма которого, казалось, излучала удовлетворение.
– И как это будет происходить на деле? Я имею в виду, он что, будет все время рядом, повсюду сопровождать меня?..
– Scusi, signore[14], – вставил Марко. – Самая большая опасность, которая вам угрожает, – это похищение с целью вымогательства. За исключением ситуаций, когда необходимо провести вас в целости и сохранности через большую толпу, я всегда будут находиться настолько близко, насколько необходимо для того, чтобы исключить эту опасность.
Джон уставился на великана. Он осознал, что автоматически исходил из того, что человек с такой горой мышц вряд ли способен мыслить разумно или вообще внятно изъясняться.
– Похищение… – наконец выдавил из себя он. – Я понял.
– Сегодня во второй половине дня прибудут еще несколько моих коллег, – продолжал Марко, – которые будут обеспечивать безопасность поместья с помощью овчарок и дополнительных сигнализационных устройств. Наша цель – добиться того, чтобы ваша спальня была абсолютно надежной, чтобы никому из нас не было нужды там присутствовать.
– О. Чудесно.
– За пределами своей комнаты вы также можете целиком и полностью полагаться на нашу тактичность, – серьезно произнес телохранитель. Его речь больше походила на речь преподавателя социологии, чем на речь человека, в обязанности которого входит ежедневно поднимать тяжести и проводить тренировки по карате.
– Прекрасно, – сказал Джон. Затем он вспомнил кое-что еще. – Я могу узнать, как ваша фамилия?
Похоже, вопрос застал великана врасплох.
– Такого вопроса мне еще никто из клиентов не задавал, – признался он. – Бенетти. Мое полное имя Марко Бенетти.
– Очень приятно, – кивнул Джон, и они еще раз пожали друг другу руки.
Поместье постепенно превращалось в крепость. Вокруг здания патрулировали люди с плечевыми кобурами и овчарками. Ночью не выключали внешнее освещение. На каждом углу дома установили камеры. По ту сторону старого массивного решетчатого забора замерли репортеры в жилых прицепах и под тентами, следя за каждым движением во дворе и за окнами. С каждым днем Джону казалось, что они напоминают жадную свору каких-то неизвестных хищных животных.
Идя по коридорам, он слышал, как где-то далеко, приглушенный несколькими дверями, постоянно звонит телефон. По очереди то Грегорио, то Альберто, то Эдуардо каждые несколько часов выходили во двор и отвечали на вопросы журналистов. Все это напоминало Джону волны наводнения, бившиеся в стены этого здания, высвобожденные силы природы, против которых не было постоянной защиты.
В тот же день, когда телохранители приступили к работе, ему представили еще кое-кого: невысокого стареющего человека с необычайно прямой осанкой, которому было примерно около шестидесяти и который оказался его учителем итальянского.
– Но я ведь говорю по-итальянски, – удивился Джон.
– Scusi, – покачал головой professore. – Вы насилуете язык своих предков. Вы говорите на «резиновом» итальянском. Слова вы подбираете гротескно, ваш синтаксис – настоящая катастрофа. Давайте приступим к работе немедленно.
Итак, они каждый день перед обедом и после него запирались на два часа в библиотеке, где Джон под руководством professore зубрил итальянские слова, изучал грамматические правила, тренировал разговорную речь и снова и снова повторял предложения с исправленной интонацией.
Поселился professore в одной из небольших комнат для гостей в доме Вакки, еще одну из них на следующий день заняла несколько полноватая, но очень элегантная дама среднего возраста.
– Синьора Орсини – учитель танцев и хороших манер из Флоренции, – представил ее бесстыдно ухмыляющийся Эдуардо. – В свое время она пыталась научить хорошим манерам меня. Может быть, с вами ей повезет больше.
– Я представляю себе это таким образом, – с теплой располагающей улыбкой заявила синьора Орсини. – В первой половине дня мы занимаемся вопросами этикета, ближе к вечеру – танцевальные занятия. Вы должны непременно уметь танцевать, чтобы двигаться по паркетному полу с подобающей уверенностью.
Почему-то Джон ожидал, что учительница танцев скажет нечто подобное.
– В первой половине дня у меня уроки языка, – ответил он.
– Тогда встанете немного раньше, – коротко ответила ему синьора Орсини.
Однажды, спускаясь с урока языка на встречу с синьорой Орсини, он увидел Эдуардо с большим ящиком, полным писем, и услышал, как тот говорит отцу:
– Нам придется организовать секретариат.
Грегорио Вакки вынул одно из писем и посмотрел на него.
– Это похоже на русский.
– Большой секретариат, – сказал Эдуардо. – Это наверняка только начало.
Все жило в ожидании великого дня. Каждый день в газетах появлялись новые заметки, посредством телевидения во всем мире узнавали новые подробности из жизни Джона, о которых сам бы он давно забыл. Он поговорил по телефону с матерью, которая взволнованно рассказывала ему о том, как настойчивы ребята с телевидения. По Си-эн-эн он услышал о том, насколько высокого мнения были о нем его бывшие одноклассники и учителя. Эн-би-си выпустило интервью с Сарой Брикман, в ходе которого она несколько раз подчеркнула, что Джон был величайшей и единственной любовью всей ее жизни.